Норвежский детектив - Герт Нюгордсхауг

— Я не верю в такие случайные совпадения, — заявил я.

Мы сидели в квартире у Педера за чашкой кофе. Леонарда приготовила нам бутерброды. Вид Педера свидетельствовал, что он уже вполне свыкся с появлением у себя в доме заботливой хозяйки.

— Двое мужчин умирают в течение одних суток, — доказывал я. — Один сам лишает себя жизни, другого убивает супруга. Оба они женаты или, скажем, почти женаты. Оба познакомились с будущими женами через клуб «Филконтакт». Оба были в одной тургруппе на Филиппинах летом позапрошлого года. И тем не менее между этими фактами якобы нет никакой связи. Я в это не верю.

— А сам-то ты что об этом думаешь? — сухо спросил Педер.

— Не знаю, — ответил я.

— Бьёрн Уле Ларсен умер в промежутке между восемью пятьюдесятью и восемью пятьюдесятью пятью вечера, — сказал Педер. — Леонарда с подругой сидели в соседней комнате с открытой дверью. Никакого другого логичного объяснения, кроме того, что он повесился, не существует. Ты охотишься за призраками, Антонио.

— Я тоже ездил с той группой в Манилу, — заметил Туре Квернму.

Я опрокинул чашку.

— Я записался в «Филконтакт» два года назад, — объяснил Туре, когда Леонарда вытерла пролитый мною кофе. — Жениться я, правда, не собирался. Просто мне хотелось съездить на Филиппины.

Судя по выговору, он был уроженцем Схьёрдаля. А его самоуверенная манера вести себя позволяла предположить, что происходит он из семьи зажиточного крестьянина.

Будучи коренным тронхеймцем, я питаю врожденную подозрительность к крестьянам.

— И в Маниле ты и познакомился с Бьёрном Уле Ларсеном и Кольбейном Фьеллем? — спросил я.

Он покачал головой:

— Кольбейна Фьелля я едва запомнил. Нас ведь было человек шестьдесят. А Бьёрна Уле я до этого знал. Он появлялся в университете: слушал курс по основной специальности как раз на том факультете, куда я поступил, когда приехал в город. Он-то и надоумил меня съездить на Филиппины. Наверно, просто нуждался в попутчике.

— А что за люди были в группе?

— Всякие. Большинство, конечно, намного старше меня. Со всех концов страны, и по профессии самые разные. Трое или четверо были вместе со своими женами-филиппинками. Эти ехали навестить родственников. А в остальном сплошь мужики. Вот уж действительно настоящая мужская компания.

— Как ты думаешь, Кольбейн Фьелль с Бьёрном Уле общались в Маниле?

Сверкнуло золотом, когда Туре взмахнул рукой.

— В принципе они хоть каждый вечер могли вместе шляться по кабакам, но конкретно я ничего не знаю. Мы жили в разных гостиницах, а Манила город большой.

Неожиданно в разговор вмешался Марио:

— А Рагнар Мюрму ездил с вами в Манилу?

— Руководителем группы, — ответил Туре. — Пас баранье стадо. Там ведь не все были бывалые туристы. Многие раньше из своего района вряд ли куда выезжали. Но Мюрму большинство проблем уладил. Организовал автобус, обмен денег по черному курсу, ну и что там еще возникало.

— Что это за человек? — спросил Марио.

Туре слегка улыбнулся.

— Мюрму? Он деньги делает. Взял с каждого по сто крон сверху за то, что нас от аэропорта до гостиницы довезли на автобусе, хотя другие фирмы обычно эту услугу включают в стоимость всего тура.

— Я хочу встретиться с этим человеком, — сказал Марио.

Он поднялся и беспокойно прошелся по комнате. Потом остановился сзади меня. Я услышал, как он набрал воздуху, чтобы что-то сказать. Я подождал, но он так ничего и не произнес, и не выдохнул.

Я обернулся.

Марио стоял перед книжными полками, вперив взгляд в стоявшую на одной из них фотографию, цветную фотографию мужчины лет тридцати с лишним, снятого в счастливую пору зимнего отпуска где-то в горах Норвегии.

— Этот человек, — начал Марио. — Этот человек и был у нас дома в Кесон-Сити вместе с Кольбейном Фьеллем полтора года назад и помогал ему с переводом.

Леонарда воскликнула:

— Но это Бьёрн Уле!

Никто из нас не сомневался, что это означало.

11

На платформе для перевозки молока сидел парнишка и записывал номера проезжавших автомашин. Я и не думал когда-нибудь еще их увидеть, такие платформы и таких мальчишек. И вот довелось повстречать.

