Военные приключения. Выпуск 2 - Григорий Кошечкин

— Да…

— Чтобы отвлечь наши силы, в тот же день, только несколькими часами раньше, они нападут на лесокомбинат и кондитерскую фабрику, их необходимо тоже обезопасить.

— Запомнили названия объектов?

— Запомнила…

— Завтра утром я постараюсь встретиться с вами еще раз и еще раз все вам повторю. Завтра же я назову вам место расположения их логова… Да, да, того самого, в котором мы с вами сейчас находимся. К сожалению, точными координатами я еще не располагаю, меня доставили сюда, как и вас, с завязанными глазами…

— Даже так? Значит, Огульский вам тоже не доверяет?

— Не совсем так. Скажу больше: во многом я уже сумел его убедить.

— Тогда почему бы вам не уточнить координаты у него?

— Огульский не сделает этого. Любой агент, заброшенный к нему с Запада, сможет узнать о месте расположения его логова только тогда, когда вместе с бандой уйдет на задание, потому что после нападения на электростанцию банда сюда больше никогда не вернется…

— Он вам сам это сказал?

— Нет, конечно. Мы узнали об этом из перехваченных шифровок. К сожалению, координаты логова в шифровках не были указаны.

— Огульский — страшный человек…

— Да. И очень опасный враг. Поэтому будьте предельно осторожны: ни одного лишнего слова, ни одного лишнего шага…

— Ну, положим, лишнего шага он мне и не позволит сделать, — с грустной улыбкой ответила Галка.

— Он-то не позволит, но вы сами не сделайте.

— Постараюсь.. А вы, значит, «человек с Запада»?

— Так уж получилось…

— Понимаю… Что я должна сказать Огульскому, если он спросит меня о нашем с вами разговоре?

— Я постараюсь лишить его этой возможности. Но если это случится, скажите ему, что я пытался вас уговорить сотрудничать со мной, обещал, если вы согласитесь, сохранить вам жизнь и взять с собой на Запад. Вы ответили мне отказом, на сделку со мной не пошли, потому что поняли, что это провокация. Потребуйте от Огульского, чтобы он больше не подпускал меня к вам…

— А как же наша встреча завтра утром?

— Она потому и состоится, что сыграет закон обратного действия. Огульский ведь считает меня своим человеком, поэтому он сделает так, как я хочу. А я буду настаивать на новой встрече с вами, чтобы склонить вас к сотрудничеству…

— Как все сложно!

— Если бы было все просто, нас бы с вами здесь не было, — улыбнувшись, ответил Петр. — Ну, на сегодня, кажется, все. Теперь давайте просто погуляем, полюбуемся природой. Она ведь все-таки нашенская…

— Я, наверное, не смогу, очень устала, — сказала Галка. Потом, помолчав, спросила: — Как он там, без меня?..

— Держится, хотя это и трудно. Но ведь и вам нелегко приходится, верно?

— Отведите меня назад, — чуть слышно попросила Галка.

Петру не удалось предотвратить допроса Огульским жены Тамарова. Главарь банды пригласил ее к себе сразу, после их возвращения в бункер. Петр, зная, что Галка еще не остыла от переживаний, выпавших на ее долю в ходе недавнего их разговора, опасался за эту встречу, боялся, что она допустит где-то промашку, одним неосторожным словом выдаст и себя, и его. Но Галка была готова к допросу и сыграла свою роль отменно. Огульский еще и рта не успел открыть, а она уже обрушилась на него с обвинением «в ловко придуманной провокации».

— Вы напрасно старались! — кричала она, сузив свои большие зеленоватые глаза. — Ни вам, ни вашим ставленникам я служить не буду! Постарайтесь это хорошенько запомнить, достопочтенный пан, и впредь со мной этак не «шутите»!..

Огульский пытался ее успокоить, испытывал явную неловкость оттого, что гневный крик его пленницы наверняка слышали в соседних отсеках, а она, как назло, еще долго не унималась, тем, более что ненависть ее к этому человеку была искренней.

Убедившись, что добиться от нее ничего невозможно, и при этом не уловив в поведении Галки никакой игры, Огульский, сам того не желая, облегчил задачу Петра. Он пришел к выводу, что встреча с ней ничего агенту с Запада не дала, поэтому, учитывая фанатизм жены русского офицера, опасаться их новых встреч не надо, результат наверняка будет тот же. А Петру достаточно было только одной. Но Огульский этого не знал…

— Сочувствую вам, — сказал Петр главарю банды, когда тот зашел к нему после неудачного допроса Галки.

— А я вам! — отпарировал Огульский. — Извините, конечно, что я проявил к вам недоверие, допросив ее раньше, чем говорю с вами, но, что поделаешь, положение обязывает…

— Все правильно, Огульский, я на вас не в обиде. Но вы ведь ничего не добились, не так ли?

