На Дороге (СИ) - Вель Софья

Наконец, её положили в лодку, каждый участник страшного ритуала кинул на дно горсть ягод. "Откуда зимой ягоды?", — сознание всеми силами цеплялась за происходящее, но его утягивало все глубже в сон. Дивные русалки улыбались у самого лица, маня пойти с ними.

Дочь рыбачки, Беруте, склонилась и тихо прошептала, незаметно одевая ей амулет:

— Передай сестре и двум братьям, что я скучаю… — Сильвия уже не могла ответить. Новое видение заняло сознание:

«Мутная, холодная вода и дети на берегу.

— Смотри, смотри, Водяной! — Кто-то показывал на младенческую ручку, вытянувшуюся из воды. Водяной — двухгодовалый младенец, был весь серо-синий. Малыш смеялся и кидал из воды яркие красные ягоды, Сильвия подбирала и бросала ягоды обратно «малышу», ныряющему за ними рыбкой.

Ягод становилось все больше, Сильвия подходила все ближе к воде: было одновременно и страшно, и интересно — как младенец так умело плавает?».

Тем временем деревенские спустили лодку на воду, но Сильвия этого уже не видела, она тихонько смеялась, играя с иллюзорным малышом. Пугающая мертвенность младенца перестала смущать: мертв и мертв, что с того? Сильвия даже удивилась себе, почему это было так важно прежде?

Неожиданно в видение ворвался новый участник. Сильвия знала, он тоже мертв, как и Водяной. Степняк с золотистыми глазами и поседевшими русыми прядями, заплетенными в косы. Конунг, ее конунг. Сильвия, замерла, глядя на покойного мужа. Он же отнял у Сильвии ягоды и сам бросил их в темную мутную воду:

— Не играй с ним! — одернул конунг. — Не смей!».

Сильвия резко пришла в себя, до неё все еще доносились отголоски заунывной песни. Вокруг было темно. Растекалась ночь, глухая, без звезд. Сильвии показалось, что она лежит в кромешной тьме. Холодная вода сочилась сквозь бреши лодки, постепенно заполняя её. Но утлое суденышко продолжало плыть, отходя все дальше от берега.

Пленница обряда по-прежнему не могла шелохнуться, хотя холод воды ощущала хорошо. Её заполнили тишина и спокойствие: она умрет…Все равно ведь умирать, так хоть Беруте жизнь сохранит. Но надолго ли? До следующего года. Разве год — это мало?

Холод сковывал, вызывая сон вместо озноба. Новое видение посетило её — Желтоглазая вела по болоту и рассказывала о важности обряда, о его необходимости. И все она верно говорила, правильно: о голодных рыбаках, о даваемой им Силе… Но Сильвия все думала о том, как страшно и хищно горят желтые глаза с узкими зрачками.

«А что будет с душой?», — спросила она, готовая смириться с потерей усталого тела. Пусть, пусть, если рыбакам от этого станет лучше. Желтоглазая оголила клыки, Сильвия отшатнулась. «Не тело им нужно, и не кровь…».

Видение резко отступило. Сильвия сделала глубокий вдох и поняла, что вода дошла до связанных плющом рук. Вокруг было холодно и черно, с воды поднимался белесый туман.

Сильвия закрыла глаза и снова провалилась в сны. Она видела себя темноволосой девушкой, купавшейся в озере с друзьями. Она верила им, как вдруг оказалась тонущей, друзья обернулись мертвыми, тянущими её в бездну… Видение оборвалось, уступив новому кошмару — связанные девушки медленно шли ко дну. Девушки задыхались, их тела были полны горькой предсмертной муки, а души — страха и тоски. Как сладкий нектар текли их страдания в ненасытную бледную пасть…

«Нет!», — Сильвия снова очнулась, вода щекотала подбородок, а тело больше не чувствовало соприкосновения с лодкой. Только не так! Пусть ее убьет Карающий, пусть расщепит душу, но не так!

«Разве смерть выбирают?», — сквозь водную толщу Сильвия разглядела его, Хозяина. Сатрап болота был распухший, как утопленник, белесый, с черными провалами вместо глаз, и страшным ртом пиявки.

В груди похолодело.

«Создатель, умоляю!», — Сильвия попыталась вспомнить хоть одну молитву и не смогла…

«Плохо же ты ему служила!», — издевательски заметил голос в голове.

