Тони и Сьюзен - Остин Райт

В процессе она иногда воображает, что они близки в первый раз, как когда Селена лежала в больнице, или, переправляя историю, еще раньше, подростками. Иногда они разведены, но в хороших отношениях — случайно истратились в ресторане, или они ночью на пляже, или — неженатые искатели приключений, плывущие вокруг света на яхте, или — кинозвезды, в лихорадочном возбуждении поехавшие к нему домой после съемок эротической сцены, или же снимаются в эротической сцене и теряют над собой власть на глазах у съемочной группы. Или они политические лидеры — тайком, после встречи и верхах, Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер. Она не говорит об этом Арнольду, который приписывает ее возбуждение своим грандиозным достоинствам.

От этих мыслей на нее находит странная грусть, словно все это кончилось. Ничего подобного, одергивает она себя, прекрати. Читай, читай. Сегодня книга ей нравится. Она ее насыщает. Она думает: как такому человеку, как Эдвард, настолько поглощенному собой, удалось так легко распылиться по рассказу и заставить ее так сопереживать. Книга вынуждает ее думать о нем лучше — во всяком случае, она на это надеется.

Снова позвонил Бобби Андес. Телефон вызвонил Тони Гастингса из душа перед его вторым свиданием с Луизой Джермейн, и ему пришлось, перепоясавшись полотенцем и капая, сесть за стол, где стоял аппарат. Он смотрел через дорогу на пару в шортах, мывшую ярко-красную машину.

Голос в трубке сказал:

— У меня есть новости, которые могут вам не понравиться.

Тони подождал их. Помехи, скупые мертвые слова, плохие новости: Рэй Маркус на свободе — его отпускают. Кто? Рэй Маркус, это Рэй, Рэй, его отпускают.

— Что значит — его отпускают? — спросил Тони.

Он услышал пояснения Бобби Андеса — голоса, звучавшего из проводов тонко и гнусаво, — который говорил: они снимают обвинения, закрывают дело. Херов окружной прокурор мистер Горман, вот кто снимает обвинения, недостаточно доказательств.

Тони вытирал полотенцем голову, бездельный пенис наружу, мокрые волосатые ноги, а через улицу девушка в шортах с идеальными гладкими ногами тянулась через крышу ярко-красной машины и наводила на нее лоск.

— Ему нужны подтверждения, — сказал голос.

Когда девушка вытягивалась подальше, ее шорты приподнимались над краешками ягодиц.

— Что вы сказали?

— Ну, по крайней мере, вы можете довольствоваться тем, что выбили ему зуб.

Другие голоса на линии, женщина смеется.

— Это политика, Тони, вот что это такое.

В тишине девушка навела шланг на своего приятеля, тот бросил в нее губку. Луиза Джермейн ждала его в шесть.

Голос Бобби Андеса, тонко растянувшийся через сельские мили, хотел, чтобы Тони опять приехал в Грант-Сентер.

Тони запротестовал.

— Туда ехать десять — двенадцать часов, — сказал он. — Я не могу все время кататься взад-вперед.

Он услышал слова Бобби Андеса:

— Вы мне нужны здесь срочно. Маркус попытается уехать из штата. Опередите его, переночуйте в мотеле.

По-военному повелительно — не говоря уже о посягательстве на его частную жизнь, на Луизу Джермейн, на его озадаченный омытый пенис на привале.

— У меня вечером свидание.

Шум.

— Что?

— Ну, если вы удовлетворились тем, что съездили Рэю Маркусу в челюсть… и находите это достаточным наказанием…

И Тони сказал, что приедет, но завтра. Он подумал: нет причины расстраиваться и я пока не расстраиваюсь. Но потом я расстроюсь. Потом я буду негодовать и не смогу выбросить это из головы.

Он подумал, разозлится ли он. Это оскорбление. Он сказал: мои показания не могут весить меньше, чем слова Рэя, следовало дать присяжным возможность самим вынести вердикт. Можно было ожидать, что мое общественное положение — даже если забыть о том, что я жертва, — обеспечит мне доверие, учитывая вдобавок, что он в прошлом уже привлекался.

И он отправился следующим утром, на заре, в шесть, и ехал, вспоминая урезанную ночь с Луизой Джермейн, их вторую, — он привез ее к себе, она помогла ему собраться, а он пытался не отвлекаться от нее, наслаждаться ею и держать в узде страх. Он проснулся по будильнику в полпятого в ужасе от того, что, пока он спал, происходило что-то страшное. Он разбудил ее, спавшую рядом, они позавтракали на кухне, и он отвез ее домой, оставил с отекшими глазами на веселом, певшем птичьими голосами свету, откуда она собиралась вернуться в постель досыпать.

