Шесть черных свечей - Дес Диллон

— Правда, — говорит Венди. — Его на три дня лишили права посещать занятия, вот и все, что он за это схлопотал.

Линда просит Венди рассказать сестрам, что выдала миссис Линч, когда мисс Коттон вызвала ее в школу. Венди надувается как может, стараясь приблизиться к габаритам миссис Линч (номер восемнадцать), и произносит голосом, очень похожим на голос миссис Линч:

— Он постоянно щупает мне буфера. Да что тут такого, пускай позабавится.

Все Девочки смеются, а Энджи расписывает, что она бы сделала с ублюдком (придушила бы), если бы он только попробовал вякнуть что-нибудь в ее присутствии.

— В наши дни люди не знают, как обращаться с детьми, — резюмирует Энджи и напускает на себя суровый вид. Однако все помалкивают — никто не хочет опять трогать чашу весов (а то ведь качнется не туда, куда надо) и упоминать молодого человека по имени Десси.

Линда говорит, что позволять мальчишке трогать грудь собственной матери подпадает под статью о сексуальных домогательствах. Даже если это делается для смеха. Джедди полагает, что социальной службе давно уже пора взяться за всю эту семейку. Давным-давно уже про них рассказывают всякие гадости. Якобы их младшая на самом деле рождена старшей дочерью. От отца семейства.

— Я всегда говорила, что с ними что-то не то, — говорит Донна. — Достаточно посмотреть, какие у них всех лбы. Извращенцы долбаные.

— Щупать грудь собственной матери — это вроде кровосмешения, — говорит Джедди.

Линда рассказывает, как она повстречалась с тем самым гаденышем на прошлой неделе у «парка с качелями». Линда возвращалась домой с тотализатора (в Донкастере в скачках на три тридцать имелась достойная «темная лошадка»), а мальчишка тут как тут. Школу, зараза, прогуливает. Торчит посреди тротуара, широко расставив ноги. Джон Уэйн засратый. Рыжие волосы и веснушки по всему лицу — этакая заблудившаяся галактика.

Когда Линда проезжала мимо, засранец пристроился вслед за ней и прокричал ей прямо в ухо: «Подтолкнуть есть кому, красотка?» — и попытался спихнуть коляску с лестницы. Но мудрая Линда включила тормоз с одной стороны, коляска крутанулась, и Линда заехала маленькому мерзавцу прямо в челюсть. Он шлепнулся на землю, будто побитая собачонка.

— Стоило ему встать, как я вертанулась в другую сторону и двинула ему по морде еще разок. Он опять шлепнулся, а веснушки его словно повисли в воздухе.

Сестры удивляются, с какой радости этот говнючок шпарит на жаргоне семидесятых годов. Ведь на сегодняшний день Коджак,[25] наверное, прочно забыт?

— Я слышала, Коджак вернулся на остров Скай, — говорит Кэролайн.

— Так вот почему опять в моде бритые головы и леденцы на палочке, — говорит Венди. Дети у нее в школе употребляют точно такой же жаргон. Наверное, Коджак опять в моде среди подростков.

— Если бы он тронул меня за сиськи, уж я знала бы, что делать, — произносит Джедди.

Все смотрят на нее. Ведь каждая из сестер знает, что сделала бы лично она, если бы маленький Линч тронул ее за грудь. Глядя на Джедди, все живо представляют себе эту сцену до конца. Энджи изображает Джедди: расстегивает блузку до пупа и подтягивает юбку, пока не становятся видны трусы.

— Что поделываешь в субботу вечером, сынок? Ты такой рыжий и веснушчатый, ты мне нравишься.

— Салют, кисуля! Трах-тибидох! Погоди-ка, что покажу! — выдает Джедди и достает из обувной коробки шмат торфа размером с тарелку, явно собираясь положить его на ковер.

— Ой-ой-ой! Мой новый ковер! — кричит Кэролайн.

Джедди замирает, не выпуская торфа из рук.

— Принесите кто-нибудь супермаркетовский пакет, — говорит Энджи.

Линда выкатывается на кухню и гремит ящиками. Кэролайн инструктирует ее, где лежат пакеты:

— За дверцей под раковиной.

Линда находит пакет, возвращается и передает пакет Джедди. Энджи возвращается к своей клейкой ленте. Джедди под одобрительные улыбки Девочек запихивает торф в пакет и ставит на пол. Слов нет, кусок торфа действительно хорош.

— Круто, — говорит Кэролайн.

Слышатся комплименты по поводу торфа. Когда все опять погружаются в работу, Энджи устраивает небольшой междусобойчик с Линдой.

— Линда, как у Клэр дела в школе?

— Ой, отлично. Сейчас ей нравится школа. Они занимаются верховой ездой и все такое. И ходят в горы. И лазают по скалам. И еще у них уроки красноречия. Их учат верно говорить.

— Их учат правильному произношению, — просвещает сестру Венди.

— Хорошо, Венди. Они учатся культурному разговору, — произносит Линда культурным голосом.

— Надо мне было отдать Десси в частную школу, — вздыхает Энджи.

