Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой - М. Велижев

Однако обогащения островов не происходило, а жители все чаще жаловались на разбои, воровство и грабежи, учиняемые как военными из регулярных частей, так и особенно «албанцами» из нерегулярных военных подразделений[645].

Вот только несколько дел, которые вынуждены были расследовать в Аузской греческой канцелярии по жалобам местных жителей:

В феврале 1771 г. игумен Исайя из монастыря св. Мины, находящегося в горной части Пароса, пришел, израненный и побитый, в Аузу и рассказал, что сначала русский офицер с сержантом и солдатами пришли в монастырь на службу и офицер подал милостыню, а потом вскоре те солдаты нагрянули с отрядом из 13 человек, требовали раки, выломали дверь, поранили хозяина, его отца и сестру, а потом вынесли деньги и все ценное имущество[646].

В 1773 г. жители острова Самос жаловались на матросов фрегата «Георгий Победоносец», прибывших на остров для приема дров и покупки лука. По их словам, матросы требовали араки и вина, учинили дебош, выламывали двери и грабили местных жителей[647].

Со своей стороны, русские, шедшие освобождать единоверцев, также теряли к грекам доверие и преисполнялись раздражения и сарказма. Если в январе 1771 г., вдохновленный идеей строительства в Архипелаге нового греческого государства, Спиридов еще писал: «греки по состоянию их многия болше жалости достойны, нежели от нас какой строгости, ибо никогда вооруженные доброволно туркам противу нас не помогали…, турок страшатся…»[648], то вскоре преобладающими в рассуждениях о местном населении стали сентенции о лености и хитрости островных подданных Екатерины[649], об их нежелании трудиться даже за значительную плату. Адмирал А.В. Елманов в 1774 г. сетовал, что он не мог сыскать для ремонта судов плотников и пильщиков («сверх наличных адмиралтейских, которых малое число, оставших и от работ изнуренных, и считать за работников не можно»), «греков ни из великого принуждения, ни за деньги, хотя по пиастру на день дали бы», нанимать не удавалось – «да и работу более 3-х дней продолжать не могут, потом бегут»[650]. Еще более жестко о найме албанцев на работу писал С.П. Хметевский: «Они голы и голодны. Питаются одной травой. И вид их показывал одну человеческую тень.

Монастырь св. Мины на Паросе

Напротив того так ленивый и ни к какой работе несклонный, что лучше согласится есть одное траву и ходить голому, нежели работать. Брал я таких без хлеба шатающихся к себе на корабль с жалованьем по четыре пиастра на месяц, но они не могли ужиться, предав себя не ограниченой лености. Можно сказать, что и вся Греция в лености со всем погружена»[651].

Описывая нравы жителей Архипелага, бригадир М. Коковцев, кажется, выражал господствовавшее между участниками экспедиции мнение: греки, населяющие Архипелаг, «благоденствовавший под державою Великия Екатерины с 1771 по 1775 год… в невежестве и бедности, и с нуждою пропитание от плодов земных своих имеют. Причиною всему сему леность, непросвещение и безпорядочное турецкое правление..; остроумие… они употребляют на обман, притворство и лицемерие… Сребролюбие владычествует над сердцами их…, ежели видят случаи воспользоваться прибытком, рады жертвовать блеску металла самыми лучшими друзьями и родственниками. Слушать и рассказывать басни главное их упражнение. В законе они суеверны, к женскому полу ревнивы, и, подобно туркам, содержат жен своих в затворничестве»[652].

По мнению Коковцева, просвещенными могли называться только жители островов «Тино, Сиро, Микон, Наксия и Патмос», которые были втянуты в морскую торговлю. Так, жители Тиноса и Андроса, по мнению М. Коковцева, были «довольно просвещены и, обращаясь непрерывно в мореплавании, торгуют произведениями других островов», тогда как на о. Шхиро, покрытом «дремучими лесами», греки – «мало просвещенные», поскольку «упражняются в одном только земледелии»[653]. Эту же «дикость и варварство» Л. Паш ван Кринен связывал, прежде всего, с османским владычеством и междоусобицами, пришедшими после падения Византии: «После падения греческой монархии оныя острова из под одного ига в другое переходили, от чего по примеру самой Греции [в] беднейшее впали состояние, которые наиболее под игом варваров все добрыя нравы и свойства потеряли, впад в желчейшее состояние, всегда будучи утесняемы лишением имения и детей, не имевши силы противится столь великими для их разореннию, к чему во многом они сами повод подавали будучи почти всегда между себя несогласи и завидуя один другому»[654].

