Шпион - Павел Астахов

Ти Джея поместили в недавно отремонтированную камеру на троих, и, как ни странно, оба его соседа знали английский. Один, высокий и смуглый красавец, представился Рахимом Усмановым, дожидающимся суда за фальшивомонетничество. Второй, сердитый бородач в огромных толстых очках, не хотел ничего говорить о себе, только молча кивнул и снова углубился в чтение газеты. По словам Рахима, это был Кирилл Сорочак, заместитель министра экономики, обвиненный в каких-то махинациях с советскими долгами.

Ти Джей слушал, сопоставлял, делал выводы, но более всего его волновал собственный арест. Да, формально никто об аресте еще не говорил. Сказали: «Задержан». Но что такое «задержан», если тебя уже поместили в Лефортово? Ти Джей покачал головой: это уже практически «казнен», а не то что «задержан»!

«И кто же тогда прокололся? Алек?»

Кантарович не мог его сдать по той простой причине, что и понятия не имел, с кем встречается.

«Смирнов?»

Да, профессор Смирнов мог работать на два фронта. Но он сдал столько документов, что и сам уже мог сесть пожизненно. Да и влияние у него было колоссальное — даже с замом по режиму все решил. А главное, видевший Ти Джея много месяцев назад Смирнов понятия не имел, что Томми приехал в Россию. Нет, это не Смирнов.

«Неужели Дэвид?»

Дэвид Кудрофф, вице-президент Королевского столичного университета, действительно не явился на место контрольной встречи, а сейчас он уже должен был уехать в Британию. Возможно, профессор уже доехал и завалился к своей любовнице? С ним такое случалось. Нет, гадать вот так, без единого факта, — занятие неблагодарное.

«Собственно, что имеется против меня?»

Прямые обвинения: побои «лысого козла» и его сломанная челюсть. Ну, это можно объяснить самообороной, ведь тот напал первый.

«Ношение военной формы?»

Ти Джей поморщился — слишком слабый аргумент, чтобы держать человека в Лефортове. Грим, усы, одежда уборщика и даже бачок отходов не являются преступлением даже в этой ужасной стране. Кстати, эта мелкая сучка применила при задержании электрошокер. Нужно будет накрутить адвоката… когда ему все-таки будет предоставлен кто-то более достойный.

Ти Джей зашагал по камере. Фактически против него работало очень многое — документы на разные имена и с разным гражданством, спецсредства, явный его профессионализм, наконец. Но вот формально… формально он был чист, и это будет вынужден признать любой суд.

Кислятина

Соломин стремительно перебрал в памяти все происшедшее в последние сутки.

«И что мы имеем?»

Документов при задержанном «майоре из Тувы» оказалось не просто много, а невероятно много — из трех стран! Так что сомнений, что этот норвежец-израильтянин-мексиканец вовсе не тот, за кого он себя выдает, уже не оставалось. В настоящий момент он объявил себя норвежцем, но Соломин чувствовал, что задержанный никакой не Торн Джоханссон. Проявившаяся при первом же контакте манера бычиться и щериться явно выдавала в задержанном ирландские корни. Уж такие-то вещи специализировавшийся на Британии полковник Соломин распознавал влет. У него вообще складывалось ощущение, что все эти повадки, ужимки и жесты откуда-то ему знакомы. Но вот где он их мог видеть раньше, Соломин не представлял.

Разумеется, это могла быть и обычная аберрация восприятия: общее ощущение от человека подобной породы, а возможно, и профессиональная деформация, которая неизбежно происходит с каждым хорошим специалистом. Просто привыкаешь смотреть на людей или с точки зрения их пригодности к вербовке и использованию, или с позиций потенциальной склонности к шпионажу и предательству. Вот и лезут в голову подобные мысли.

Но главным доказательством для Соломина был его ночной контакт с профессором Кудрофф. Да, формально это был гулкий провал русской контрразведки, но вот фактически… Юрий Максимович усмехнулся. Он запомнил все: и мгновение короткого испуга в глазах Кудрофф, и то, как точно в просчитанный момент в точно указанное место подошел тот, кто чуть позже сумел четырежды оторваться от «хвоста» и при этом не дал следственной бригаде Соломина ни единого шанса уличить себя. Пока в схватке «Торн против Соломина» иностранец выигрывал.