Тут уж сестры не могут с собой ничего поделать. Реакция неизбежна, как коленный рефлекс, — и причиной тому полная абсурдность этой мысли. Сестры задыхаются от сдерживаемого смеха и стараются овладеть собой. Но в воздухе что-то повисает, и Энджи это чувствует.

— Чего? — подозрительно спрашивает она.

И тут — бац! Смех вырывается наружу, не сдерживаемый уже ничем. Сестры словно стараются перещеголять друг друга.

Линда первая обретает дар речи:

— Прости, Энджи. Я просто представила себе, что твой Десси играет в поло.

— Большой клюшкой, — подхватывает Донна.

— Нет, вы только вообразите себе Десси у рояля, — ржет Джедди.

Ее веселость заражает всех остальных. Следует новый взрыв смеха. Никто не хочет затевать ссору, но так получается, что Энджи становится объектом насмешки. Это опасно, поосторожнее надо быть, но сестры просто не могут с собой ничего поделать. Вдохновленная своим успехом у зрителей, Джедди пускается во все тяжкие и изображает, как Десси играет на рояле:

— Блям, блям, блям.

Кто знает, какая именно клавиша попадается ей сейчас под руку? Однако руки у нее подняты, а пальцы барабанят по воображаемой клавиатуре. Наверное, средней руки горилла исполнила бы этот номер с куда большим изяществом.

Энджи неприятно. Сестры ведут себя ужасно. Просто животные какие-то. С полным набором охотничьих инстинктов. Видят рану и кидаются. И Венди с ними заодно.

— Если бы даже с ним все было в порядке, вряд ли он выказал бы доблесть в учебе.

— Доблесть! Он тебе не полицейский, Венди. И к твоему сведению, он умный, мой Десси! — кричит Энджи.

Сейчас они стоят лицом к лицу. Сестры любят представления. К замечаниям Энджи Венди относится со всей серьезностью учителя, участвующего в абстрактной дискуссии о природе разума.

— Если ты считаешь, что интеллект — это способность использовать свои знания с выгодой для себя, тогда я готова согласиться: он умный. Но знаешь ли, в такие школы не берут кого попало.

— Вроде твоего Никки? — рычит Энджи таким голосом, будто что-то задумала.

— Мой Никки — исключение, понятно?

— Любой сраный осел может пройти все эти твои нулевые уровни, если будет зубрить дни напролет.

Донна издает ослиный крик. Девочки присоединяются. Некоторое время целое стадо ослов резвится в гостиной.

Когда крики стихают, Венди опять обращается к Энджи:

— На самом деле это называется «стандартный балл».

— Чего? — переспрашивает Энджи.

— Сейчас прилежные ученики получают «стандартный балл». Само собой, твоему Десси его не видать как своих ушей.

— Мой Десси лучший в классе!

— Среди убийц, насильников и наркоманов! Это нетрудно!

Не успевает Венди закончить, как понимает, что зашла слишком далеко. Ей приходится сделать шаг назад, затем еще один. Энджи клокочет, будто вулкан перед извержением. Между ними вкатывается Линда. Инвалидное кресло, между прочим, не такое уж плохое средство для поддержания мира. Металлическое приспособление вызывает большее уважение, чем сам Иисус.

Линда призывает Энджи реально смотреть на вещи:

— Они же все психи в этом ихнем изоляторе, Энджи. Обычная швабра будет поумнее, чем большинство из них.

Какое-то время Энджи смотрит на Венди поверх Линды. Немного успокоившись, Энджи говорит, обращаясь непосредственно к Венди:

— Ладно. Он все равно там не задержится. Помяни мое слово.

Линда тихонько дергает Энджи за рукав, указывая на ковер. Работа не ждет.

— Его выпустят на этой неделе, — говорит Энджи. — Наверняка выпустят. Даже из всей этой брехни, что полиция нагородила, ясно, что он ни при чем, мой Десси.

Вообще-то, по мнению Линды, пусть уж лучше Десси сидит в тюрьме, по крайней мере Энджи четко будет знать, где он. Линда слегка толкает Венди локтем, и та соглашается с ней. Да, там ему будет безопаснее. Кэролайн считает, что чем дальше Десси будет от выпивки и наркотиков, тем лучше. А то ведь в наших местах все равно что в тюрьме, только без охранников. Да и полиция не суется.

— Эти наши трущобы — дыра дырой, — вздыхает Кэролайн.

Сестры полностью с ней соглашаются. И тут Венди в очередной раз надумывает проверить, как там ее машина, и выходит на лоджию. С машиной все в порядке. Холодный воздух действует на нее успокаивающе, и она решает побыть немного здесь в обществе оранжевых натриевых фонарей, фургонов с мороженым, издающих мелодичный звон, и вандальчиков в бейсболках. Если не высовываться, то снизу ее не видно. Она будет просто тенью среди миллиона других теней. Венди дышит полной грудью, следуя рекомендациям буддистов: при вдохе — поднять руки, при выдохе — опустить. С каждым вдохом-выдохом она делается спокойнее. Удивительно, как можно вообще достичь спокойствия, когда вокруг эти вонючие трущобы, а Линда и Энджи за черным стеклом заканчивают выклеивать Пятиугольник. Воистину удивительно.