Темное эхо - Ф. Коттэм

Я прошел по коридору к своей каюте. Скромненькая — в сравнении с отцовской, — хотя куда роскошнее любого кубрика или жилого помещения на судах, где мне доводилось останавливаться. Если бы мне вздумалось поработать за письменным столом, что заботливо приготовил для меня отец, то перед глазами постоянно висела бы рамка палисандрового дерева с увеличенной фотографией нас с Сузанной, которую отец сам сделал во время одного из летних пикников. Моя мягкая мебель была обтянута кожей насыщенного винного цвета, и я невольно улыбнулся при мысли, что придется отрастить усы и после бритья поливаться пряным лосьоном, чтобы соответствовать духу могучего мужского начала и иметь право сидеть на такой мебели. И еще понадобится одна из отцовских винтовок, которую я все время буду держать на коленях. Имелся также стереоцентр с приемником и CD-плеером, а рядом высилась горка компакт-дисков, которые, как было известно отцу — а точнее, миссис Симмс, — я любил слушать в свободное время. Не был забыт и ноутбук: новейшая модель «Макинтоша», слепившая глаза своей белизной по центру письменного стола. Короче, все было на месте — кроме увертливого грызуна, которому размозжила бы голову моя позаимствованная дубинка.

Я подумал про кладовку для парусов. Но ведь она пока что пуста; крысе нечем там поживиться. Паруса доставят лишь к середине мая, то есть не раньше чем через пару недель. Что еще? Такелаж? Опять-таки все современные снасти и тросы вьют из нейлона, а не из пеньки. И здесь вам не «Андромеда». Единственный отряд крыс, о котором я хоть что-нибудь знал, — это та разновидность, про которую мы обычно читаем в таблоидах: монстры размером с кошку, которые, если верить слухам, способны прогрызаться сквозь что угодно. Но я сомневаюсь, чтобы даже таблоидная крыса взялась точить канат, свитый из синтетика нефтяного происхождения. Нейлон малопитателен.

Словом, кладовку я проверять не стал. Вместо этого заглянул в душевую и туалетную кабинки, которые располагались по обеим сторонам коридора между моей каютой и входным трапом. Я постоял с добрую минуту в полнейшей неподвижности, прислушиваясь к звукам. Опять-таки повторюсь, что в кладовку с парусами я не полез, потому как счел это бессмысленным. Должно быть, мой «морской заяц» избегает нелегкой встречи, прошмыгивая сквозь распахнутые лацпорты. Несколько открытых иллюминаторов я заметил на обратном пути, когда вел последний осмотр перед тем, как выбраться на палубу. На всякий случай я их задраил, хотя это не остановит настойчивого двуногого воришку. С другой стороны, теперь крысы не смогут проникать на яхту и грызть живописные отцовские полотна. Напоследок я вернул дубинку на место, вставив ее в начищенные латунные держатели.

На дощатый настил эллинга я спустился в мрачном настроении, возмущенный тем, что «Темное эхо» оставили без присмотра. Факт как минимум парадоксальный. Яхту восстановили согласно спецификациям, которые сделали бы честь и арабскому шейху. И тем не менее она стояла беззащитной, брошенной на милость любого местного вандала с ворохом аэрозольных баллончиков. Это не просто парадокс, это прямо-таки странно до дикости.

Когда я покинул эллинг и направился обратно к машине, то у ворот увидел одинокого мужчину. На нем были синие форменные брюки и синяя же рубашка, над карманчиком которой имелась нашивка с надписью «Охрана». Завидев меня, он сузил глаза, упер руки в боки и принялся раскачиваться на мысках. Эффект был бы более впечатляющим, если бы он удосужился оставить на голове фуражку, а на плечах — форменную куртку. Впрочем, солнце позднего апреля заставило его отказаться от этих предметов одежды, и сейчас они висели на спинке стула возле ворот. Это явно был сотрудник одного из ЧОПов, а не какой-нибудь вышибала из местного ночного клуба, подрабатывавший в светлое время суток за пять фунтов в час. Мне стало его немного жаль. Оплывший, в возрасте, давно перевалившем за сорок. Брюки слишком узки в поясе да еще лоснятся в районе карманов и паха. Словом, охранник того типа, над которым любят насмехаться хулиганистые подростки в супермаркетах.

— Вы что тут делаете?

Уж конечно не ворую. С собой у меня ничего не было, даже мобильника, который остался в бардачке машины. Впрочем, он и сам догадался. Это я понял по тому, как успокоенно обмякли его плечи, когда я подошел поближе.

— Это яхта моего отца. — Я взглянул на часы. Почти десять утра. — А вот вы где были?

Он засмущался, но потом ответил:

— Да я и так пришел заранее. Моя смена начинается только с десяти.

Стало быть, я припозднился.

— Вообще-то до меня дежурит Прендергаст, — продолжал он.

— А вас как зовут?

— Чесни.

— И где этот ваш Прендергаст?

Чесни, однако, промолчал. Он просто стоял и разглядывал носки своих дешевых башмаков.

— Мистер Чесни, мой отец — щедрый человек. Он высоко ценит добросовестных сотрудников. И превыше всего ставит ответственность по отношению к порученному делу. Итак, где Прендергаст?

— Ему не нравится дежурить по ночам. — Акцент Чесни выдавал в нем местного уроженца. — Да это вообще никому не нравится. В общем, мы бросили монетку. Прендергаст проиграл. Ему выпала целая неделя ночных смен. Когда мистер Питерсен был на месте, увильнуть не удавалось, он очень внимательно присматривал за порядком. Но когда он куда-то делся… Кому захочется в одиночестве торчать тут во мраке, а?

— Стало быть, вы поступили бы точно так же?

Чесни неприветливо насупился. Похрустел гравием, вертя мыском башмака и напоминая малолетнего сорванца, которого призывают к ответу за детсадовское преступление. Впрочем, сейчас я уже не испытывал к нему прежней жалости. Глупость вкупе с капризностью — очень опасное сочетание.

— Понимаете, мистер Сталлард… Это все из-за звуков…

— Станнард.

Он мотнул головой в сторону эллинга.

— Крысы?

— Голоса. Смех. Мы же не глухие… Я-то терплю, потому что семью надо кормить. Но и дежурить по ночам мне улыбается не больше, чем Мики Прендергасту.

Я кивнул. На это ответить нечего. Хотя Чесни навел меня на кое-какие мысли.

— Этот смех… он был сардонический? Его тон?

Чесни взглянул на меня так, будто я изъяснялся по-марсиански. Я достал бумажник. Наличность всегда должна быть под рукой. Эту привычку привил мне отец, который постоянно носил с собой деньги, потому что не мог забыть то время, когда у него не было ни гроша в кармане. Вынув три двадцатки, я сунул их в кармашек Чесни и направился к своей машине. Ведь, спрашивая о правде, я намекнул на вознаграждение. Он свою роль исполнил. Теперь осталось только его уволить, а он упомянул, что должен кормить семью. Шестьдесят фунтов — не самое щедрое пособие по безработице.