Тезей (другой вариант перевода) - Мэри Рено

Тот человек, что бил меня, был занят с нами - и ни разу не глянул в сторону носилок, вообще не знал о них. Кто же там в носилках? Он будет разгневан, если увидит, что этого оскорбили? Этот - его все должны ненавидеть, от богов до последних собак; и его не подозвали поговорить; Лукия позвали, а его нет... Но на Крите всё сложно...

- Дитя Посейдона!.. - он осклабился. - А откуда это взяли, что Посейдона? Твоя мать купалась - так? - и встретила угря?..

Он обернулся к придворным, те рассмеялись, словно подать платили...

- Я его слуга и его жертва, - говорю. - Это между ним и мной, других это не касается.

Он кивнул с презрительной ухмылкой - а тусклые глаза прятали его мысль, - кивнул и огляделся вокруг, чтоб убедиться, что все ему внимают. На указательном пальце у него было золотое кольцо. Большое, тяжелое. Он снял его, подбросил на ладони... А потом - швырнул через причал. Оно сверкнуло на солнце, прочертило в небе яркий след и упало в море. И я видел еще, как уходил в глубину золотой отблеск... А среди критян раздался глухой ропот: толпа ахнула, словно увидела дурной знак.

- Ну что ж, Дитя Посейдона, - сказал он, - если ты так близок со своим рыбьим папочкой, так он отдаст тебе кольцо. Иди-ка, попроси!

Какой-то момент мы глядели друг на друга неподвижно, потом я бросился на край пирса и нырнул. В море было прохладно и тихо - так хорошо после этой жары на пирсе, после шумной толпы зевак!.. Я открыл глаза. Надо мной переливалась светом поверхность моря, а внизу на дне - чего там только не было!.. Темные пятна губок, кучи отбросов с кораблей, битые горшки, драные корзины, гнилая кожура от фруктов, тыквенные бутылки, старые обглоданные кости...

"Он меня хорошо разыграл. Он знал - я не отрекусь от бога. И вот ныряю для него как мальчишка, раб бедного рыбака, что таскает раковины своему хозяину... Он это специально сделал, чтоб сломить мою гордость... Да нет, тут не в гордости дело - он хочет меня убить. Ведь знает, скот, прекрасно знает, что с пустыми руками я не вынырну!.. Но если я захлебнусь здесь - это моя вина, никто не сможет сказать, что это он убил священную жертву... Да, это умная сволочь. Кто-то должен его убить, должен, нельзя, чтоб такие жили..." - так думал я. А тем временем искал и искал среди мусора в мутной воде... Я вдохнул сколько мог перед тем как нырнуть, но опыта у меня не было, - воздуха уже не хватало, уже давило грудь... "Скоро в глазах потемнеет - и мне конец", - думаю.

Передо мной был камень, а под ним сидела каракатица и шевелила щупальцами, будто дразнилась: туда-сюда, туда-сюда... Словно становилась то больше, то меньше, как во сне... И тут я услышал рев в ушах, будто удары прибоя по гальке прибрежной, и голос моря сказал: "Ты хвастался мною, Тезей, но разве молился ты мне?" Мой рот был запечатан морем, и потому я взмолился молча, в сердце своем: "Помоги, Отец! Спаси народ мой, дай мне отомстить за бесчестье!" В глазах прояснилось, и в грязи под каракатицей я увидел что-то блестящее. Я схватил. Каракатица ударила меня по кисти, потом испугалась и уплыла, зачернив воду вокруг... Наверно, она проглотила кольцо, но извергла его по приказу бога.

Я рванулся наверх, к свету. Дышал - будто восстал из мертвых, так я дышал; надышаться не мог... Кольцо болталось на пальце, потому я плыл к ступеням причала со сжатым кулаком. Журавли кричали радостно, махали руками... Я смотрел на своего врага. Было видно: пока я был под водой, он уже приготовил слова, которые скажет, когда я вернусь с позором или не вернусь вовсе. Теперь улыбка сползла с его губ, рот стал прямым и жестким, а глаза не изменились: все тот же круглый, тупой взгляд. Он шагнул ко мне голос надменный, хриплый:

- Ну, ну! Похоже, что ты не нашел своего призвания. Ведь ты прирожденный рыбак! - и протянул руку за кольцом.

Я снял его с пальца, рассмотрел... На нем была вырезана богиня, в высокой диадеме со змеями в руках. Я вытянул руку ладонью вверх, так что кольцо было всем видно, - чтобы он не мог сказать после, что это был фокус с камушком:

- Вот твое кольцо, - говорю, - узнаешь ты его?

- Да, - он набычился, шагнул ко мне. - Дай сюда.

Я отступил на шаг.

- Так значит ты его видел, оно у меня. Но оно уже было у Посейдона, и мы обязаны вернуть его... - и швырнул кольцо обратно в море. - Если оно тебе нужно, - говорю, - оно меж тобой и богом.

Вокруг было так тихо, что ясно послышался всплеск кольца. Потом в толпе вдруг заговорили. По-обезьяньи быстро и пронзительно тараторили бедняки-критяне - носильщики, гребцы, матросы, - я их совсем не понимал, - и даже среди придворных прошелестел какой-то шепот, щебет, словно птицы прятались в густой листве.

