Последний день может стать первым - Стас Северский

«Человек» смотрит на меня широко открытыми, очень светлыми, немигающими глазами — я тоже так делаю, когда нужно на кого-то надавить, но это другое.

— Ты видишь?

— Пока еще плохо.

— «Защитник» может…

— Сетчатка скоро восстановится — мне больше ничего не нужно. Лучше помоги коту распечатать паек.

— Хорошо…

Общается он, как человек, пока, по крайней мере, но он не человек, об этом забывать не стоит… Или они, как мы?..

— Айнер, это потрясающе! Я буду есть только это! А запасов надолго хватит?..

Нет предела кошачьим восторгам! Я его установлю… но не сейчас. Для него все так интересно и познавательно, что вроде и не надо помнить о том, что через пару дней все мы превратимся в пыль под их расщепителями.

Пора прекращать нервные метания. Как мне ни тяжело поддерживать контакт с этим «человеком», виду я показывать не должен.

— Я сожалею о своих необдуманных действиях. Это не простая формальность, я действительно сожалею.

— Понимаю, ты про нас ничего не знал.

— И сейчас не особо много знаю.

— Я вижу, что тебе тяжело быть с нами рядом.

— Это тупая человеческая предвзятость — ничего больше.

— Нет, не только. Мы помним страх перед людьми из первого поколения — глубинный страх.

Они себя людьми считают? Не терплю неточностей…

— Что правда, то правда. Мы боимся того, чего не понимаем и того, что сильнее нас.

— Если страх глубоко, люди не признают его, не смотрят ему в глаза. Такой страх отзывается жестокостью.

— И то правда. Вы считаете себя людьми?

— Мы не знаем, кто мы. Люди называли нас людьми в протоколах, но не считали нас людьми.

— А вы, что думаете?

— Для тебя это имеет значение?

— Да.

— Мы не такие, как вы, но близки к вам. Мы — те, кем вы должны были стать.

«Человек» из первого поколения опустил на нас тяжелую завесу тишины, но так и не отвел по мертвецки всевидящего взгляда. Когда смотришь в такие глаза, кажется, что они не видят ничего (ничего из того, что видим мы), но видят что-то другое. Даже Кот перестал вгрызаться в паек — так и замер, припав на передние лапы и оскалив острые зубы, будто уже готов остервенело разделать крысу, но никак не решается перейти к делу.

— Ты Фридрих Айнер?

На моем браслете только мой личный номер, код подразделения и категория… «Защитник» сказал?..

— Да, я Фридрих Айнер.

— Я тебя помню.

— Помнишь? Я, кажется, не успел представиться перед тем, как пустил луч…

— Я тебя помню. Я видел тебя. В последний раз — около года назад, на территориях Штрауба. Я видел тебя во время проведения операции по ликвидации заселенных руггеров. Твои люди уничтожали этих зверей.

— Да, в тот день я потерял одиннадцать человек… Тогда и наш капитан погиб… Я помню — это была последняя примененная к руггерам зачистка. Их подземелья — их норы забыть трудно, только никого из вас я там не видел.

— Мы скрывались на закрытой базе недалеко от Валсхайма, но когда вы ее подключили, мы были вынуждены искать укрытие в заброшенных норах этих зверей. Вы не нашли нас, не обнаружили. Но я хорошо тебя запомнил, Фридрих Айнер…

Я сжал зубы. К чему это он клонит?

— Мя-яу!.. Так вы уже встречались?! Можно подробнее?

— Кот, не сейчас…

— Айнер, а что это за твари такие? Я про таких не слышал. Они человекоядные?

Думал отключить Кота, но вовремя поймал пристальный взгляд «человека» из первого поколения и вспомнил про межвидовую лояльность. Сама тема уже провокационна, но, похоже, нуждается в обсуждении.

— Кот, руггеры — мясная порода. Неразумные твари — огромные подземные грызуны, которые выродились в чудовищ. Их пища — клубни. Людей они не едят — просто убивают.

— Не едят? Зачем тогда убивают?..

— Это защита. Руггеров разрабатывали как спокойных, доверчивых животных, но со временем они изменились — стали нас бояться, прятаться, нападать…

— Нападешь на вас…

— Мы тоже так думали. Никто особо и внимания не обратил на то, что у руггеров в программе сбой случился — это не редкость. Откорректировали и все. Серьезных мер не приняли. А когда на поддерживающие коррекции средств хватать не стало, начались осложнения. Оказалось, что немного было нужно, чтобы из этих тварей настоящие чудовища получились. Руггеры в своих тоннелях широко используют ультразвук, но не только для ориентации — они могут концентрировать и направлять сигнал так, что получается ультразвуковой резак. Да и когти у них даже твердые породы разбивают… Все это им против нас пригодилось, когда они стали нам засады устраивать. Охота усложнилась — тогда глобальные коррекции провели. Средств много вложили, а хватило ненадолго… Недосмотрели мы за ними. Эти твари начали с огороженных территорий выбираться. Вот их и списали под ликвидацию.

