Эхо войны - Дем Михайлов

Дома…. Я дома. Я снова дома….

Опустившись на кровать, минут десять сидел неподвижно, уронив руки, повесив голову, опустив плечи. Собирался с силами и мыслями, прогонял все заново в голове. Искал изъяны в плане и по-прежнему находил их в изобилии. Что ж… поделать нечего. Я сделал все что мог, упростил все, как только мог, очистил от ненужной шелухи — Заповедь Тимофеича эхом звучала в моей голове «чем проще — тем лучше», «чем проще — тем лучше». Куда уж теперь проще….

Мягко встав, принялся раздеваться. Содрал с себя защитную одежду из вараньей кожи, бросил ее на кровать. Из ящика достал рваные лохмотья, набросил на плечи эти нестиранные тряпки — одежда моя и пострадала так вместе с моей кожей в одной из охотничьих вылазок. Такие дыры не зашить, но сейчас это только играло мне на руку.

На кровать же я выложил все метательные ножи, уложил рядышком лопатку, чуть поодаль опустил рюкзак. Из другого ящика достал три грубых метательных ножа — не моих, сделанных грубо, воздух режущих из рук вон плохо. Заменил крепкую обувь расползающимися кедами подвязанными бечевкой и проволокой. Вроде бы и все…. Ах да…. Из угла я достал пропитанный солярой рюкзак завернутый в пакет. Достал его, развернул, забросил внутрь пару кусков мяса, баклажку с плещущейся на донышке мутной водой. Туда же поместил несколько безделушек, перочинный разболтанный нож, не работающие карманные часы, сломанную зажигалку и полупустой тюбик какого-то крема — немного намазал его на лоб и щеки. Прямо поверх песка застывшего на моем лице сплошной коркой.

Все…. Все….

Я постоял еще минуту, решил ничего не добавлять к облику. Еще несколько минут потратил на последние приготовления. А затем покинул берлогу, надежно закрыл люк, набросал сверху песка. Поправил на плече рюкзак воняющий солярой и маслом, нащупал взглядом направление и сорвался на бег. Моя душа рвалась вперед, мое нутро требовало решить уже, наконец, это столь важное дело.

Пройдя насквозь через руины окраинного микрорайона, я пересек заваленную песком и мусором дорогу, круто свернул и, не останавливаясь, побежал дальше, хрипло крича и запалено приседая через шаг:

— Битум! Я Битум! Братва! Быстрее пустите!

— Эй, замри придурок! — гневно крикнул рослый мужик в рваной кожаной куртке, стоявший у стены из красного кирпича. За его спиной — еще десяток мужиков вооруженных тесаками, парой ружей, арматуринами.

— Я Битум! Битум! — орал я, переходя на шаг.

— Пошел нахер отсюда!

— Стой, Никло! — крикнул стоящий позади, быстрым шагом направляясь ко мне — Это тот охотник, что ушел с бессадулинскими и русскими в пески! Тот Битум!

— Да! Да! — судорожно закивал я и со страхом взглянул через плечо — Я только вернулся! Татарин прознал! Прознал! Послал людей!

— Вы вернулись? Вы уже вернулись? — заорал Никло, хватая меня за грудки и бешено тряся — Отвечай, гнида! Уже вернулись? С грузом? Что привезли с собой? За чем ездили? Стволы хапнули? Огнестрелы хапнули, спрашиваю тебя, сопля ты гнойная!

— Я один, один вернулся — ощерился я безумно — Но мы дошли до места! Дошли! Там много чего! Ай много! Оружие! Оружие! И золото! Я знаю где это место! Могу показать дорогу! Но не забесплатно! Ой не за бесплатно! Хочу двух девок прямо сейчас! Ящик настоящего коньяка! Три коробка травки! Прямо сейчас хочу!

— Я тебе сейчас харю вскрою вот этим ножом! — к моей щеке прижалось лезвие внушительного тесака, потекла кровь. Я возмущенно заорал, задергался, захрипел:

— Режь! Режь! Только я знаю место!

— Стой, Никло! — зарычал старший — Спятил? Ведите его внутрь! Быстро!

Два бугая подхватили меня с боков, приподняли над землей и словно кутенка с легкостью затащили внутрь. Несколько рук охлопали меня со всех сторон, забрали найденные ножи, сорвали с плеч рюкзак, сорвали рваную рубаху и обувь. Я остался в одних штанах.

Делать было нечего. Показывая всем свое грязное, худое и пахнущее пустыней и солярой тело, я выпятил грудь, поднял подбородок:

— Только Пахану расскажу! Я знаю, где место! Только ему покажу! Мог бы и Татарину рассказать, но я в курсах что почем, кто на самом деле городом рулит, знаю отчетливо. Я к Пахану со всей душой!

— Ты у меня ща запоешь — мрачно пообещал мне угрюмый Никло.

