Ледяной город - Карен Фаулер

— Памеле Прайс, — ответила Рима. — Кому же еще? Женщина с безумными глазами, которая внушает больше доверия, чем мы. Памела Прайс.

Хотя обед получился ранним, Мартин уехал лишь около девяти. Ему силой всучили остаток кекса. Креветок съели подчистую, и Тильда стала переживать, что наготовила мало, — ни Аддисон, ни Рима так и не смогли ее разуверить.

— Отличный обед, — то и дело приговаривала Аддисон. — Отличный вечер. И Мартин такой хороший, такой спокойный.

Она отправилась к себе в спальню — читать длиннейший роман про каких-то магов в эпоху Наполеона.[67] Ей не терпелось узнать, что там дальше — конечно, если она не заснет после ромашкового чая. Тильда засучила рукава, обнажив змею; Рима помогла ей собрать со стола посуду. Помыв ее, Тильда тоже отправилась спать. Пожелав Риме спокойной ночи, Тильда обняла ее — неловко, как бы стесняясь, но у Римы получилось не лучше. Им обеим не хватало практики.

Рима села в гостиной, на колени к ней забрался Стэнфорд. Она не стала подниматься наверх — не хотелось будить Стэнфорда, да и усталости не чувствовалось. Через какое-то время Рима задремала в кресле.

Раздался звонок.

— Да? — сказала Рима, еще не совсем проснувшись, но уже испугавшись: ее всегда пугали поздние звонки.

Стэнфорд убежал. Прямо перед глазами у Римы была раздавленная голова жертвы из «Фолсом-стрит».

— Только не говори маме, — раздался голос Мартина. — Я врезался в разделитель. Передок вдребезги. В этих долбаных горах мобильный не принимает сигнала, пришлось идти мили три, пока меня не подкинули. Я в «Оуквуд-салуне», у съезда на Лос-Гатос. Бар уже закрыт, но хозяин согласился подождать. Можешь заехать за мной? Эвакуатор уже выслали, но он едет со стороны Санта-Крус. Я обещал встретить его у машины.

Часы наверху пробили полчаса.

— У какого съезда? — переспросила Рима, потом взяла ключи в тарелочке.

Бак оказался почти пустым, и Рима заехала на заправку. По пути она увидела машину Мартина. Та отъехала — или ее отволокли — к краю дороги. Левая фара была разбита, а водительская дверь помята так, что вряд ли могла открываться.

Когда Рима нашла бар, шел двенадцатый час. Мартин с хозяином пили разливное пиво. Губа Мартина — очевидно, прикушенная — раздулась и переливалась всеми цветами радуги.

— Ну, приятель, теперь я тебе не так сочувствую, — сказал хозяин при виде Римы. — Думаю, ты сам все это подстроил.

То самое ограждение, в которое врезался Мартин, помешало им пересечь шоссе. Пришлось ехать в обратном направлении к съезду, а затем сделать разворот и направиться в нужную сторону. К этому времени часы показывали уже без четверти двенадцать.

Мартин извинился за доставленное беспокойство — но не за то, за что должен был извиниться. Он не вспомнил об Оливере: каково это для Римы — услышать по телефону об автоаварии? Риму обуяла ярость. Она знала, что это неправильно, но не могла ничего поделать. Ей был невыносим сам вид Мартина с распухшей губой. Почему он так небрежно вел машину?

— Ты что, выпил? — спросила она.

— Только потом. Честно. Я же не мамочка.

Эвакуатор уже стоял у машины. Рима старалась не показывать свое бешенство, Мартин мог подумать, будто она сердится из-за того, что ее выдернули из дома. На это она не сердилась совершенно. Приветливый парень по имени Джерри стал грузить разбитую «хонду» в кузов.

— Я всю жизнь работал только на Семнадцатом, больше нигде, — сообщил он. На нем были кепка с эмблемой бейсбольного клуба «Сан-Франциско Джайентс» и замызганная фуфайка с отпечатками грязных пальцев.

Внезапно Рима решила больше не притворяться.

— Слушай меня внимательно, — тихо сказала она Мартину, так, чтобы не слышал Джерри. — Теперь ты будешь приезжать в «Гнездо» только для того, чтобы повидаться с матерью. Веди себя с ней как следует. Это все, что меня волнует.

— Значит, тебе уже не нужен младший брат? — спросил Мартин.

Чтобы достигнуть точки кипения, Риме потребовалась вся дорога от Санта-Крус. Мартин проделал это мгновенно.

— Нет. Если он не умеет водить машину.

Риме пришлось снова ехать в обратном направлении до съезда на Лос-Гатос, где она смогла развернуться. Тем временем ее обогнали восемь-девять машин, летевших с невероятной скоростью. Обочины тут вообще не было. Чудо, что Мартина не сбили, пока он брел к бару.