— Айнер, а эти руггеры еще есть?

— В Штраубе — под наблюдением.

— Они сюда не придут?..

И что на это сказать?.. Кот как-то сжался, стал незаметным — белоснежные простыни как будто поглощают его, и теперь он похож на маленькую черную кляксу. Вроде все спокойно, но тишина просто искрит… Мы используем ментальные передачи, но обычно фон тишины не заметен при мысленном общении, а сейчас… Это бледное существо из первого поколения смотрит на меня очень пристально, но не напряженно. Это не похоже на взгляд того, кто «читает» твои мысли, это похоже на взгляд того, кто их уже «прочитал»…

— Мы не нашли ни одного зверя после ликвидации, Фридрих Айнер — ни одного.

— Мы чисто работаем.

— Нам об этом известно.

Они скрывались столетья — годы, точкой отсчета которых для первого поколения стал приказ об их уничтожении. Но в мыслях этого «человека» нет агрессии, упрека — ничего подобного. Меня просто накрывает тяжелая ментальная волна его передачи… Я этого не понимаю, и именно поэтому сейчас рухнет вся моя дипломатия…

— Только вам удалось скрыться и от нас — на наших территориях.

— Ты знаешь, что наш сон похож на смерть.

— С недавних пор. Но вы были рядом, вы видели нас.

— Вы тоже видели.

Действительно, мы могли их видеть… Мы смотрели на них, но видели что-то другое, потому что были уверенны, что их больше нет…

— Мы смотрим не только глазами. Вы снижаете частоту сигналов настолько, что мы не можем определить ваш ментальный фон. Вы способны укрыться не только от нас — они тоже вас не «видят».

— Пока мы еще можем укрываться здесь — на «оккупированных территориях», но скоро они найдут и нас. Мы знаем это, Фридрих Айнер.

— Еще не все потерянно.

— Почти все. Люди уничтожили практически все, что создали.

— Так получилось, что наши создания не прошли испытание временем.

— Не думаю, Фридрих Айнер. Вы уничтожали всех, кто начинал защищаться от вас — всех, кто приспосабливался лучше вас.

— Да. Не спорю.

— Вы во всем видите угрозу.

— Только в том, в чем она есть.

— В тот день ты застрелил восьмерых человек, Фридрих Айнер.

— Руггеры рвут так, что мучительная смерть обеспечена.

— Ты окончил жизнь своего капитана.

— Да, тогда погиб Александр Норвальд, и был создан его первый техноклон. Если ты видел это, ты видел и то, что с ним сделали эти твари.

— Я видел, как ваш полковник забирал раненых зверей.

— Ульвэр?.. Я понял.

Эти твари ходили у Ульвэра под седлом… Мы упустили их, потеряли контакт, перейдя на контроль, осуществляемый при помощи высоких технологий. Мы замкнулись на себе и из-за этого наделали себе лишних проблем. Я начинаю понимать… Выход, кажущийся нам самым простым, часто заводит нас в лабиринт. Не искать легких путей… Нет. Их нужно искать не самыми простыми способами. Этим я сейчас и занимаюсь… Пока угрозу видят в нас, не будет никого, в ком не увидим угрозы мы.

— Айнер, как это все получилось?! Почему на этих тварей машины не охотились?!

— Кот, на них все охотились. Скорость реакций машины на такой охоте привилегий не давала — руггеры прятались в своих темных норах, затаивались, снижали температуру и ментальную активность. Они почти слепы, но даже чих червя за километры слышат. Когда мы их выслеживали, спускались в тоннели — они всегда знали, что мы рядом, и пропадали… Найти их было не так просто, а когда находили… Руггеры только кажутся медлительными. Представь себе, что земляной ком раздирает тебя на части со спины…

Кот заерзал. Уши прижаты, и шерсть топорщится — это для него страшные истории…

— Айнер, не говори об этом! Я не хочу ничего больше об этих зверях знать. В Альвэнхайме их не было.

— Там для них слишком холодно.

— В Альвэнхайме для всех слишком холодно. Многие из нас там вымерзли, пока не догадались на юг уйти.

«Человек» из первого поколения все так же смотрит на меня, как будто методично раскладывает меня по атомам — видимо, у него еще не сложилось исчерпывающие мнение обо мне. Он не спрашивает, почему он здесь — ничего не спрашивает. Он знает, что его жизнь в моих руках, он знает меня, но его это не беспокоит. Этим существам ведом покой, но, похоже, это не совсем то же самое, что безразличие и равнодушие машин.