Веревочная баллада. Великий Лис - Мария Гурова

у меня твои забавы уже сединой в волосах повылазили. Ты зачем офицеришку их на воздушную дуэль вызвал и на кон, простите, поставил Юдолеву крепость?! У тебя с головой все хорошо?!

– Так ведь победил же, – чинно погладил усы воевода.

– Вот возраста ты уже почтенного, а молодецкой дури в тебе на роту хватит.

– Дурак, и ладно, – весело сказал Игорь Семионыч, и Илия понял – этот точно в дураках не останется.

Перед совещанием они заняли приватный столик в правительственном ресторане: рядом с панорамными окнами располагались большие растения в глиняных горшках, а с другой стороны от зала их отгораживала тяжелая бархатная штора. За ранним завтраком они безмолвно читали письма: Илия – отцовское, Тристан – наставника. Король дочитал первым, дождался, пока и Тристан закончит, но морщина между бровей с самого утра ни на миг не разгладилась. Наконец рыцарь молча свернул письмо и сложил обратно в конверт, а потом тяжело вздохнул и так же медленно выдохнул. Придя во внешний порядок, он спросил:

– Что у тебя?

Новости от отца действительно поступили важные, но Илия колебался: душевная мука явно скручивала нутро Тристана – расспросить ли его, оставить ли в покое? Все же он просто протянул письмо министра через стол. Тристан так же без комментариев принял его и, прежде чем развернуть, на секунду задумался, а потом отдал Илии свое.

Обмен не был равноценным. Пробежав по строкам глазами, Илия раскрыл рот и взглянул на безучастного Тристана. У него будто ничего не случилось, но это «будто» жгло руки Илии последними словами Мерсигера.

– Давай поговорим, – попросил Илия, чувствуя, как пересохло во рту.

– Да, нужно поговорить, – спокойно сказал Тристан, невесомо шлепнув по ладони свернутым посланием министра.

Илия опешил от его непроницаемости.

– Мне очень жаль, – начал Илия. – Давай потом, – отказал он в момент, когда официант принес им чай, кашу с ягодами и блины.

Тристан вымученно улыбнулся. Они оба демонстративно молчали, пока тарелки и приборы звонко опускались на скатерть. Когда штора колыхнулась вслед ушедшему официанту, Тристан принялся за завтрак.

– Приятного аппетита, – робко пожелал Илия и осторожно расправил салфетку на коленях.

На этих словах у Тристана свело скулы, он замер с ножом и вилкой над тарелкой, а потом отложил их, откинулся на спинку стула и произнес фразу, вместившую в себя все трагедии его жизни:

– Да нет.

Он неподвижно глядел в окно на садовые статуи во внутреннем дворике, сам похожий на одну из них. Поджатые губы, нахмуренные брови, ладони, упертые в край стола, – вот и все, что он себе позволил. А у Илии разрывалось сердце.

– Чем мне помочь? – едва слышно попробовал растормошить он Тристана. – Еще и получилось так, что я тебе времени другого не оставил. Не здесь письмо нужно было читать, и не сейчас.

Тристан повел головой в сторону в знак несогласия.

– У меня были горести, которым доставались красивые даты и живописные места. Они легче от этого не становились, – холодно ответил он, а потом, прежде чем Илия попытался снова выразить сочувствие, добавил: – Давай я скажу вслух то, что кажется мне самым… невозможным.

Он зло стиснул зубы и засопел. Илия ждал. Тристан успокаивался. Наконец рыцарь признался:

– Я с детства жил с мифической историей о родителях, потому что сэр Мерсигер был связан клятвой. У меня голова трещит от мыслей о маме, папе, деде, о феях, Ламеле, о Ронсенваль. До встречи с ней мне казалось, что я один во всем свете, и никто никогда меня не поймет. А потом мы встретились с тобой и разделили наши тайны. Но знаешь, кто действительно был один – Мерсигер. После смерти друзей он получил ребенка, которому не мог ничего рассказать. Наблюдал, как я говорю с куклой, сбегаю к фее в лес, присягаю преемнику… И он-то уж точно знал, кто поднял «Ужас» в бой, – бурлящая пена поверхностных наблюдений вскипала в Тристане, а потом ледяная волна окатывала его истинными откровениями, и Тристан захлебывался в них. – Он молчал, менял мне пеленки в пансионате и расследовал дело о смерти Труверов. И завещал мне два своих сокровища: меч Ламеля и это расследование. Как я мог быть таким халатным?..

– Мы найдем пакет, даю слово, – твердо пообещал Илия.

– Я за мечи теперь переживаю, – вспомнил Тристан. – Две величайшие реликвии Эскалота мы побросали в покоях, как игрушки. Мне стоило предупредить, что их могут украсть, и позаботиться об их сохранности. По крайней мере, Лоридаля, на тот момент.

– Свяжемся с пальерами. Отдам приказ забрать из комнат и взять под охрану.

Они замолчали, будто у них закончились эскалотские слова, поэтому Тристан произнес по-радожски «блины» и принялся за остывший завтрак. Илия последовал его примеру. За чаем он взглянул на циферблат, стрелки неумолимо подгоняли их на совещание с агнологами.

– Что будем делать с кнудскими новостями? – спросил Илия.

Тристан замер с сервизной парой в руках, в его глазах сверкнуло отчетливое «Точно!».

– Так, – нервно начал он. – А что ты думаешь?

– Думаю Рогневе все рассказать, как есть.

– А агнологам?

– По обстоятельствам, – ответил Илия и нахмурился: сумбур портил все планы.

– Тебе сейчас надо решить, хочешь ли ты вручить Рогневе такое оружие, – Тристан сделал глоток и поставил чашку на блюдце, как неотвратимую точку.

– Она это тоже оружием назвала.

– Не очень нежно для скорбящей вдовы, – заметил Тристан.

– Не очень. Но у нас выбора нет. Радожны напуганы, потому что для них происходящее – начало войны, сопряженной со смертью вождя и расколом. Пройдет пара месяцев, и кошмар станет для них нормой. И на союз их уговорить будет сложнее. А он нужен нам больше, чем им, – последнюю фразу Илия прошептал. – Мы на грани. Истощены, как и Кнуд. Победителя определят Радожны.

– Ох, сомнительно, – протянул Тристан. – Да и теперь мы знаем, что Рольф лжет. У них нет ничего.

– Ничего, кроме лжи, – серьезно напомнил Илия. – Чем больше они в ней увязают, тем яростнее огрызаются. Кесарь извратил все, в том числе и свой народ.

Тишину нарушала тикающая секундная стрелка. Она торопила другие две вперед. Разговор за завтраком получил от Тристана однозначную оценку.

– Мерзко это все, – сказал он.

– Мерзко, – подтвердил Илия.

В зале конференций во главе тополиного лакированного стола сидела Рогнева, а вдоль его по обе стороны – агнологи. Некоторых из них Илия узнавал, они встречались на мероприятиях. Когда все уселись, Рогнева заговорила:

– Раз никого не ждем, можем начинать.

– Рогнева Бориславовна, Ваше Величество, – обратился к ним один из наиболее пожилых агнологов. – Я бы хотел прояснить некоторые моменты о нашем сотрудничестве.