Клуб желаний - Ким Стрикленд

— Про обморок? Слыхала. Бедняга, жалко ее ужасно.

— По крайней мере, теперь она всерьез взялась нам помогать. Два раза была в «Трансформации», а вчера ездила в «Озарение» в Напервиль. Поначалу у нее точно душа к этому не лежала.

Обе помолчали. Клаудия шагала к дому, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Столько часов проторчать взаперти!

Паузу нарушила Мара:

— Слушай, а тебе не кажется, что слухи распускает Джил?

— Странно, что ты об этом заговорила. Я тоже первым делом о ней подумала, хотя в этом нет никакой логики. Чушь, да и только. С какой стати ей затевать такое? Она с первого дня была с нами заодно, хотя и возражала против заговоров. И ведь именно благодаря заговорам она заполучила своего ненаглядного Мэттью, из-за которого даже отшила нас с нашим экстренным заседанием, и теперь о ней вообще ни слуху ни духу. Чтобы Джил сплетничала? Нет, ерунда. А с другой стороны, чудно — нам обеим пришла в голову одна и та же мысль.

— А по мне, так с нее станется, — заявила Мара. — Логики, конечно, нет — она и сама подставилась… Но кто еще в курсе и мог растрепать? И потом, я лично никогда не была в восторге от Джил. Плевать, что ее не понимают, как уверяет Линдси. Это вполне в духе Джил — распустить про нас грязные слухи и таким манером положить всему конец. Не зря она нас избегает! — Мара перевела дух и взяла новую ноту. — Кстати, а этот ее теперешний парень, Мэттью? Что, если она ему все выложила, а он и заставил ее нас выдать? Дело нехитрое, всего-то и надо одному из них обмолвиться двум-трем знакомым. Чикаго по временам — что твоя деревня. Джил ведь до сих пор встречается с Мэттью, верно? И у них до сих пор все сказочно? — Мара попыталась изобразить ровную интонацию Джил, но ее голос внезапно соскользнул в минор, совершенно нетипично для Джил.

— Точно не знаю. Я же говорю — о ней ни слуху ни духу. Вроде встречаются. Вроде и впрямь сказочно. А там — кто их знает? Линдси ей без конца названивает, хочет разузнать, что происходит, а та и к телефону не подходит, и не звонит. Одна надежда, что Джил просто разрывается между Мэттью и выставкой. В пятницу открытие.

— А я тебе говорю, она нас избегает! Слушай-ка, мы ведь сможем пообщаться с ней в пятницу. Как мне сразу в голову не пришло? Мы же все туда собирались, вот там и поговорим — и про слухи, и про то, почему она нас забросила.

— На выставке? В толпе народу? Да она обозлится как черт.

— Не обозлится, если она ни при чем. И если в самом деле просто была занята.

— Открытие в пять тридцать?

— Ага. Увидимся.

У Джил снова надрывался телефон. Швейцар названивает. Кто-то отчаянно рвется к ней, а то он не стал бы звонить два раза подряд. Подобная настырность в характере только одной из ее подруг.

Джил вытянула руку и похлопала по другой половине кровати — пусто, Мэттью уже ушел. Оторвала голову от подушки, посмотрела на часы. Почти двенадцать. Голова трещала — опять вчера вечером перебрала со спиртным. Телефон, слава богу, умолк.

Чего привязались? Звонят, звонят, сообщения оставляют, хотят знать, как у нее дела. Теперь вот Линдси ломится без приглашения с утра пораньше — ну, почти с утра. Оставили бы человека в покое. Она уже все мыслимые и немыслимые отговорки перепробовала. Могли бы, кажется, сообразить.

Джил выбралась из постели и пошла в ванную. Снова заверещал телефон. «Тьфу! Да уймись ты!» Когда Джил направилась в кухню, телефон все еще звонил.

Она взяла трубку.

— Некая Линдси Макдермотт хочет вас видеть.

— Знаю, — вздохнула Джил. — Пропустите.

Спустя несколько минут Линдси ворвалась в квартиру.

— Фу, какой бардак. Так я и знала — что-то неладно. Так и знала, что дела у тебя вовсе не сказочные.

Джил в банном халате стояла перед кухонным столом. Зажгла сигарету, демонстративно выпустила изо рта дым.

— Ты посмотри на себя. На часах двенадцать, а ты только-только вылезла из кровати.

— Я бы и еще поспала, если бы кое-кто не настаивал на визите.

— Я волнуюсь за тебя, Джил. Мы все волнуемся. Тебе, конечно, не до нас — у тебя Мэттью, — но можно хотя бы позвонить, тем более когда такое творится!

— Я была занята. — Джил снова затянулась. («Она похудела килограммов на десять, — промелькнуло у Джил. — Выглядит плохо».) Она постаралась подавить возникшую тревогу. — Слушай, я не пытаюсь вас отшить…

Линдси вздернула брови.

