Отпрыск королевы-ведьмы - Сакс Рохмер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сняв телефонную трубку, он позвонил доктору Кеану, но его отца не было дома.
Он положил трубку и сидел, рассеянно уставившись в свой открытый блокнот.
Рука цвета слоновой кости
Почти час Роберт Кеан сидел за письменным столом, пытаясь разгадать тайну мотивов Феррары. Его размышления только сбивали его с толку.
На столе перед ним лежала осязаемая улика – шелковый шнур. Но это была улика такого рода, что, какие бы выводы ни делал на ее основе опытный детектив, Роберт Кеан не мог сделать ни одного. Сумерки были не за горами, и он знал, что его нервы уже не те, что были до тех событий, которые привели к его египетскому путешествию. Он вернулся в свою комнату – место одного ужасного преступления в нечестивой кампании Феррары; ибо тьма – союзник преступности, и именно во тьме действия Феррары проявлялись наиболее пугающе.
Что это было?
Кеан подбежал к окну и, высунувшись, посмотрел вниз, на двор внизу. Он мог бы поклясться, что голос – голос, обладающий странной музыкой, хриплой музыкой, полной ненависти, – позвал его по имени. Но в данный момент суд был пуст, поскольку уже прошел тот час, когда члены юридического братства покидают свои деловые помещения, чтобы поспешить домой. Тени ползли под причудливыми старыми арками; тени покрывали древние стены. И было что-то в облике этого места, что напомнило ему четырехугольник в Оксфорде, на другом конце которого в один роковой вечер он и еще один человек наблюдали, как красный свет поднимается и опускается в комнатах Энтони Феррары.
Очевидно, его воображение играло с ним злую шутку; и против этого он прекрасно знал, что должен остерегаться. Свет в его комнатах становился все тусклее, но инстинктивно его взгляд отыскал и нашел таинственный шелковый шнур среди мусора на столе. Он подумал о телефоне, но, поскольку он оставил сообщение для своего отца, он знал, что тот позвонит ему, как только вернется.
Работа, подумал он, должна быть самым верным противоядием от ядовитых мыслей, которые угнетали его разум, и он снова сел за стол и раскрыл перед собой свои записи. Шелковая веревка лежала рядом с его левой рукой, но он не прикасался к ней. Он уже собирался включить настольную лампу, потому что было слишком темно, чтобы писать, когда его мысли переключились на другое русло размышлений. Он поймал себя на том, что представляет Майру такой, какой она выглядела, когда он видел ее в последний раз.
Она сидела в саду мистера Сондерсона, все еще бледная после своей ужасной болезни, но красивая – в глазах Роберта Кеана более красивая, чем любая другая женщина в мире. Ветерок развевал ее непокорные кудри, падавшие на глаза – глаза, сияющие счастьем, которое он любил видеть.
Ее щеки были бледнее, чем обычно, а нежные губы потеряли часть своей упругости. На ней был короткий плащ и широкополая шляпа, немодная, но подходящая к случаю.
– Никто, кроме Майры, не смог бы красиво надеть эту шляпу, – подумал он.
Погруженный в такие любовные воспоминания, он забыл, что сел писать, забыл, что держал в руке ручку, и что эта самая рука была протянута, чтобы зажечь лампу.
Когда он, в конце концов, снова осознал суровые факты своего одинокого окружения, он также осознал необычное обстоятельство: он познакомился со странным явлением.
Он писал бессознательно!
И это было то, что он написал:
"Роберт Кеан, откажись от своего преследования меня и отрекись от Майры; или сегодня ночью …" Предложение было незаконченным.
На мгновение он уставился на слова, пытаясь убедить себя, что написал их сознательно, в праздном настроении. Но какой-то внутренний голос подсказал ему – ложь; так что с подавленным стоном он пробормотал вслух:
– Началось!
Почти в тот момент, когда он говорил, из коридора снаружи донесся звук, который заставил его скользнуть рукой по столу – и схватить револьвер.
Видимое присутствие маленького оружия успокоило его; и в качестве дополнительного успокоительного он прибегнул к табаку, набил и раскурил трубку и откинулся на спинку стула, пуская кольца дыма в сторону закрытой двери.
Он внимательно прислушался – и снова услышал этот звук.
Это было тихое шипение!
И теперь ему показалось, что он слышит другой шум – как будто какое-то существо волочит свое тело по полу.
– Ящерица! – подумал он, и ему вспомнились глаза василиска Энтони Феррары.
Оба звука, казалось, медленно приближались и приближались – очевидно, шипение было вызвано волочащимся существом; пока Кеан не решил, что существо должно быть сразу за дверью.
С револьвером в руке он прыгнул через комнату и распахнул дверь.
Красная ковровая дорожка справа и слева не была покрыта рептилиями!
Возможно, скрип вращающегося кресла, когда он собирался покинуть его, напугал существо. Обдумывая эту идею, он систематически обыскивал все комнаты, в которые она могла попасть.
Его поиски были безрезультатны; таинственная рептилия так и не была найдена.
Вернувшись снова в кабинет, он сел за стол лицом к двери, которую оставил приоткрытой.
Десять минут прошли в тишине, нарушаемой лишь приглушенным шумом далекого транспорта.
Он почти убедил себя, что шипение вызвано его воображением, разыгравшимся в атмосфере тайны и ужаса, в которую он недавно попал, когда раздался новый звук, опровергающий его рассуждения.
Люди, занимавшие нижние покои, двигались так, что их шаги были едва слышны; но над этими смутными шагами проявлялся шорох – смутный, неопределенный. Как и в случае с шипением, он исходил из прохода.
За внешней дверью горел свет, и это, как знал Кеан, должно было отбрасывать тень перед любым предметом – или человеком – приближающимся к комнате.
– Сссф! Сссф! – донеслось, как шелест легких драпировок.
Нервное напряжение было почти невыносимым. Он ждал.
Что ползло, медленно, осторожно, к открытой двери?
Кеан поиграл со спусковым крючком своего револьвера.
– Искусство Запада должно сравняться с искусством Востока, – сказал он.
Тень!…
Дюйм за дюймом она росла, расползаясь по двери, пока не покрыла весь видимый порог.
Кто-то должен был вот-вот появиться.
Он поднял револьвер.
Тень двигалась вперед.
Кеан видел, как ее хвост проползал мимо двери, пока там не осталось ни тени!
Тень пришла – и ушла… но там не было никакого существа!
– Я
