Верь мне - Елена Тодорова

– И прочее? – переспрашивает, заглядывая в глаза.

– И прочее, – повторяю я.

Качнувшись ко мне, приподнимается на носочки. Я на автомате подаюсь навстречу. Ощущаю, как Соню потряхивает, и у самого по спине бешеный шквал несется. Мы соприкасаемся грудью, а затем бедрами, и с моих губ сходит глухой стон. Мой ебучий баклажан сегодня просто пиздец какой активный. И, конечно же, сходу приветствует Сонину орхидею. Ни мои штаны, ни ее трусы не мешают ему ее чувствовать. Берет ее на таран, животное.

Моя Богданова ерзает, краснеет и бесконечно долго смотрит в глаза. Я на миг забываю о похоти. С каким-то оглушающим треском, на реактивной перемотке в который раз проживаю наше кошмарное прошлое, которое никак не получается забыть и отпустить. Все свои гребаные ошибки. А за ними проступает безумный страх. И я понимаю, что мне нужно выпить еще.

Не знаю, как именно, но Соня видит, что меня колбасит. Пока я отстраняюсь, чтобы загасить сигарету и наполнить бокалы, она вдруг задвигает:

– Не думай… Сегодня не думай.

– Угу… – выдаю, стараясь переключиться. – Ты не ответила. Скучала? – задаю вопрос быстро, на одном дыхании и без особых эмоций.

– Да… Думала о тебе. Много.

Киваю, выказывая такую скупую реакцию, словно этот факт в данную секунду не важнее всего на свете.

Фокусируясь на своем бокале, взбалтываю содержимое.

– До дна, – советую ей и сам опрокидываю, ненадолго отвлекаясь на то, как алкоголь обжигающе проносится от горла в желудок.

Солнышко морщится, делит вино на три раза, в промежутке между глотками жадно хватает воздух, но по итогу справляется. Когда забираю стекло, она снова тянется ко мне лицом. Едва я с выдохом наклоняюсь, целует.

Сталкиваемся ртами и погружаемся в темноту. Мое нутро закручивает ураганный вихрь. Сердце принимается скакать по всей груди и пытается поймать связь с космосом. И ему это, блядь, удается, едва Сонин маленький горячий язычок скользит мне в рот. Влетает, мать вашу, как торпеда, и тут же без предупреждения взрывается. Раскидывает внутри меня бесчисленные огненные снаряды. Заряжает неизмеримыми дозами радиации и всеми другими видами энергии. Это как бесконечность, помноженная на миллион. Это стремительная гибель всех клеток. И их немедленное аномальное воскрешение.

Застонав, сжимаю зубы вокруг ее язычка. Когда ускользает, бросаюсь вдогонку. Сладкие губы кусаю до первых капель крови. Только после этого, захлебнувшись диким восторгом, врываюсь Соне в рот. Одновременно жадно стискиваю ладонью ее грудь, следом обеими руками – бедра. Вдавливаю член в развилку между них.

Стон, который в этот момент выталкивает мое тело, настолько долгий и напряженный, что мне приходится оторваться, чтобы глотнуть кислорода.

– Без тормозов? – уточняю, заранее зная, что не дам Соне пойти на попятную. – Я много всего хочу.

Но мы уже конкретно пьяные, поэтому она без запинки выдает:

– Я тоже.

Хватаю ее и не самым деликатным образом подгоняю к кровати. Заставляю приподнять ноги и встать на матрас коленями. Пока Солнышко машинально ловит равновесие, упираясь в него еще и ладонями, стягиваю с ее выпяченной задницы трусы.

Она вздрагивает, отрывисто вздыхает и замирает.

Набухшая орхидея обильно сочится похотью. Я наклоняюсь, раскрываю ее ягодицы шире и размашисто лижу, заставляя Соню кричать. Ее соки густые, терпкие и вязкие. Никогда особо не задумывался, но походу я к ним пристрастился, как наркоман. И до этого член, сука, гудел как вскипевший и забытый на костре чайник. А уж после приема этого ядреного химического агента, от скакнувшего резче, чем артериальное давление возбуждения, похотью вибрирует каждая ебаная клетка в моем организме.

– Блядь… – сиплю я на пике. – Мне нужно вставить в тебя член, Соня. Срочно.

– Вставляй…

Едва получаю разрешение, стаскиваю штаны и направляю к ее узкой щелке член. Вхожу, однако, не с лету. Трусь пылающей головкой. Собираю влагу и тупо дразню. Себя? Или ее? Хрен знает!

Мне сносит башню. И я тупо не могу решить, чего хочу больше. Трахать Соню-лав? Или смотреть на нее в этой беззащитной, покорной и охуенно пошлой позе?

– Дай сюда свои руки, – требую сухо. Она теряется. В замешательстве пытается обернуться. Я удерживаю, давлю ладонью на спину и не позволяю ей выпрямиться. – Только руки. Приподнимись и заведи назад.

Пошатываясь, Соня выставляет их ладонями вверх. Я направляю, разворачиваю в нужную сторону и показываю ей, чтобы раздвинула пальцами ягодицы.

– Да… Вот так… Натягивай жестче… Хочу видеть всю тебя, пока буду трахать.

Она в ответ только всхлипывает.

Я же долго рассматриваю, как ее маленькая киска краснеет и приоткрывается. Сокращения, которые в этот миг происходят внутри нее, как личное сексуальное кипение, заставляют сжиматься не только это крохотное отверстие между ее нежных розовых губок, но и тугое колечко ануса.

– Пиздец, малыш… Это так охуенно… Ты, блядь, даже не представляешь…

Она издает какой-то дрожащий звук и снова оставляет мои извращенные комментарии без ответа.

Недавний оргазм и наличие алкоголя в крови должны помочь мне продержаться подольше, однако, едва я снова упираюсь в ее горячую щелку членом, тут же осознаю, что поблажек, мать вашу, не будет.

С хриплым вздохом заставляю себя закрыть глаза. Всеми силами пытаюсь снизить градус. Но, блядь… Не выдерживаю и пары секунд. Подрываю веки и снова жадно впиваюсь в эту охуенную порно-картину взглядом.

Соня же ерзает по матрасу коленями, расставляет ноги шире и нетерпеливо подается ко мне попкой.

– Ах… Уе-е… – выталкиваю я, когда ее жадная киска, вбирая в себя мой озверевший член, засасывает его будто в вакуум.

Перехватываю контроль тупо на инстинктах. Не знаю, кого победить пытаюсь, когда с размаху загоняю в Соню до упора. Она, конечно, вскрикивает и падает лицом на матрас, но меня и самого так, сука, кроет, что сходу сперма начинает подниматься.

– Блядь…

– Боже…

– Замри…

– Подожди…

Ладно. Считай, договорились. Секунд десять стоим тело в теле, не шелохнувшись, будто экспонат. Внешне лишь двустороннее громкое надсадное дыхание свидетельствует о том, что мы живые. А внутри… Клетки начинают активное деление. То ли готовятся к революции, то ли уже ведут войну – непонятно. Я просто чувствую себя так, словно все стихии мира получили в моем теле заточение, обозлились и, развернув всю мощь, принялись расшатывать меня, как сосуд. Который, конечно же, в любом случае полетит, на хрен, в пропасть.