Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой - М. Велижев

Однако до конца пребывания флота в Эгейском море так и не определено было самое важное – отношение островов к Российской империи. Кем считали себя жители Архипелагского «государства» в 1772-1774 гг.

– «подданными» императрицы (как они, судя по документам, себя называли)?

– находившимися «во владении» как завоеванные территории (самой императрице Орлов писал в 1773 г. о «жителях Архипелагских островов, состоящих под высочайшим Вашего Императорского Величества владением»)?

– или «вольными», коим оказывалась помощь или «покровительство»?

Каким был статус А.Г. Орлова – в 1770 г. выбравшего себе титул «полномочного генерала от Ея Императорскаго Величества Екатерины Второй всея России, главного над Архипелагом», а в 1772 г. упоминавшегося в «Учреждении» Павла Нестерова по сути только как соправитель, но не Екатерины, а своего брата Федора?

Сравнительно вольное употребление и взаимозамена понятий «подданство», «покровительство»/«протекция», «владение», «быть во власти…» и некоторых других показывает, что окончательного представления о характере отношений между Российской империей и Архипелагским княжеством так и не сложилось ни у правителей, ни у исполнителей их повелений.

Перспективы строительства «республики», «архидукства», «государства», кажется, так и оставались для жителей Архипелагских островов весьма туманными. Не случайно и в 1773 г. жители Самоса, не овладевшие «регламентом самоуправления» Павла Нестерова, просили прислать для управления островом «российского человека, который знает российские законы» (вспомним, что в регламенте Нестерова им полагалось все решать по собственным островным традициям!)[580]. Они выражали слезную благодарность, когда на их остров прислали лейтенанта флота Николая Кумани, «потому что мы прежде были, как овцы без пастыря, а как скоро мы услышели, что приехал к нам в остров он, Кумани, собралися со всех деревень всяким усердием и радостию, …признаем ево за … честнаго командира нашего»[581].

Освоение островов Архипелагского княжества

Создавая государство на архипелагских островах, российское командование развернуло заметную активность по описанию и картографированию Восточного Средиземноморья. Исправить имеющиеся европейские карты, срисовать «неизвестные положения мест»[582], промерить глубины и по окончании войны «из журналов и описаний» создать в Адмиралтейской коллегии подробный Атлас Архипелага помогли разведывательные высадки на острова в 1770-1775 гг., «крейсирование», контакты с местными жителями по поводу десятинного сбора и работ по заготовке леса и продовольствия. В посвящении императрице, предварявшем Атлас[583], говорилось, что «победы над Оттоманским флотом <…> и потом покорение Архипелага <…> кроме громкия во все концы земли простершиеся славы и великия российскому мореплаванию пользы подали случай ко изследованию и точному описанию болыиия части сего [Эгейского] моря, его островов, заливов, входов в пристани и промеры глубин», а поскольку «ни одна Европейская держава… не осмелилась простерти свободно на сие море руку гидрографическаго искусства…, но российским мореплавателям единым мановением… Екатерины является путь открытый и свободный до самых врат гордого Стамбула»[584]. С разведывательными миссиями – не только для выявления военных объектов, но и для фиксации полезных ископаемых, античных руин, монастырей и церквей, описания больших и малых поселений – на острова отправлялись инженер-офицеры Яков Баталзен, Михаил Тузов, Михаил Можаров, Карл Реан, волонтер граф Паш ван Кринен[585], значительные отступления с описаниями островов содержит Журнал Степана Хметевского, а описание Архипелага, сделанное участником экспедиции Матвеем Коковцевым, было даже издано типографским способом в Петербурге в 1786 г.[586]. Нет сомнений, что и сама императрица желала возможно больше узнать о новоприобретенных землях[587].

Остров Парос. Аузский залив и деревня Ауза. 1771 г.

Очевидно, что значительнейшего внимания удостоился центр «Архипелажского великого княжества» – о. Парос, располагавший удобными гаванями при селениях Парос (Парикия) и Ауза. Его описания вполне отражают многообразие интересов, проявленных участниками экспедиции при освоении Восточной части Средиземноморья.