— Так, потому что нечего было добиваться, ваш номер не прошел…

— Нет худа без добра, как говорят русские… — Да, я убедился, что на измену своим, если ее не обмануть, она не пойдет…

— Вот видите! Теперь вы понимаете, как нелегко мне было подобрать к ней ключи и заставить ее написать письмо?

— Понимаю и ценю ваше профессиональное умение. Но, сделав один удачный ход, вы не сделали второй, а я хочу довести партию до победного конца…

— По-моему, заставив ее написать письмо, я уже выиграл партию.

— Ошибаетесь, Огульский! Партия в самом разгаре, и вы явно недооцениваете ответных ходов противника. Да, будем надеяться, что они получили сфабрикованное вами письмо, подтвердил изложенное в нем и сам его податель, Яремчук. Кстати, вы уверены в нем?

— Абсолютно! У него нет другого выхода. Семья, знаете ли…

— Ну, семью Яремчука, если он выдаст вас и ваши планы, Советы возьмут под охрану, вам тогда к ней все пути и дороги будут отрезаны.

— Этот вариант я отбрасываю, потому что знаю Яремчука. Скажу откровенно: его рабская покорность мне определяется прямо-таки патологическим страхом перед моей всесильностью, с его «легкой» руки я иногда сам начинал в эту свою «всесильность» верить. Словом, он убежден, что в случае его предательства я достану жену и сыновей, где бы они ни находились. Кроме того, он люто ненавидит Советскую власть, не терпит ее порядки…

— Ясно. А есть ли у вас такая же уверенность в том что письму и Яремчуку поверят советские чекисты? Мы-то с вами знаем, на своих, так сказать, собственных шкурах убедились, что это опытные, обученные тонкой работе люди, они, к нашему сожалению, доказывали это в годы войны, доказывают и сейчас. Разве не об этом свидетельствует тот печальный для нас с вами и для наших шефов факт, что из всех действовавших на Карпатах наших подразделений боевой единицей, реальной силой можно считать только ваш карательный отряд? Короче говоря, уверены ли вы, что вам удалось перехитрить, переиграть чекистов? Что, если они поняли: письмо и показания Яремчука — дело ваших рук?

— Большая игра — это всегда риск, но я надеюсь на успех…

— Надежды не всегда сбываются, Огульский. Нужна уверенность, что они клюнут на вашу удочку. Исходя из своего опыта, полагаю, что наш противник еще не переигран. Ваша приманка в лучшем случае его только насторожила. Лишить чекистов этой логики! Вот почему я и испытывал «на прочность» эту женщину. Она нам очень нужна, Огульский! Скажу вам больше: она нужна нам именно такая, обманутая вами, но не сломленная, фанатично преданная своей власти…

— Если вы в этом уверены, работайте с ней дальше, но, честно говоря, я не понимаю, как мы можем ее еще использовать… в наших планах? (Огульского так и подмывало добавить «разве что в постели», но он помнил, как отчитал его «агент с Запада» за подобные «шуточки» и не стал «дразнить зверя»).

— Мы возвратим вашу пленницу на заставу, — спокойно сказал Петр. — И сделать это необходимо как можно скорее…

— Шутите?

— Нисколько. Ваша пленница убеждена в том, что знает ваши планы, верит, что письмо написано ею правильно. Так пусть она сама, лично подтвердит и написанное, и показания Яремчука. Она сумеет это сделать с тем же упорством и настойчивостью, с каким продолжает сопротивляться нам с вами, не идя ни на какие компромиссы и сделки.

— Как я доставлю ее на заставу?

— Вы организуете ей побег. Детали мы обдумаем вместе. Завтра утром я воспользуюсь вашей добротой и поговорю с ней еще раз. Я хочу еще и еще убедиться в ее фанатизме, в том, что вы ее не сломили. В общем-то у меня сомнений и сейчас нет, но я попытаюсь обострить ее сопротивляемость нам еще сильнее, добавить ей злости…

— Вы страшный человек. Признаться, я встречал интриганов, но такого…

— Не надо эмоций, Огульский. Дело есть дело, а ради нашего я готов стать кем угодно.

— У вас железная логика… Кстати, вы так себя с самого начала повели, что я до сих пор не знаю, как вас величать?

— Обзывайте меня пока Томом… — улыбнувшись, ответил Петр.

Огульский был из тех людей, которых очень трудно в чем-то убедить, но Петру это удалось, и потому за разработку сценария побега жены Тамарова главарь банды взялся, что называется, засучив рукава, продумал его до тонкостей, до мельчайших деталей. Вносить какие-то поправки в этот сценарий, корректировать его Петр не стал, не имело смысла. Для него теперь самым важным было подготовить Галку, сделать так, чтобы она, не выдав себя, не только подчинилась задуманному Огульским плану ее побега, но и органично в него вошла, искусно исполнила свою роль.