— Да глохни ты уже — рявкнул вошедший в коридор крупный мужчина далеко за сорок, явно слышавший все мои слова — Ты Битум?

— Да! Я! Охотник! Проводник!

— Точно, именно тебя описывали — кивнул мужчина, внимательно оглядывая меня с ног до головы — Видать нелегко пришлось.

— Там кучу народу положили — сумасшедше осклабился я — Кучу! Долбанную кучу народу положили и нассали сверху, а затем подожгли! Дым! Огонь! Пыль! Яма! Я видел долбаную гребаную чертовую проклятую Яму своими глазами! Своими глазами! Ясно? Я видел! А как русские палили во все стороны! Как строчили из пулемета! Мясо кусками во все стороны! Оторванные руки! Черт! Черт! Выпить мне! Выпить!

— Дайте ему. Пусть поправит здоровье.

Мне в руку всучили граненый стакан, доверху налитый самогоном. Я в три глотка жахнул всю дозу и утробно застонал, чувствуя обжигающий огонь полившийся по телу. Утер заслезившиеся глаза, повторил:

— Только Пахану! Все расскажу! Мне много не надо, че там…. Кропаль возьму. Немного того, немножко сего.

— Ты выпей еще!

— Нет! Напоить хотите?! Нет! — отшатнулся я от следующего стакана.

— Силком вольем — пообещал Никло, но я бесстрашно улыбнулся и сплюнул ему под ноги:

— Пошел ты чучело придверное.

Дых!

Я улетел вверх тормашками, врезался в стену. Меня тут же подняли на ноги, пощупали бережно голову — по которой и врезал Никло. Его самого сразу четверо с криками и матами оттаскивали в противоположный угол, Никло отбивался, бешено орал:

— Порву сучару! Порву! Пустите!

В дверь вбежал совсем молодой парнишка. Шепнул что-то на ухо старшему. Тот кивнул, взглянул на меня, велел:

— Руки к потолку подними.

С пьяной ухмылкой я послушался. Меня тщательно ощупали, проверили подмышки, ладони. Глянули даже за ушами. А затем приказали опустить руки и следовать за ним.

Кажется, самый главный в этом большом Красном Доме решил увидеться со мной лично.

Какая большая честь для простого грязного охотника….

Шагнув в распахнутые двери, я замер на месте, не дожидаясь приказа сопровождающих меня охранников. Я само послушание. Я сама робость. Я само восхищение и почтение. Я в логове Пахана. И я стараюсь не прищуриваться от исходящего отовсюду блеска.

Золото. Золото. Золото. Повсюду золото.

Огромный прямоугольный зал набит им до отказа. На желтом фоне мерцающего металла практически не заметна мебель из светлого дерева.

Пирамиды из желтых слитков, груды монет и всевозможных ювелирных украшений на многочисленных столах и полках. Несколько хрустальных ваз доверху наполнены золотыми зубами.

Повсюду этот мягко мерцающий в свете настенных ламп металл. Абсолютно бесполезный с моей точки зрения мусор. Негодный ни для чего.

Но я ничем не выдал своего мнения. На моем растянутом в робкой улыбке пьяноватом грязном лице не дрогнул ни один мускул. Почтительно согнув спину, я склонил голову к роскошному ковру и тихо произнес:

— Хозяин.

В ответ послышался хриплый гнусавый голос. Голос Пахана сочился, просто истекал важностью и одновременно радушием.

— Ну-ну, чего уж там, Битум. Как говорят на Востоке: проходи дорогой, гостем будешь! Не стой на пороге.

Только после приглашения я медленно поднял голову и почтительно приложил раскрытые ладони к груди. Мой взгляд медленно прошелся по полу, по столешнице массивного стола, по большому брюху, по груди и остановился на жирном небритом подбородке Пахана. Поднимать взгляд выше я не стал. Не хотел встречаться с ним взглядом. А внешность его я и без того знал досконально, до мельчайшей черточки и морщинки на лице.

— Благодарю, Хозяин.

— Сказал же — чего уж там. Зови меня как все: Пахан — прохрипел второй хозяин нашего затерянного в пустыне городка.

Надо же, насколько приятно чувствовать себя уникальным. Единственным в своем роде. Именно поэтому злобный Пахан снизошел до приветливого тона.

— Слушаюсь, Пахан — произнес я вслух, не забыв показать угодливой улыбкой как мне приятно это снисхождение.

Внутри меня все дрожало. Лишь неимоверным усилием воли я удерживал мышцы от судорог. Плохо. Самоконтроль стремится к нулю.

— Ты присаживайся, присаживайся — унизанная золотыми кольцами и перстнями рука указала на кресло перед хозяйским столом.

— Да что вы, Хоз… Пахан. Я постою — суетливо замахал я руками, опасливо косясь на массивное кожаное кресло довоенных времен — Испачкаю, не дай Бог. Пахан,… дозволь сказать.

— Говори, говори — приветливо закивал тот — За тем ведь и пришел.