Юрий Максимович оглядел оседлавших притащенные из всех кабинетов стулья коллег. Вся подчиненная ему оперативно-следственная бригада была в полном составе — за исключением трех оперативников. Один шерстил в Институте киберфизики все личные дела профессоров и академиков. Двое по-прежнему лежали в больнице после неудачной встречи с «норвежцем», проходящим по уголовному делу как Торн Джоханссон. Соломин оглядел ребят и начал:

— Итак, что мы имеем? Мы имеем задержанного иностранца. По паспорту — норвежец. По жизни — тут, я вижу, ни у кого нет сомнений — разведчик. То есть шпион. Враг нашего государства. И пока мы все вместе, три десятка умных, талантливых офицеров-патриотов, не можем изобличить этого сукина сына. Мужики! Так не пойдет! Мы должны собрать доказательства!

— А показания этого англичанина? — подал голос совсем молоденький капитан.

— Профессора Кудрофф? Ну и что они дают? Очной ставки же не проводили! И пока не можем. Меня уже давят мидовцы. У них, понимаете ли, свои политические соображения. Лезут не в свое дело!

— А чего мы молчим? Пыль глотать будем? — здоровенный майор, лучший топтун из его бригады, положил на стол гигантские кулачищи.

— Будем, Сережа, будем. Пока нам никто не хочет помогать. Все вцепились в свои насиженные кресла и прикрывают собственные задницы.

Соломин зло пнул корзину для бумаг, и она, жалобно звякнув, отскочила под стол.

— Юрий Максимыч, может, внутрикамерную попробовать?

— Ой, ну надо же! Ты прям открыл мне глаза! — скорчил дурацкую рожу полковник. — А я, по-твоему, чем занимаюсь? Этот хрен норвежский у меня обложен, как медведь в берлоге. Без пригляда даже поссать не может. Но толку?! Если он тот, кого мы в нем подозреваем, то есть «профи», он ни на что не поведется.

Соломин хотел пнуть корзину еще раз, но она благоразумно закатилась подальше под стол. Он поставил ботинок на перекладину стула. Облокотился локтем на колено и подпер рукой подбородок:

— Братцы, нужна идея! Срочно! Иначе нас будут завтра иметь по полной Камасутре.

— Товарищ полковник, можно ведь взять еще до десяти суток, — подал голос молодой следователь, недавно распределенный со следственного факультета академии.

Соломин, соглашаясь, кивнул.

— Можно. Это ты верно заметил, но дальше-то что? Предъявим обвинение за нанесение тяжких телесных? Или за незаконное ношение военной формы? Или хулиганку? Кис-ля-ти-на!

Следователи и оперативники зашептались. Они бы рады были помочь, но как?!

— Юрий Максимович, а что у нас с защитником? — спросил бывалый опер, переведенный за какие-то пролеты из самого секретного управления «X», и тут же запустил бумажный самолетик.

Сделанный из бланка «протокола допроса свидетеля» бумажный лайнер оказался весьма жизнеспособным и, быстро сделав круг на головами оперов, тут же зашел на второй. Вся бригада завороженно следила за летающим куском бумаги, а Соломин выпрямился:

— Вопрос правильный, но пока все схвачено. Если подозреваемый болтнет чего лишнего, я узнаю об этом первым. Но вот отведенные нам законом сорок восемь часов завершатся быстро, очень быстро… и если он просто упрется…

Соломин обвел подчиненных глазами.

— Вы понимаете, чем тогда дело кончится?

Члены следственной бригады загудели.

— Ясен перец…

— Тут к бабке не ходи…

— Нельзя нам в сроки не уложиться.

— Лишь бы мидовцы снова не подгадили, — мрачно произнес кто-то, — а то все сделаем, а нас — раз! — и в стойло.

Только что возбужденно галдевшие опера умолкли; все понимали реальность угрозы. Собравшийся закругляться Соломин недовольно крякнул: отпускать ребят с таким настроением было нельзя.

— А вот здесь и надо, чтобы каждый на своем рабочем месте хорошо сработал. Что у нас с обработкой «ботаников» из института? Поют?

— Еще как поют! — удовлетворенно мурлыкнул опер, ведущий допросы ученых. — Они даже на своих мам и бабушек уже настучали. Все строго по науке: генетическая трусость…

— Отлично, — сделал энергичный жест Соломин, — значит, групповое у нас по-любому уже будет. А что у нас с заключением? Черкасов из запоя вышел?

— Не, Черкасов в больнице, — поднялся опер, ведущий научные заключения о секретности, — но и здесь порядок. Нашел я пару недовольных, из тех, что прямо под Рунге сидят. Они ему такое заключение выдадут! Все пятнадцать лет лагеря икаться будет!

Опера рассмеялись.

«Ну вот, это другое дело», — мысленно зааплодировал Соломин и вскинул руку.

— Значит, все! По местам, парни! Работаем согласно плану. Завтра в восемь совещание у меня в кабинете. Петя и Саша, выносите постановление о задержании этого перца в качестве подозреваемого на десять суток. Я попробую пробить в прокуратуре. Или мы его закатаем, или он…