Он посмотрел, как она сонно ему машет, и поехал пустыми улицами на шоссе, которое вывело его в сельские равнины с туманом на полях. Едва он остался один, страх, с которым он боролся, взял верх, захватил его. Случится что-то ужасное. Надвигается катастрофа. Он подумал: как ему терпеть это целый предстоящий день, когда он будет только ехать и ехать.

Развертывался долгий утомительный путь, ставший таким знакомым, одни и те же детали в одной и той же неторопливой последовательности, шаг за шагом, за каждым поворотом очередной ожидаемый вид, ферма за фермой, мост за мостом, леса и поля, и так весь день. С повизгиванием ветра, потряхиванием и постоянной мыслью о покрышках, которые могут лопнуть, двигателе, который может сгореть, и кузове, который может развалиться на куски. Нетерпение просыпалось на каждом указателе и засыпало на плавных поворотах. Дорога дала ему временную защиту, загипнотизировав его своими опасностями и оттеснив все прочее.

Он попытался понять, чего боится. Наверное, Рэя. Освобожденного, злонамеренного Рэя, который будет охотиться за ним, чтобы закончить то, что ему не удалось тем летом. Мистер, тебя жена… С удвоенным рвением из-за выбитого зуба. Чуть позже его страх принял другое направление. Рэй возьмется за Луизу Джермейн. Конечно же, вот что у него на уме — уничтожить меня через моих женщин. Тем более надо гнать побыстрее — перехватить его, пока не улизнул.

Его внимание отвлекла езда по городу и поиски насущно необходимой чашки кофе, а когда он освободился, возник Бобби Андес, он проступил сквозь силуэт девушки, которая тянулась через крышу своей машины в задравшихся над ягодицами шортах: «Если вам довольно того, что вы врезали Маркусу в челюсть». Доверься ему, у него что-то припрятано в рукаве. Тони подумал: дело не только в Рэе. Он боится Бобби Андеса. Чего — его жесткости, его презрения? Чего-то непотребного, еще непонятного, что может навлечь на него беду, если он вовремя это не распознает?

После ланча его беспокойство стало уже совсем непостижимым. У него было такое чувство, будто он не справился с какими-то обязательствами. Взял гигантскую ссуду, срок выплаты прошел, и скорого отчуждения заложенного не миновать. В ушах неотступно звучало: я что-то кому-то должен. Это не имело отношения к деньгам. Это было связано с Рэем Маркусом, или с Бобби Андесом, или с Лорой и Хелен. Может быть, с Луизой Джермейн, хотя вряд ли, она появилась слишком недавно. Снова ушло. Это было как призрак, что-то сверхъестественное. Случится нечто ужасное. Случилось нечто ужасное. То или другое или и то и другое.

Еще хуже, если что-то ужасное случается прямо сейчас. Случается, потому что чего-то ужасного не случилось. Херов окружной прокурор мистер Горман определил, что материала для дела нет. Потому что того, что видел мистер Тони Гастингс, мало. Насчет его опознания Рэя, насчет трех человек в лесу и убийства рассудили так, что не было опознания, не было Рэя, не было трех человек в лесу, не было леса, не было убийства. Тони Гастингс ошибается. От этого ему захотелось выть. Если мне не верят, то кто я такой? Если то, что я помню, не годится, то что же я тогда помню? Куда она ушла, моя жизнь, что я с тех пор делаю?

Ближе к вечеру, в холмистых сельских местах восточного Огайо, после еще одного кофе, в голове у него прояснилось, и мир опять предстал обыкновенным, хотя было ощущение, что он, Тони, попросту запер где-то преследовавший его вопрос, и тот еще даст о себе знать. Он задал себе резонный вопрос: в чем цель этой поездки, и удивился, поняв, что не знает. Рэя Маркуса выпустили, и Андес хочет, чтобы я приехал. Помочь, сказал он, но ни слова о том как. Это чертовски длинное путешествие для такой невнятной задачи.

Он посчитал, сколько таких длинных путешествий совершил по просьбе Бобби Андеса. Это его четвертый визит в Грант-Сентер за год. И все в погоне за тремя людьми. Он подумал: да я с ума сошел. Это безумие.

Неопределенность поставленной на сей раз задачи была тому доказательством. У каждой из предыдущих поездок была своя цель, имевшая известный смысл. Он предположил, что у Бобби Андеса есть план, нечто секретное, о чем небезопасно говорить по телефону. Да это, сказал он, сумасшествие. Не я безумен — безумен Бобби Андес.

Они встретились не в Грант-Сентере, а в Топпинге, в ресторанчике с барной стойкой, и сели за столик у окна, из которого видели капоты своих припаркованных снаружи машин. На обед у Тони был твердый серый ростбиф с подливкой. Напротив него Бобби Андес нагнулся к своей еде, накрутил на вилку спагетти, поднес вилку ко рту, но не донес, отодвинул тарелку нетронутой. Тони Гастингс посмотрел на него и сказал: этот человек — сумасшедший. Через секунду добавил: и я тоже. Бобби Андес сказал: