Мой обман (СИ) - Тимофеева Ольга Вячеславовна

Я достаю из-под подушки телефон и открываю сообщение от Алисы.

26

Следующие несколько дней из головы не выходил разговор с Мишей об Алисе. Я прокручиваю историю нашей дружбы с момента знакомства. Подруга никогда не просила воспользоваться моим положением и деньгами, исключая случаи, когда я сама настаивала на этом. Она всегда старалась помочь, хоть у самой был больной отец на иждивении.

Даже когда она узнала, что я выставила ее предметом спора, все равно не злилась долго и простила. А ведь я тогда не осознала сразу масштабы трагедии. Думала, это шутки и они сойдутся быстро. Помирятся. Насколько бы я не была виновата, она никогда не ставила мне в упрек мой поступок.

А сейчас я оказалась в такой же ситуации. Она делает шаг навстречу, а я поворачиваюсь спиной. Хочу развернуться к ней назад и не могу. Не понимаю сама себя.

Как будто пропасть какая-то, а мостик настолько хлипкий, что я одна не справлюсь, и мы не сможем выстроить прочный. Потому что я не знаю, чего ждать. Потому что боюсь, что отпустит мою руку в любое время.

“Прости, что не была так надежна, чтобы ты мне все рассказала. Я искала поломку в тебе, а она похоже была где-то во мне. Я просто не хочу, чтобы люди вокруг меня были несчастны”

Я уже сто раз это перечитала ее сообщение, но никак не могла уловить подтекст. Вот оно все вроде бы понятно, но одновременно она хочет этим еще что-то сказать, но я до конца не понимаю, что именно.

Я жду время обеда, чтобы все разошлись, и в палате наконец станет хоть немного тише. Так не хватает уединения, чтобы позвонить и поговорить. Прежде, чем говорить с Алисой, мне надо поговорить с тем психологом. Да, ее профиль — беременные, но ведь навык если есть, то его можно применить к любой сфере.

— Маргарита, добрый день, — отвечает девушка и сразу представляется.

— Здравствуйте, это Валерия Орлова, если я вас не отвлекаю, мы могли бы поговорить?

Она молчит, видимо, перебирает в картотеке памяти имена.

— Психологическое бесплодие, — напоминаю я диагноз.

Помнится, кто-то рассказывал, что врачи запоминают именно так. И, действительно, это срабатывает, она сразу узнает меня и даже интересуется, почему я так и не пришла. А мне приходится рассказать всю историю с аварией. Не знаю, верить или нет ей, но она настаивает на том, что я сама это провоцирую, потому что ищу другие пути и пока не решусь заглянуть вглубь себя и в прошлое, такое может продолжаться.

— Маргарита, я звоню вам не по этому поводу. Когда я буду готова, я покопаюсь в себе, но не сейчас, когда мне нельзя нервничать. У меня есть подруга и мы с ней немного поссорились, разошлись во взглядах. Но у меня не так много близких людей, чтобы я разбрасывалась ими. Я пытаюсь понять ее.

Я читаю ей вслух ее сообщение.

— Может ты мне расскажешь хотя бы немного, из-за чего вы поссорились.

Она сразу переходит на “ты”, устанавливая более близкий контакт.

— Я ее обманула, вернее не стала рассказывать все. Знала, что она будет против. Я не знаю, с чего начать, если честно.

— С начала. Это будет вернее всего.

— У нас есть общий друг. Я была на свадьбе подруги свидетельницей, а он — свидетелем. И так получилось, что, пока мы занимались организационными вопросами к этой свадьбе, незаметно сблизились и … в итоге наши отношения вышли за пределы дружеских. Ну, вы понимаете…

По ее легкому смешку догадываюсь, что она понимает.

— А потом так получилось, что передо мной встал выбор — вернуться к своему жениху или остаться тут, и я улетела. Алиса, моя подруга, как-то очень лично восприняла мой отъезд и такое решение. Как будто это я ее бросила. Даже сейчас, спустя время, мы с ним нормально общаемся, а она до сих пор не хочет, чтобы я встречалась с этим парнем. Прикрывается тем, что я снова сделаю ему больно. Как будто это как-то влияет на ее и ее жизнь, но на самом деле у нее своя семья и муж, и мы не пересекаемся.

— Она точно не ревнует этого парня?