Вода начала заливать уши, заполнять рот, по-прежнему расслабленное, отравленное тело безвольно застыло. Тут что-то коснулось ног и потянуло вниз: «ты наша…», — ледяные руки утопцев вцепились со всех сторон.

Сильвия испытала весь ужас драконицы, альтер эго пришло в себя, и теперь звериный страх заполнил до краев. Драконица пыталась стряхнуть чары, но отвары не были чарами. Яд был внутри, и сколько драконица ни билась, ничего не получалось. Руки утопцев держали крепко.

"Наша…", — Сильвия безмолвно закричала, вода залила легкие, обжигая. Драконица всеми силами пыталась скинуть стаю утопцев, но они тянули на дно. Легкие горели без воздуха, в глазах начало темнеть, невольно драконица вдохнула воду.

«Отпустите душу! Творец!» — Взмолилась Сильвия. Вода в легких причиняла острую боль, тело свело судорогой.

«Отпусти камень, и мы отпустим душу нерожденного!», — раздалось эхом в голове.

Трезвея от ужаса, Сильвия осознала, что гибнет не одна. От ярости резко дернулась, пытаясь совладать с телом. Она не может здесь умереть! Не может позволить, чтобы малыш погиб…так.

Тысячи рук потянули вниз. Красные круги поплыли перед глазами.

«Ты наша, вся…наша», — в гаснущем сознании возникает последний образ. Самый грустный, Сильвия увидела себя на лесной тропе, увидела маленькую деревенскую девочку. Дети бежали за водой… девочка упала и разбила колени. Сильвия ощутила голод, неутолимый. Она взглянула на страшные, звериные когти, готовые вцепиться в несчастного ребенка.

«Ты такая же, как мы. Отпусти камень, мы отпустим душу нерождённого».

Красные круги перед глазами стали пурпурными. «Мой маленький, прости меня…», — она осознала, что смерть неминуема. Так она спасет хотя бы малыша. Его душа вернется к Создателю. Отвечая её мыслям, малыш забился. Едва чувствуя камень в руке, Сильвия отпустила.

Чьи-то острые зубы вцепились в руку, резкая боль разлилась по всему предплечью, но боль растворилась в красном мареве и звоне.

Глава Двадцатая

Час Дракона. Болото. Бой. Проклятые.

Дочь рыбачки увидела их первой — два огненных бога в сиянии из небесного огня спускались на землю, девочка оцепенела. Остальные жители деревни бросились врассыпную.

— Где она?! — рык растекся по болоту, озеру и деревне.

Желтоглазая и лжесвященник появились на берегу в страшном недовольстве, рокочущий рык Элладиэля явно отвлек от чего-то необычайно приятного. Желтоглазая утирала кровь.

Увидев их, Алеон кинулся на Желтоглазую и её помощника. Нехорошо отросли зубы и когти на руках болотного служителя. Завязалась драка.

Элладиэль не взглянул на них, обращаясь только к замершей девочке:

— Где она?! — он постарался сказать это мягко — ребенок оцепенел от ужаса.

Девочка посмотрела в сторону темного озера.

Элладиэль бросился к воде, помня болото, он ступал только на светящиеся печати. Карающий пылал, как факел, освещая мир на добрую милю. Но Элладиэль ничего не увидел. Боль смерти пронизывала все озеро — из-под воды тянулись сотни рук: женских, мужских, детских, мутным взглядом мертвых смотрела тысяча глаз, полных голода и боли.

Ледяной озноб пробил по спине. Опоздал?! Не желая верить и отчаиваясь найти, Элладиэль резко прокусил себе руку в кровь, шепча сбивающимся голосом:

— Именем Творца, яви зло! — Капля достигла темной поверхности озера. И Элладиэль отшатнулся — он был на пороге Ада. В одном из его кругов. Немые стоны, голод и бесконечное страдание. Хозяин царства — омерзительного вида бледный «младенец», — жадно пил общую муку ртом, похожим на пасть пиявки. Пил и жирел. Элладиэля едва не вывернуло от отвращения. Жители деревни кормили монстра столетиями, а он неутолимо желал ещё.

— Отдайте моё! — приказал Владыка Поднебесного.

"Авдотья наша…", — прошелестело, пробулькало озеро.

— Да? А Сильвия моя! — Элладиэль обрушил на мерзкого трупного монстра в образе младенца-утопца целый каскад из боевых чар. Тот зашипел.

Но Элладиэль не видел Сильвию, сколько не вглядывался в мутную воду. Куда мерзкая болотная нечисть её утянула?!