Я посмотрел на закрытые носилки. Щель стала еще чуточку шире, но заглянуть в нее было по-прежнему невозможно. Я чувствовал, если бы не этот невидимый свидетель - я бы не решился бросить кольцо обратно в море. Это безумие, конечно, - но, может, так лучше?.. По воде еще расходились круги от кольца... Я повернулся лицом к его хозяину.

Думал - он будет вне себя от ярости; готов был к избиению, если не хуже... Но он был совершенно спокоен, смотрел все так же мрачно и безразлично. Потом голова его поднялась, словно сама собой, рот раскрылся и вся площадь заполнилась его громовым ревущим смехом. Этот смех поднял чаек, они с криками заметались над морем...

- Молодец, рыбачок! Приз достался твоему рыбоотцу... Так замолви ему словечко за меня, скажи, пусть не забывает Астериона!

Он с хохотом повернулся к своей бычьей телеге и тут впервые увидал те носилки. На миг смех соскользнул с его лица, как маска с оборванной тесемкой, - но он тотчас подхватил ее; и когда уезжал - трон его содрогался от хохота.

3

Кносская дорога уходит от порта вверх. Вокруг - фруктовые сады, серебристые оливковые рощи... Суровые прибрежные скалы богатую прятали землю.

Нас сопровождали всё те же черные солдаты, но Лукий меня избегал. Неудивительно: ведь я разозлил влиятельного вельможу, а это заразная болезнь... Дома богатых купцов были не хуже дворцов. Я все время ждал, что один из них окажется царским домом, - но увидел, как ухмыляются солдаты, и перестал спрашивать.

Но вот мы вышли за город, дома кончились, и Лукий подошел поближе. Выглядел он забавно: будто оценивал сомнительную лошадь.

- Кто это был на телеге с волами? - спрашиваю.

Лукий огляделся - вроде бы незаметно, как это у всех придворных, - и говорит:

- Вы глупо себя вели. Это же сын царя, Астерион!

Я рассмеялся.

- Слишком звездное имя, - говорю - для такой низкой твари

- Это имя не для вас. Титул наследника - Минотавр.

Минотавр, Бык Миноса... "Трех быков повстречаешь!" - проклятая старуха, гадание ее... Волосы на затылке зашевелились, будто кто пером провел... Но я никому ничего не сказал: это касалось только меня

Дорога вышла на плодородную равнину, окаймленную горами. Контур горного хребта был изумительно похож на громадного человека с длинной бородой, лежащего на носилках. Я показал это ребятам, и Ирий сказал:

- Я слышал об этом. Здесь они зовут эту гору Мертвый Зевс.

- Мертвый?! - Журавли все были возмущены таким святотатством.

- Да, - сказал Ирий. - Эти землепоклонники думают, что он каждый год умирает.

Я все еще глядел на эти горы, когда Меланто закричала: "Смотрите, смотрите!.." На одном из горных отрогов, что вдавался в долину, был уже виден с дороги Дом Секиры.

Представьте себе все царские дворцы, сколько вы их видели в жизни, составьте их вместе и друг на друга - это будет маленький домик по сравнению с Домом Секиры. В границах этого дворца можно было б выстроить большой город; он занимал всю вершину горного отрога и спускался вниз - терраса за террасой; колонны - ярус за ярусом - ярко-красные, будто тлеющие колонны, почему-то более тонкие снизу, с синими полосами наверху и у основания - того сочного, блестящего синего цвета, который так любят критяне... За колоннами виднелись портики и балконы с веселыми расписными стенами - они казались цветочными клумбами в полуденной тени... Вершины кипарисов едва виднелись над крышами дворцовых зданий, так они были высоки; а над самой высокой крышей, на сверкающей лазури критского неба была - словно вырезана - пара громадных, мощных рогов, вонзавшихся ввысь.

Я увидел - и задохнулся, как от удара в живот. До меня доходили рассказы из третьих рук, от путешественников, видевших это; но я представлял себе нечто пусть большое, роскошное - но все-таки подобное тому, что доводилось видеть раньше. Теперь я чувствовал себя словно козопас, что впервые спустился с гор и видит свой первый город... У меня челюсть отвисла - точь-в-точь, как у тех козопасов. Хорошо, я сам заметил это раньше Лукия и успел закрыть рот. Вот теперь я готов был заплакать. Никто меня не бил, не старался унизить... Но увидеть такое!..

Журавли обменивались впечатлениями, ахали...

Вдруг Аминтор окликнул меня:

- Тезей, а где же стены?

Я присмотрелся. Дворец расположен был на пологом легком склоне, но стены вокруг него были - просто ограда вокруг обычного дома: держать воров снаружи, а рабов внутри. Даже на крышах не было парапетов - негде лучнику укрыться, - ничего там не было, кроме дерзких рогов, по паре на все четыре стороны света. Такова была мощь Миноса: его стены были на море, где господствовал его флот. Я смотрел на дворец молча, стараясь не выдать своего отчаяния. Я чувствовал себя - ну как ребенок, затесавшийся в войско с деревянным копьем. А еще - деревенщиной, неотесанным, тупым... а это еще страшней в молодости.