Относящийся к Кикладской гряде островов на юге Эгейского моря, о. Парос приглянулся командующим российским флотом еще тогда, когда корабли запасались в его бухтах водой, преследуя турецкий флот перед Чесмой. Парос лежит на половине пути от Пелопоннеса до Азиатского берега. Легче, чем с севера Эгейского моря, оттуда можно было осуществлять не прекращавшуюся все годы присутствия Российского флота в Архипелаге постоянную связь с Ливорно, легче было, в крайнем случае, и покинуть Архипелаг. И хотя местоположение Пароса не позволяло непосредственно с этого острова осуществлять блокаду Дарданелл, для недопущения подвоза продовольствия в Константинополь с Пароса постоянно отправлялись малые эскадры для «крейсирования» и ареста всех судов с турецкими товарами. Оценив эти достоинства Пароса, Спиридов писал императрице: «Сие место порт Ауза с островом своим Паросом столь важно и нужно, что я признаваю лучше всех в Архипелаге островов, где есть порты и всех лучший залив, где есть рейды, потому нигде так укрепиться и малою силою обороняться нельзя, как в порте Аузе»[588].

Острова Парос и Антипарос

Участники экспедиции оставили несколько довольно подробных описаний Пароса. Первое из них сделали 3-11 июня 1771 г. прапорщики инженерной команды Баталзен и Тузов[589]. Позднее не обошли Аузу и Парос в своих воспоминаниях Степан Хметевский, Матвей Коковцев и Сергей Плещеев. Через два года после завершения войны на Паросе побывал французский эллинист Шуазель-Гуффье[590] и также оставил заметки об острове и русском присутствии на нем.

Вот каким Баталзен и Тузов увидели Парос:

«Величиною оной остров имеет длины 19, ширины 11 с половиной верст, совсем безлесен, и почти весь в высоких каменных горах, а камень болте серой, а некоторою частью и мраморной. Дороги веема уския и каменистая. В ниских местах, где на фут или более сверх камней земли есть, тут имеютца и хлебопашенные земли… Во время турецкаго владения состояло началство, как в местечках, так и в деревнях из приматов, выбранных изо всего тамошнего общества, кои все происходящие между жителями тяжбы и ссоры разбирали. А главное правление, как над сим, так и над протчими островами, имел главнокомандующий турецкаго флота капитан паша, по повелениям котораго по желаниям их отпускаемы и продавань: были. Вначале положено было платить каждому человеку, хотя бы и он холост был, в год по 3 1/2 пиастра, тако ж и от хлеба пятую долю, почему и собралось в казну с здешнего острова 5920 пиастров. В нынешние времена стали из греков откупщики, кои, откупая друг против друшки, оную сумму возвышали, напоследок со всего острова платили от 8500 до 9000 пиастров, а как откупщикам сию сумму от жителей еще слишком возвратить надлежало, то с каждого человека приходила вдвое болие»[591].

Парос

На острове обитало около 5 тысяч жителей (М. Коковцев). Помимо двух городков – «местечек» Пароса и Аузы, на острове находились еще «5 деревень и несколько в разных местах по способности построенных в полях греческих домов, и доволное число садов, в которых родится виноград, апельцыны, цитроны, помаранцы, винные ягоды, яблоки и априкосы, и протчие фрукты. Жители ж, как из местечек, так из деревень сеют хлеб – пшеницу, ячмень, тож и хлопчатую бумагу, которым хлебом во время хлебородия не точию, что доволствуютца сами, но и продают в другие острова, а из бумаги делают холст, чулки и другие бумажные товары. Скота ж, как рогатого и мелкого, так лошаков для себя имеют доволно, а лошади, хотя и есть, однако веема мало, которой скот у них во весь год ходит на полях, потому что во время зимы снегов и морозов веема мало случаетца, а хотя снег и бывает, но в редкие годы, да и то пролежать более не может, как до полудня до десяти часов, а когда солнце взойдет, то вскорости разтает, а нередко нужда бывает в прокормлении скота летом в жаркие времена, когда трава от жару вся выгарает, а толко с великою нуждою по самым ниским местам, да и то поблизости и около воды, скот едва питатца может.

Для полевой работы жители употребляют быков и лошаков, на которых также, что им случитца перевозить от одного места до другаго, возят въюшными. А других повозок в разеуждении высоких гор и каменистых мест никаких нет»[592].