Наконец она выбралась на дорогу, ведущую в Санта-Крус, у Скоттс-Вэлли, у ближайшей развязки снова развернулась и поехала в направлении Сан-Хосе. Возле указателя «Редвуд-Эстейтс» Рима остановилась. Под большой надписью была другая, помельче — «Холи-Сити». В перчаточном ящике оказался фонарик, батарейки еще не сели. Значит, судьба.

На Олд-Санта-Крус-хайвей стояла такая темень, какая только может стоять на калифорнийском побережье. Перед стекольной фабрикой машин не было, не было их и на шоссе. Рима свернула на подъездную дорожку и затормозила у облупленного белого здания. Здесь когда-то жил Уильям Райкер, а после него — Констанс Веллингтон. Рима погасила фары, а потом вообще переключилась на ближний свет.

Пожалуй, Энди был прав — смотреть там нечего. Но вдруг попадется коробка в шкафу или письмо, забытое за зеркалом в ванной? Чтобы проверить это, понадобится немного времени. Ночь стояла беззвездная — вероятно, небо затянули облака. Воздух был сырым. Рима пожалела, что под рукой нет ее кливлендского зимнего пальто.

Включив фонарь, она пошла к ступенькам террасы. Средняя сгнила — Рима чуть не провалилась. Лампочки под абажуром не было, но она все равно щелкнула выключателем, помня, что мир намного шире, чем он представлен в философии Максвелла Лейна. За отсутствием лампочки свет, естественно, не зажегся.

Рима направила фонарик на дверь, попробовала ручку — заперто. Над дверью была оконная рама на девять стекол: два из них треснули, а четыре пропали совсем. Рима дотянулась сквозь пустую раму и отворила дверь изнутри. В доме было ничуть не теплее, чем снаружи.

У входа расстилался ковер из сухих листьев. Рима пробиралась через них осторожно, боясь задеть какую-нибудь живность. Четыре дыры на стене говорили о том, что здесь висела картина или вешалка для шляп. Луч фонарика высветил пятно, отдаленно напоминавшее верблюда, — видимо, о стену разбили бутылку с пивом. Рима наступила на что-то вроде презерватива или пластикового мешка, но совсем крохотного, — выяснять она не стала. Пахло листьями и еще чем-то — летучими мышами?

«Ну вот, опять из-за тебя попала в переделку», — обратилась Рима к Оливеру. Листья закончились, теперь под ногами была твердая поверхность деревянного пола. Еще три ступеньки — и Рима оказалась в гостиной. Она посветила по сторонам, вздрогнув, когда по темными окнам заплясали яркие блики. Внутреннюю стену покрывали граффити: инициалы «ПТК» — широкие закрашенные контуры. Под ними кто-то высокообразованный вывел: «Взгляни на мои труды, о всемогущий». Была еще одна надпись, красным маркером: «Я люблю Амелию».

Ровно посередине комнаты стояло кресло без подлокотников, обитое материей. Рима различила остатки цветочного узора. Подушки у кресла не было, одна из пружин выскочила. Рядом громоздилась стопка газет такой высоты, что могла служить столом, на вершине ее стояла бумажная чашка из «Старбакса». Рима шагнула к газетам и направила на них фонарик; мрак вокруг нее сгустился. Сверху — номер «Гуд таймс» со статьей о мужской красоте. Из-под него высовывался последний «Сентинел» — тот самый, с фотографией Аддисон.

Римино сердце бешено заколотилось, мысли не поспевали за ним. Не успела она подумать о том, что не надо было сюда приходить, как по листьям зашуршали чьи-то шаги.

Рима обернулась.

Загорелся верхний свет.

В гостиной стояла Памела Прайс, отрезав Риме путь назад, с ключами от ее машины. Рима не помнила, чтобы оставляла их в замке. Вот так и теряются ключи, когда ты думаешь о чем угодно, только не о них. А надо следить за каждым своим движением — вот я вынимаю ключи из замка зажигания, вот я кладу их в карман и так далее.

Глава двадцать шестая

Мистер Лейн сказал, что я могу взять что-нибудь из дома, если хочу. Так он думает. Я переезжал из трейлерного парка в город Траки, чтобы жить в приемной семье. Я убеждал себя, что все обойдется, что я без труда продержусь четыре года, пока мне не исполнится восемнадцать, — но сам себе не верил. Разве смогу я учиться в школе, прикидываться обычным парнем, как все?

Брать из дома не хотелось ничего.

Мистер Лейн остановился перед кукольным домиком.

— Ты заметил, что все вы тут есть? — спросил он. — Этот домик о многом мне рассказал. Например, о том, как он отдавал приказы: в основном Эрни, но также Кэтлин, Памеле и Джулии, когда хотел видеть их в своей постели. Он, видно, чувствовал себя Господом, глядя сверху на свое маленькое царство и управляя вами.