Веревочная баллада. Великий Лис - Мария Гурова

– Военный союз? – Она задала вопрос так, будто он не договорил фразу.

– Военный союз, – подтвердил Илия, потянулся к графину и налил себе воды в граненый стакан.

– Вы мне, Илия, впредь так прямо и говорите. А то, что спросите, то и получите. Про лояльность начали… Радожны к вам и так лояльны. Могу хоть сейчас в радиообращении сказать: поддерживаем Эскалот в его борьбе с агрессией кесаря Рольфа, держитесь, мои хорошие!

– Я понял, – прохрипел Илия, от неожиданности захлебнувшись очередным глотком.

– Так вот, военный союз обещать пока не могу, – она наклонила голову и посмотрела в сторону, рассуждая о своем, раздраженно прицокнув. – С Вольницами-то как вышло… Вам с такими предложениями надо было в Буян ехать. Вот вас там воеводы-батюшки встретили бы с распростертыми объятиями. Они эту войну ждали, как мать родную. Теперь засуетились, дай сил удержать, – она поскребла ногтем по подбородку. – Я вот так думала: надо укрепиться на границах с Кнудом и не реагировать на налет. Пока в доме не разберусь, в войну ввязываться не стану.

– Это шаткое положение.

– Да, конечно, шаткое, – недовольно подтвердила она, облокачиваясь на спинку кресла. – Но лучше, чем с командирским разбродом контратаку планировать.

– Допустим. Позвольте помочь. И только в случае удачного исхода ожидать от вас согласия.

Она с сомнением посмотрела на него исподлобья.

– Что, прям так, без договора возьметесь помогать?

– Без договора.

Она вновь цокнула, на этот раз недоверчиво отвернувшись. В ней было смешанное очарование простоты и величия: она будто торговалась на рынке и одновременно вершила важнейший момент в истории их века. Потом она протерла большим и средним пальцем глаза и наконец сказала:

– Со дня Революции в Радожнах не случалось сменяться власти. А там, где уклада нет, свои порядки рвутся строить. У Совета воевод, если так подумать, законных прав больше моего. Но и меж ними сейчас единства нет. Не смотрите так, будто я вам секрет раскрываю, Илия. Кесарь потому и напал, что междоусобица наша очевидна.

– Примите власть, – осторожно посоветовал Илия. – Народ благоволит к вам.

Рогнева буркнула какое-то междометие, отнекиваясь. И продолжила:

– Илия, я согласилась на встречу с вами, потому что в войне с Кнудом нам нужно то же оружие, что имеет Рольф. А теперь и вы, – ее васильковые глаза пронзительно посмотрели на Илию.

Она смотрела так, и вызывающе, и затравленно, что смысл ее слов дошел до разума сразу же. Ее вдовий взгляд, печальный и преданный, договорил за нее. Удивление, страх и восхищение перемешались в Илии, вылившись в речь:

– Вождя Кургана?..

Она медленно кивнула, прикрыв ясные глаза. И в миг, когда Илию захлестнула волна вопросов, соболезнований, желаний извиняться и выговариваться, дверь кабинета настежь распахнулась. В проеме нарисовался, будто удалец с расписной фрески, молодой человек – невысокий, но ладно сложенный, с пшеничными золотистыми кудрями, красивым белым лицом, но броскими, будто нарумяненными, красными щеками и губами. Одет он был не менее приметно: в военной форме с косым воротом, точь-в-точь, как у конвоя в Хоромах, но вместо черных яловых сапог на ногах у него были алые высокие черевички, расписанные затейливым огненным узором. Он театрально подбоченился, выставив одну ногу на пятку, и широко улыбнулся. Прозвучал льющийся, зычный баритон:

– Матушка Рогнева Бориславовна! – сказал и тут же размашисто сбросил с себя руку охранника. – Да уйди ты… Неймется.

Илия раскрыл глаза так широко, как мог. Тристан выглянул из-за спин парня и охраны, которые пытались утащить наглеца обратно за дверь. В переполох вмешалась Рогнева:

– Где сапоги оставил?

– Да отойди, бешеный, – отбился он от охранника. – Матушка, не обессудь, я со всех ног летел.

Он раскрыл руки, как в поклоне перед танцем, и зашагал по кабинету, но его уверенный марш снова остановила Рогнева:

– Где. Сапоги. Оставил.

Он замер, взглянул вниз на свою обувь, изобразил удивление и деловито произнес:

– Сапоги оставил на благо Родине. Так сказать, был вынужден идти болотами. Но через дворец культуры имени… – он рассек ладонью воздух.

– Ой, помолчи уже, – прервала его Рогнева. – Затараторил! Ну, голова есть? Я с королем Эскалота на переговорах.

Пораженный увиденным, Илия молчал. Парень поспешно обогнул кресло Рогневы, опустился на корточки, чтобы его лицо поравнялось с ее ухом, и принялся разглядывать Илию.

– Этот? Недурен, – оценивающе произнес он, и прежде чем Рогнева начала его отчитывать, выставил указательный палец и добавил: – Однако.

– Его Величество Илия I в совершенстве знает радожский, – устало проговорила Рогнева.

Молодой человек извиняющимся жестом приложил руку к груди и обратился уже к королю:

– Ваше Величество Илия I, вы, однако, недурны.

Рогнева закатила глаза и шлепнула его по груди и погонам, прогоняя от себя.

– Наш народный поэт Федотка, – представила она Илии парня. – Позорит меня порой.

– Что ты, матушка, только прославляю!

– Чего пришел? – строго спросила она, а когда он снова потянулся к ее уху, одернула: – Так говори.

– Так это… – ему было неловко впервые за все время нахождения в кабинете. – Там Игорь Семионыч опять… за старое.

– Что «за старое»? – настороженно уточнила Рогнева.

– Крепость Юдолеву захватил, говорит, он там сам разберется, и никого туда не пущает.

– Как это «захватил»? – отопрела Рогнева.

– Ну, с дружиной и артиллеристами туда пришел. Говорит, раз всем не надо воевать и народ защищать, так он сам там разберется, – под конец Федотка почти мямлил.

Рогнева тяжко вздохнула и всплеснула руками. Переждав, пока гнев отхлынет, она уже спокойно обратилась к гостю:

– Видите, Илия, о каком самоуправстве толкую?

Он кивком подтвердил, что видит.

– Чем могу помочь?

Она задумалась. А потом предложила:

– А идите-ка вы, Илия, отдыхать с дороги. А завтра мы с вами встретимся в госпитале, где выживших с Вольниц разместили. Там и поговорим предметно.

Поначалу пожелавший ускорить процесс переговоров, Илия смирился. Доверяя чувству своему или намерению Эльфреда, он послушал Рогневу.

Последние всполохи солнца, утонувшего в городских постройках, встретились с ясными звездами и тонким рожком месяца в вышине. Закат еще долго алел, как дотлевающие угли. Ночи были здесь холодными: и красками неба, и стылостью воздуха. Илия лег в постель и, натянув шерстяное одеяло до макушки, старался надышать внутрь своего кокона, чтобы согреться.

Утром, выглянув в окно, он понял, почему столица называется Багряные Зори. Горизонт окрасился в яркий градиент от рыжего до синего. Илия надел теплые подштанники, шерстяные брюки, рубашку и свитер, а потом, посомневавшись, намотал и шарф под пальто. Тристан встретил его на пороге в зимней форме – тоже замерз.

Но радоженская погода была обманчива: свежесть утра растаяла под