Дневник на итальянском - Элиза Харрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если рубить, то сразу. Прервав наши гляделки, я с каменным лицом и раздражением на самого себя развернулся, ворвавшись в дом и громко захлопнув за собой двери. На пороге, вспомнив слова Грейс, я остановился чтобы снять обувь, но тут же остановил себя. В кого, черт возьми, я превращаюсь? Выругавшись себе под нос, я поднялся к себе, скинув рюкзак и завалившись на кровать.
Мне не нравилось то, что начинало происходить со мной. И я до последнего сопротивлялся, играя роль плохого парня, кем являлся все годы сознательной жизни, который выстроил вокруг себя барьер от окружающих. А больше всего, я ненавидел тот факт, что сводная начинала рушить этот барьер, уничтожая всё, что до неё было правильным. Она разрушала любые границы, на которые ступала её нога. На которые падал её смущенный взгляд и открытая улыбка. Она разрушала меня. Или того, кем я притворялся.
Глава 20
Day By Day — Swanky Tunes, LP
Эрика
Раньше я считала, что сумасшествие — это болезнь. Но в последнее время всё чаще убеждаюсь, что схожу с ума.
Моя жизнь превращается в ад, в котором главенствует Джеймс Сатана. А что? Ему стоит задуматься над сменой фамилии. А мне осталось смиренно выколоть себе очи, продать душу и варить её в горящем котле.
Как понять этого парня и чего он добивается? То демонически испепеляет меня взглядом, от чего страх дышать становится на первое место, то смотрит так, от чего дыхание перехватывает. Но по-другому. Не от страха. Это было что-то другое.
Я никогда такого не чувствовала. Ямочки на его щеках так четко выражались, когда он смеялся, застигнув меня врасплох, что я невольно засмотрелась, как пятнадцатилетняя фанатка на своего кумира, которого считает любовью всей своей жизни. Солнце так игриво кидало лучи на его шоколадные волосы, что во мне пробилось внезапное желание запустить в них пальцы, почувствовать насколько они мягкие или жесткие…
Черт возьми, что за мысли такие!
Но эти самые мысли каждый раз возвращались к его улыбке, смеху, а потом к резкой смене его настроения. То, с какой серьёзностью и чем-то ещё в глазах он смотрел на меня, заставляло каждый орган вздрогнуть. Я, правда, не понимаю, что это было и почему я заполняю страницы дневника мыслями о сводном, которого терпеть не могу, удушить готова и невзлюбила с первой встречи, но со мной происходит странное. Я, буквально, на грани.
Две недели я была замкнута в себе и на повторе просматривала кошмары с той ночи, когда чуть не потеряла саму себя. Я плакала, бездумно смотрела в стену, неделями не выходя из комнаты, закрылась от всех и даже от самой себя. Возненавидела мужской пол, не могла слышать о близости с мужчинами и просто тонула в своих же кошмарах.
Но стоило Джеймсу так посмотреть…хотя за полчаса до этого он говорил отвратительные вещи в моей адрес, которые заденут любую нормальную девушку. Я, правда, не понимаю этого парня. Сводный братец то обижает, как не делом, так словами, грозится держать расстояние и не попадаться друг другу на глаза, то спасает меня, смеется и даже на мгновение дает почувствовать себя в безопасности. Но я сразу же откидываю эти мысли.
Потому что с Джеймсом, моим сводным братом, демоном во плоти, я никогда не буду в безопасности.
Но есть и хорошие новости. Или плохие, если учитывать, что я не собиралась заводить новых знакомств и держаться за людей в этом городе. Только Эбигейл вошла через стены моего барьера без разрешения. Мы были слишком разными, но почему-то, проводя с ней время уже дважды, я не чувствовала неловкости, стеснения и отстраненности. Эта девушка, которая утверждает, что нелюдима и не может найти общий язык с окружающими, самая настоящая из всех, кого я узнала в новом городе. Она напоминала мне меня. Ту, которую я никому никогда не показываю. Настоящую.
И ещё у неё ужасный кузен. Настоящая заноза в заднице. Он в точности такого же склада ума, как и мой сводный. И, наверное, именно поэтому Эбигейл показалась мне настолько близкой. Я так же, как и она, вскипаю при виде сводного, бешусь от одной лишь его неудачной шутки, и мы в точности так же готовы разорвать друг друга на части при любом разговоре, потому что нормальным он никогда у нас не выходит. Никогда!
Я сидела на своей кровати, поджав ноги, и измазывала чернилами пустые страницы, выплескивая все эмоции, как учил папа. С тех пор, как мы со сводным вернулись домой, ни он, ни я, не покидали свои комнаты. Наверное, оба так сильно не хотели пересечься.
Но мой желудок знатно протестовал и требовал спуститься на кухню, зарыться в холодильник и истребить всё съедобное, что было доступно. А, как писал Оскар Уайльд: «Единственный способ избавиться от искушения — поддаться ему». И почему-то, в тот момент, мои мысли были совсем не о еде.
Тихо спустившись на первый этаж, кухню заливал яркий солнечный свет. Солнце пробивалось сквозь закрытые шторы, бросая на кухонный стол и холодильник острые лучи. Я включила музыку на телевизоре, сделала по громче, забыв о том, что осталась не одна дома, как это происходило в родном городе, когда мама уходила на работу. И об этом в скором времени пожалела.
Я подпевала строки DayByDayпо памяти, ритмично двигая бедрами под музыку, как с Корой на дискотеке по пятницам. Тогда, мы, пробираясь через охрану по поддельным удостоверениям, заказывали напитки в баре и зажигали на танцполе, отбиваясь от учеников колледжа, а после, убегали ко мне, говоря её маме, что останемся у меня.
В холодильнике было все, и в тоже время не было ничего. Я достала клубничный джем в банке, шоколадную пасту, набрала в шкафчике вафель, бисквитов и полностью забыла о понятии «фигура». Пока я выкладывала вафли с джемом на тарелку, а музыка растекалась в крови, заставляя вибрировать каждую клеточку тела, я стала замечать, как блюдо постепенно опустошается, оставляя лишь пространство.
И стоило мне обернуться, держа в одной руке нож, а в другой вафлю, как я врезалась в широкую мускулистую