Внезапно я почувствовал привкус лета на губах. Сухой привкус придорожной травы и горьковатый — от выхлопных газов. Я ощутил запах вывешенного для просушки сена и прогретого мелководья. Вспомнил долгие и прекрасные недели летних каникул в небольшом поселке на Намдальском побережье. В те времена мы целыми днями просиживали на таких вот платформах и записывали номера проезжавших машин. Большинство, разумеется, с индексом «V». Иной раз встречались машины из Южного Трённелага с «и» или из Северной Норвегии — с «W». Попадались и приезжавшие в отпуск гости из Эстланна, на номерах которых красовались буквы аж из самого начала норвежского алфавита. И совсем редко, в те дни, когда сильней всего припекало солнце и птицы выводили свои самые громкие и ликующие рулады, мимо нас на тихом ходу проезжали нагруженные машины с жилым прицепом и несколькими буквами на номерной доске. Редко встречавшиеся номера другого цвета, например, желтые или черные с белыми буквами и цифрами, приводили нас в полнейший восторг. Это был праздник души.

Не упомнить, чтобы я когда-нибудь записывал номера машин дома, в Тронхейме.

Я полагал, что традиция эта умерла, с тех пор как молоко в Норвегии стали перевозить грузовики-цистерны, и новые, в большей степени соответствующие духу сегодняшнего дня, способы времяпрепровождения проникли и в сельские районы Трённелага. И тем не менее я не очень-то поразился, увидев платформу и мальчишку с блокнотом — два памятника стародавним временам — именно здесь, в местности, по которой мы ехали последние полчаса. Сам пейзаж рождал ощущение, что в любую минуту мы можем оказаться возле серой калитки, у которой две девчушки стоят в полной готовности открыть ее передо мной, чтобы получить свои двадцать пять эре на двоих.

Впрочем, монета в двадцать пять эре больше не ходит в Норвегии.

Марио с задумчивым видом разглядывал прозрачный лес. Он, ясное дело, и не догадывался, какую редкую достопримечательность культурно-исторического значения ему представился бы шанс увидеть, поверни он только голову в другую сторону.

Я нажал на тормоза. «Гольф» Туре Квернму остановился, проскочив по скользкой дороге на метр дальше, чем я рассчитывал. Давненько уже я не водил машину.

Повеяло холодом, когда я опустил окошко.

Судя по всему, платформа уже несколько лет как не использовалась по своему прямому назначению. На ней появилась надстройка в виде домика без фасада. К одной из стен был приколочен зеленый почтовый ящик.

Мальчишка с большим недоверием поглядел на смуглолицего мужчину, спросившего дорогу к усадьбе Кольбейна Фьелля. Наконец он махнул варежкой куда-то вперед.

Три километра в этом направлении. Потом направо. И потом до самого берега, сколько проедешь.

Я поблагодарил.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Но Кольбейн Фьелль умер. Его убила жена.

Мы застряли в снежном сугробе, проехав пятьсот или шестьсот метров по боковой дороге. Никто по ней, видимо, не ездил последнюю неделю, но десяти — пятнадцатисантиметровый слой свежевыпавшего снега особых трудностей для «Гольфа» не представлял.

Однако теперь мы засели крепко.

Дорога проходила по обширной открытой болотистой местности. Кое-где ветер смел снег до самой ледяной корки, покрывавшей землю, но в основном тут и там торчали жесткие сугробы. Остатки снежного вала слева от нас свидетельствовали, что в этих болотах зимой все время дует юго-западный ветер.

В нескольких сотнях метров впереди дорога терялась в небольшом леске. За деревьями проглядывало море.

Мы вылезли из машины и пошли пешком.

Пройдя метров пятьдесят, я почувствовал, что Марио отстал. Я оглянулся.

Он стоял на гребне большого, метра в полтора, сугроба. И медленно поворачивался вокруг себя. Будто еще лучше хотел ощутить, как юго-западный ветер обжигает щеки.

Завершив полный оборот, он продолжил путь.

Крестьянская усадьба, чуть больше года служившая домом Марселе Фьелль, урожденной Донаско, находилась на самом берегу открытой бухты. С трех сторон территорию примерно в десять гектаров окружал редкий сосновый лесок, на северо-западе она выходила к фьорду. В километре от берега лежал маленький плоский островок, словно форпост для защиты от бурных морских волн.

По местным меркам, хозяйство было крепкое. И солидный жилой дом традиционной для Трённелага рядной застройки свидетельствовал, что хозяева этого не скрывали. Однако директора департамента по охране памятников культуры наверняка хватил бы удар, если б он увидел эти поделенные на два поля герметизированные оконные блоки, смонтированные за прошедший год.