Рассказы о больших и малых обманах греками русских, видимо, были частой темой для бесед. Примечательны два подобных рассказа: первый, закончившийся для русских потерями, второй – приобретением.

На острове Тассос, где флот запасал корабельный лес, во главе управления (или, как писал Спиридов, «остров был передан в хозяйство») был назначен лейтенант флота А.И.Поликути, «добросердечный и усердный к службе». Из жалости он раздавал хлеб терпящим голод грекам, неимущим работникам местных «приматов» (надо полагать, землевладельцев), которые обещали расплатиться своими продуктами- воском, оливковым маслом, смолою, скотом. Однако Поликути был обманут. Когда в деревни за этими продуктами были посланы «команды», то никого в деревнях найти не удалось: жители разбежались и угнали скот в горы. Захватили семерых приматов, но когда двоих из них послали за сбором скота и денег, то и они не вернулись. Корабль Поликути торопился покинуть остров, и экзекуции производить не было времени, лишь заковали в цепи пятерых арестованных. После этого эпизода Г.А. Спиридов запрашивал А.Г. Орлова, не следует ли весной, когда корабли придут на Тассо, повесить арестованных, «да из деревень тамошних,– добавлял адмирал, – в страх другим, не худо несколько велеть разорить»[655]. Одним словом, в данном случае образ действия, предложенный Спиридовым, не слишком отличался от поведения его турецких противников, да и местные жители действовали по привычной для них схеме. Остается предположить, что инцидент был улажен, ибо более сведений о подобного рода конфликтах в источниках не встречается. По-видимому, командование стало последовательно придерживаться тактики «приласкивания».

Во втором рассказе (его привел М. Коковцев), повествуется, как «один российский крейсер, родом славонец, командовавший шебекою Забнакою («Забиякою»[656]. – Авт.), узнав выгодное положение здешней пристани и пришед к острову Кастро Россо, захватил несколько греков. Уведомясь от них, что в крепости турков гораздо превосходнейшее число от его людей, и что крепостцы по неприступному ея на каменистых утесах положению и с большим войском взять нельзя, употребил воинскую хитрость. Он, ведая непостоянство греков, сказал им, что прислан от флота Российского осматривать пристань Кастро Росскую, и что через 24 часа весь флот сюда прибудет, и просил их не сказывать сего туркам под опасением в противном случае жестокаго наказания. Но греки не успели возвратиться, рассказали в крепости слышанное ими, а турки, пользуясь ночною темнотою, на мелких судах уехали в Караманию (Анатолию. – Авт.), оставя крепость и пушки ему в добычу. С того времени служил сей остров пристанью для Российских крейсеров в Сирских и Караманских водах плавающих»[657].

Крепость Кастро-Россо. Из журнала шебеки «Греция»

Клишированные обвинения греков в лицемерии, хитрости и склонности к обманам и предательствам[658], кочующие из одного описания в другое, как уже отмечалось, родились сразу после неудач совместных действий в Морее, но опыт создания Архипелагского княжества, кажется, лишь усилил взаимные разочарования (впрочем, все эти обвинения можно встретить при описании малознакомых культур, и, по наблюдениям Ларри Вульфа, без подобных шаблонных обвинений редко обходились и путешественники, открывавшие Восточную Европу[659]).

Что можно было ожидать от утомленных тяготами войны, незнакомым климатом, болезнями рядовых участников экспедиции, остро реагирующих на инаковость греков, их отличие от первоначального образа античных героев и великих христиан, если горечь разочарования охватила инициаторов всего предприятия!

Не способствовала смягчению взаимного недовольства участников экспедиции и греческого островного населения и третья сила – нерегулярное войско, в которое были набраны разнородные по национальному составу жители Балкан и Архипелага. Именно их – более всего и опасались мирные жители «вольного» Архипелагского княжества.