— Нет, она мужа своего любит. Они так долго шли друг к другу и проверяли отношения, что она теперь с ним до конца. Уверена, что не в этом дело.

— Но она к нему привязана, раз переживает за парня больше, чем он сам.

— Когда-то у нее был тяжелый период в жизни, еще до свадьбы, я была за границей, а он ее поддержал.

— А родители?

— У нее нет родителей, только тетя.

— Она как будто на вас спроецировала родителей. Ты не мама, но как мама. Он не отец, но раз хороший друг, значит где-то помогает и в чем-то, скорее всего, заменяет и напоминает отца. Ну я бы предположила так. Вы по отдельности для нее, как прототип матери и отца, но она боится, что когда вы вдруг окажетесь вместе, то что-то может рухнуть и кто-то из вас может уйти навсегда. Я не знаю, понятно ли изъясняюсь?

— То есть, она не против нас, она боится, что если мы сойдемся, то повторим судьбу ее родителей?

— Мне кажется — да, исходя из того, что ты рассказала.

— Как-то все запутано.

— Подсознание — это океан, а сознание — лишь волны в нем. Оно управляет нами, заставляет делать что-то, хотя мы до конца и не осознаем, почему так делаем. Знаем, что нельзя. Знаем, это неправильно, но все равно делаем или не делаем. Поэтому не отворачивайся от нее, помоги. Она должна понимать, что вместе вы или нет с тем парнем, но на ее отношения с вами по отдельности это не повлияет.

Я прощаюсь с психологом и отключаюсь. Ее слова настолько сильно волнуют меня, что даже есть не хочется. Хочется закрыться ото всех и спрятаться, подумать об этом. Еще раз прокрутить в голове наш разговор, чтобы понять, как так получилось и что мне делать.

— Ну и кто тут объявил голодовку? — Слышу Мишин голос, но не отвечаю. Делаю вид, что сплю. — Зря я мороженое, что ли, принес? Придется самому съесть теперь. — Он замолкает и я молчу в ответ. — Ну я ухожу тогда…

— Не надо, — подаю голос, не разворачиваясь к нему. — Оставь на тумбочке.

Усмехается и чувствую следом, как край кровати прогибается под его тяжестью.

— Что случилось? Чего не ешь?

— Не хочется.

Я переворачиваюсь на спину и натягиваю одеяло до подбородка.

— Болит что-то?

— Нет, просто грустно.

— Развеселить?

— Мне нельзя напрягать живот и смеяться.

— Я так и не дождался, что ты позвонишь. Пришел сам.

— Не было повода, мне ничего не нужно было.

— Иногда ты врешь, но так плохо, как будто первый раз. С беременностью только получилось хорошо.

— И в чем я вру?

— Даже, если бы был повод, ты бы все равно не позвонила.

— Миш, тебе не кажется сейчас это все фальшивым? Помнишь наш разговор в машине? Ты сказал, что тебя не волнует моя жизнь, и мы исключительно работаем вместе. А теперь ты ходишь, пытаешься быть внимательным и заботливым. Ты бы к другому сотруднику, с которым работаешь, ходил бы так часто? Или ты думаешь, это твой ребенок и делаешь это ради него?

— И это тоже, но я и за тебя переживаю. Все-таки это я тогда не остановил тебя.

— Не маршрутка, так было бы что-то еще, я тебя не виню. А ребенок, я уже говорила, что он может быть не твоим. Я могла уже тогда, на свадьбе, быть беременна и просто не знать этого.

— Хочешь, чтобы я не приходил? — Вопрос ставит в тупик, я не хочу его обидеть, но и врать больше не хочу. Поэтому между нами повисает тишина. — Давай я помогу тебе поесть и пойду? — Мое молчание он воспринимает как согласие. Берет тарелку с супом и перемешивает. — Уже остыл, — делает заключение, но все равно несет мне, чтобы я поела. Хотя бы немного. — Я спрашивал у врача, есть ли одиночные палаты, он сказал, что пока нет, но как только появятся, ты сможешь перейти. Если хочешь быстрее, то можно в частную клинику. Я могу узнать у врача.

— Нет, не надо. Вместе веселее.

Ни черта мне тут с ними не веселее, но тратить деньги на платную палату я не хочу. А если учитывать, что мне тут месяц минимум лежать, то я разорюсь.