Столица Сибири 2029. Берег монстров - Андрей Орлов

Все это было как сон. Голова отказывалась работать. С корабля – и прямо на бал? Даже времени не было осмотреться, что-то спланировать. Кто из великих однажды изрек: «Докопавшись до истины, хочется поскорее закопать ее обратно»? В окружении костров сновали тени людей в долгополых неряшливых одеждах. Колыхалась, гуляла волнами людская масса. Охранники по периметру – большинство в противогазах, отчего невольно возникает мысль: не распыляют ли здесь чего-то для пущей эйфории? Караульные тоже наблюдали за происходящим, бдительность притуплена. Все здесь, дурных нема…

Мы еще только осваивались на краю пустыря. Метались мысли, чувства. По периметру – руины, справа – одинокий «пряничный» домик, раскрашенный волнистыми разноцветными полосками. Местное святилище? Кучка машин на отшибе, рядом с ними как будто никого, распахнутый багажник…

– Ты готова ко всему? – спросил я у Ольги.

Она кивнула, глянув на меня с суеверным ужасом. Мы натянули противогазы. Короткий инструктаж. Я уже крался по периметру к кучке машин, прятался за горками битого кирпича. Закопченная канистра в багажнике, шланг, отверстие бензобака. Толчками сливалось в канистру горючее – мутное, грязное, с резким специфическим запахом…

Сознание пошатывалось, какая-то хрень творилась в голове – даже в противогазе я чувствовал, как под череп забирается липкая субстанция. Еще не эйфория, но уже наплевать на все. Делай что должен и будь что будет! Раскачивались люди, что-то выводили фальшивыми голосами. Фигуры в живописных лохмотьях сгрудились вокруг центрального помоста. Там горел костер и что-то происходило. Протиснуться сквозь толпу было невозможно. На это ушло бы не меньше пяти минут. Причудливые «народные» танцы вокруг костра, невнятные вопли хриплыми голосами. Взметнулась фигура в ослепительно белом балахоне, запрыгнула на помост. Куда это мы такие нарядные?

– Во славу Господа нашего! – взревел ведущий шоу хорошо поставленным сценическим голосом.

– Во славу Господа нашего! – подхватила толпа.

А дальше я не понял, что произошло. Решимости было через край, но я безбожно тормозил. Пронзительный детский визг, что-то вывалилось из мешка на помост, яростно задергалось. Взревел ведущий, завыла толпа. Черные тени, словно ангелы смерти, сомкнулись над «ягненком», принесенным на заклание. Я не видел, что происходило, но визг оборвался. Я рывком стащил с себя противогаз, чтобы не облить его рвотой… Толпа неистовствовала, взметнулся лес рук. Ведущий – видимо, тот самый архипастырь Нил – снова выкрикнул что-то пафосное, но слова не доходили – в ушах звенело. Я понял только одно – это был не Кузьма.

И в этот момент вдруг что-то еще произошло. Толпа застыла. И я застыл – хотя уже готов был ринуться в бой. В небе что-то раскатисто прогрохотало – словно колесница проехала. Июльский гром, прости боже, которого не было уже тринадцать лет? Словно колыхнулось, вспучилось темное пространство над университетским городком. Сверкнуло в небе, потом правее, левее…

Люди падали ниц, вразнобой заголосили. А я тупил до последнего, недоуменно таращился в небо. Что это было, черт возьми? Постановка, что ли, такая? Мерцание прекратилось, но вроде посветлее стало, очертились руины, черную мглу чередовали седые завихрения. Разгорелись костры, жадное пламя устремилось в небо. Вскинул руки подтянутый архипастырь.

– Во славу Господа нашего!

Я отступал в тень, чтобы припустить намеченным маршрутом. Снова опоздал. Пронзительный детский вопль.

– Не трогайте меня, дяденька!

Снова не Кузьма. Какая-то девчонка… Но это ведь ни в чем не повинный ребенок! Я уже мчался трехметровыми прыжками, прячась в тень. Обливал из канистры «пряничный» домик – ни одна сволочь на меня не смотрела…

Им было на что смотреть! Сомкнулись ангелы смерти над второй жертвой. И началось невиданное светопреставление! Грохотал гром, метались сполохи по небу – и я застыл, окаменел с канистрой в руке. Разлетелась мгла над головой – словно разгребли ее граблями, оставив какие-то рваные завихрения. Я увидел Луну! Ей-богу, тот самый подзабытый спутник планеты! Ущербный желтый диск, которого не видел целую вечность, а по бокам от Луны – то слева, то справа, зажигались, пестрели яркие желтые точки, как бы даже не звезды… И вновь грохотало, мельтешило, надрывалась сумасшедшая какофония, словно кто-то лупил по клавишам пианино всеми конечностями… В прорехах между пепельными тучами носились стаи птиц. Много птиц – то ли мутанты, то ли просто птицы, не поймешь. Они закрыли луну, но все равно рябящий желтый свет озарял унылые пейзажи, делал их веселыми, необычными…

Впору протереть глаза – такое ощущение, словно с неба что-то спускалось, но проявлялось не в полном формате. Нечто эфемерное, непонятное, громоздкое – и вместе с тем невесомое. Как бы холм, озаренный голубоватым свечением, по которому выжившим представителям человечества предлагалось подняться. Или… пандус?