— Ну разве что чуть-чуть. Дело в наших дурацких заговорах. Я… я не хочу в этом участвовать. Дружить мы будем как прежде, но в Клуб я больше не пойду.

— А сказать нам об этом трудно было? Так трудно подойти к телефону, набрать мой номер и сказать, что выходишь из Клуба?

Джил пожала плечами:

— Мэттью говорит… — Она почувствовала, как Линдси вся напряглась при упоминании его имени. — Нет, ничего. Я хочу выйти — и все.

— Так что говорит Мэттью?

Джил помедлила.

— Он… считает, что мне надо сосредоточиться на выставке и что сейчас у меня нет времени на светские развлечения.

— С каких это пор Клуб книголюбов стал светским развлечением? А ты не сообщила своему Мэттью, что если бы не Клуб, его бы здесь вообще не было?

Джил молча стряхнула пепел в пепельницу.

— Нет. Разумеется, ты ему не сказала. Ох, Джил, что-то не нравится мне этот парень, как бы ты его ни расписывала. Только посмотри, что он делает: разогнал всех твоих друзей, настраивает тебя против нас.

Джил смяла сигарету.

— Ни против кого он меня не настраивает. Если помнишь, мне с самого начала затея с желаниями была не по душе. А вы все давили на меня, давили — я и поддалась. Не знаю, может, Мэттью в самом деле появился в моей жизни из-за того желания. В любом случае я об этом ему ни за что не расскажу. Он решит, что я тронутая, а я не хочу потерять самого лучшего на свете парня. Да, я занималась вместе с вами всей этой колдовской ересью, но сердцем была против. Мы загадали желания, и начался кошмар. Странные, жуткие вещи начали происходить со всеми нами. — Джил оглядела Линдси с головы до ног. — Посмотри на себя. Сколько ты сбросила? Выглядишь безобразно.

У Линдси отвисла челюсть. Безобразно?

— А я после второго желания ничего не написала. Ни единой картины! Не могу работать, абсолютно. Боком мне вышло это желание — просила творческого вдохновения, а получила творческий ступор! Завтра открытие выставки, будет вселенский позор.

Линдси ахнула.

— Я так и знала, что дело плохо! Недаром ты от нас шарахаешься как черт от ладана. Поэтому мы о тебе и тревожимся. Ты ведь нам не чужая. У всех беда за бедой, и только у тебя одной все распрекрасно, — да я в это ни на секунду не поверила. С Мэттью, может, и распрекрасно, зато с работой… — Линдси запнулась, вскинула голову: — Слушай, а это не из-за Мэттью? Он появился примерно в то же самое время. Вдруг он какой-нибудь… духовный вампир, а?

— Что ты несешь! Духовный вампир — в наше-то время?

— Называй как хочешь, но если это из-за него…

— Да не из-за него. Если есть кто нормальный в моей жизни, так один Мэттью.

— Послушай, может, хотя бы на следующее заседание приедешь? Мы хотим помочь. — Линдси обвела рукой загаженную комнату.

— Я в вашей помощи не нуждаюсь. — Джил оглядела погром в гостиной. — А чистюлей я никогда не была, сама знаешь… И никакая помощь мне не нужна. — Джил скрестила руки на груди.

— Мы хотим попытаться исправить все желания, которые пошли наперекосяк. Ищем, кто бы нам в этом помог. Настоящую колдунью.

— Настоящую колдунью? Совсем спятили! Вам что, мало? — Джил покачала головой. — Вы не соображаете, что делаете. Оставьте все как есть. Бросьте и забудьте.

— А ты разве не хочешь снова рисовать? И разве не хочешь помочь подругам выпутаться из беды? Самое малое, что ты можешь…

— Я не хочу, чтобы Мэттью узнал. Он… — Джил зажмурилась и перевела дух. — Самое малое, что ты можешь сделать, — это уважать мои чувства. Я уже сказала: не хочу иметь дела ни с желаниями, ни с колдовством, ни с Виккой, ни с чем другим. Я с этим покончила. Раз и навсегда. И если вы не согласны оставить меня в покое и перестать приставать ко мне со всей этой колдовской галиматьей, тогда, наверное, нам не стоит… Думаю, мы не сможем…

Договорить Джил не смогла.

25

Клочья холста свисали с подрамника размером два на два с половиной метра. Джил тяжело дышала, глухо стучало сердце. Левая рука все еще сжимала нож. От напряжения высоко вздымалась грудь, пот заливал лицо. Джил отступила, глянула на то, что осталось от холста. «Вот тебе, получи, ублюдок! Ненавижу тебя. Ненавижу!»

Сегодня открытие выставки. Не будет никакого прорыва, и большого полотна не будет. А будет катастрофа. Повезет еще, если на смех не поднимут.

Злость и отчаяние бушевали в душе Джил, она набросилась с ножом на холст, в исступлении искромсала его и ощутила восхитительное, шокирующее облегчение. С детства с ней не случалось подобных вспышек гнева.