Неужели у этих умников все получилось? Глупости. Параллельного мира не существует. Но это ведь точно не постановка…

Люди зачарованно смотрели, задрав головы, как проявляется чудо, обретает очертания, законченность линий, которые, впрочем, оставались пока размытыми. Застыл ведущий спектакля. Возможно, сам не ожидал… И вдруг взревел:

– Тащите обоих!

Нервы отказали. Вот оно! Не какой-то там Бог, не какая-то высокая непознанная сущность… А готовая тропа! Орали дети, которых тащили на жертвенный алтарь. Плакала девочка.

– Отвяжитесь, падлы! – орал мальчишка. – Какого хрена вы, суки, до меня докопались?!

Кузьма! Проклятый извечный вопрос: стоит ли этот мир слезы ребенка? Позволительно ли умертвить нескольких детей, чтобы для всех оставшихся началась светлая и радостная жизнь?

Возможно, я был не прав, но считал, что такое непозволительно.

«Пряничный» домик вспыхнул жадно – взвились языки огня, затрещало дерево, словно в печке. Благодатный огонь? Да хоть олимпийский! Раскатисто прогремела автоматная очередь, и ее автор уже исчезал в руинах, мчался, пригнувшись, на другую сторону пустыря. Встревожилась людская масса, отдельные особи завертели головами. Повернулся архипастырь, сдернул балахон, обрисовался голый череп, ястребиный взор. Заволновались приспешники. К горящему домику уже неслись охранники в противогазах. А я уже шел вперед с твердым намерением пробиться сквозь толпу. Действие прекратилось, народ замешкался. Охранники бросились тушить огонь. И вдруг в их рядах разгорелись истошные автоматные очереди! Кто-то повалился, за ним еще один. Закружился людской водоворот. Люди беспорядочно стреляли. Такое впечатление, что в рядах доблестных стражей объявился возмутитель спокойствия, решивший пострелять по своим. Молодец, Ольга! Вспыхнула суета, давка. Народ схлынул к центру арены. Но места на всех там не хватало. А когда я начал швырять по сторонам гранаты, и они оглушительно взрывались, расшвыривая ошметки руин, воцарилась настоящая паника. Люди метались, натыкались друг на друга, падали. Их давили собратья. Возможно, меня еще не засекли (на вид свой в доску: форма, противогаз), хотя я был уже в гуще событий. По кому мы еще не отбомбились? Впрочем, последнюю гранату я оставил – для особо тяжкого случая. Я рвался сквозь толпу, поливая свинцом над головами «штатских», вертясь как юла, едва успевая менять магазины. Когда в поле зрения возникали мятущиеся охранники, я бил на поражение, косил через одного, отрадно подмечая, что их становится все меньше. Ольга еще не выдохлась, наступала с правого фланга. Кому-то из охранников пришла в голову интересная мысль: открыть огонь по толпе (видно, обнаружил мои перемещения), но я угомонил его одной очередью. Люди разбегались, стонали раненые. В какой-то миг я вскинул голову к небу. «Портала» не было, уже убрался! Выл ветер, метались птицы, мерцающую луну заволакивали клубы пепла. «Не стреляйте! – вопил народ. – Верните нам нашу благодать! Что вы делаете?!» Не говорите, люди, полная политическая близорукость! Я рычал от бешенства, хлестал адреналин. Не хотелось думать о том, что меня в любую минуту могут убить. Я рвался к алтарю, как армия Жукова на Берлин. А там метались люди. Вертелись на помосте связанные детские тела, сквернословил Кузьма. Демоны в черных облачениях валились под автоматными очередями. Мелькнуло что-то под помостом, на пару мгновений объявилась перепуганная личность архипастыря. Больше и не потребовалось. Наши взоры пересеклись. В его глазах забилась ярость. Он зашипел, растопырил пальцы, унизанные остроконечными ногтями. Ну, здравствуй, Ястребиный Глаз и Коготь! А в следующий миг он уже корчился в предсмертных конвульсиях: несколько пуль обезобразили лицо, продырявили глазную впадину…

Дальше я помнил весьма отрывочно. Я сбрасывал с помоста детские тела, потом нырнул туда сам, чтобы не мерцать на юру, выхватил нож, резал веревки. Стащил с себя осточертевший противогаз – голова завертелась по кругу…