Картина Черного человека - Наталья Николаевна Александрова

«Но ведь тебя и никогда прежде не пытались взорвать, — вдруг проговорил незнакомый голос внутри, — ты никогда не была на волосок от смерти».

Точно, такого со мной еще не случалось. Думала, что все испытания были мне в детстве отмерены, а получается, что это еще не конец.

Я ничего не могла с собой сделать, тряслась и тряслась. От Загородного проспекта бежали к машине люди, кто-то снимал огненный шар на телефон, кто-то пытался вызвать пожарных и полицию.

В голове мелькнула здравая мысль, что встречаться с полицией мне бы не хотелось. Вот вроде ни в чем не виновата, но сегодня уже был один случай с доктором Чугуновым. Я, конечно, удрала с улицы Якутова, но медики-то меня видели. И бабка-соседка точно опознает. А самое главное — найдут они где-нибудь на камерах машину. И сопоставят номер с этой… И что тогда будет?

Снова меня передернуло.

— Знаешь что, — решительно заявил Глеб, — пойдем ко мне. Я тут совсем недалеко живу.

— Че… чего? — я взглянула на него сверху-вниз, что нетрудно при моем росте. Надо же, такой наглый заход! Решил меня склеить, пользуясь моим нервным состоянием? Я была о нем лучшего мнения!

Я уже открыла было рот, чтобы послать его подальше и уйти отсюда, но Глеб прочитал то, что было написано на моем лице, и поспешил оправдаться:

— Да что ты подумала? Я тебя просто боюсь сейчас одну оставлять! Видела бы ты свое лицо!

Тут я представила, что приду сейчас, с позволения сказать, домой, в нашу милую квартирку, да еще, не дай бог, встречусь с матерью… А самое главное — вдруг меня караулит там злодей? И что я скажу Викиной маме, вот что?

И я неожиданно для себя самой согласилась пойти к Глебу, чтобы отсрочить все эти разговоры. Ну, нет у меня сегодня больше сил на выяснение отношений!

И кроме всего прочего, на меня повлиял приближающийся звук полицейской сирены.

— Ладно, пошли, так и быть…

— Ну и правильно!

Мы нырнули в очередную арку, прошли через очередной запущенный двор, вошли в темный подъезд.

Лифта в этом подъезде, само собой, не было, и мы начали подъем, не слишком отличающийся от восхождения на Эверест. Ну, или на какую-нибудь гору поскромнее.

Ступеньки были крутые и стертые тысячами шаркающих ног, на лестнице было темно, как в угольной шахте, плюс к тому нам под ноги то и дело кидались какие-то мелкие создания, которых я предпочитала считать кошками.

Но все когда-нибудь кончается, и наконец мы остановились перед обшарпанной дверью.

Глеб достал связку ключей, побренчал ими, открыл дверь, шагнул вперед и громко произнес:

— Алиса, я пришел! И я не один! Со мной гостья!

Я притормозила на пороге.

Вот как! Почему-то я вообразила, что он живет один. А у него, оказывается, есть Алиса…

Тогда какого черта он пригласил меня? Вот совершенно не улыбается мне сейчас знакомиться и чаи распивать с какой-то бабой, да и она небось не обрадуется, меня увидев. И я ее понимаю, поскольку мало того, что мужик явился едва ли не за полночь, так еще и бабу незнакомую привел в квартиру, не спросив разрешения.

— Слушай, я, пожалуй, лучше пойду домой… — начала я.

— Чего вдруг?

— Ну, как же… Алисе это может не понравиться.

— Ой, да ладно! У нее не такой уж плохой характер. Думаю, вы поладите.

И Глеб громко добавил:

— А вот и Алиса!

В прихожую медленным торжественным шагом вошла белая кошка с пышным хвостом. Она недовольно взглянула на меня изумрудными глазами, подошла к Глебу и потерлась о его ноги — чтобы сразу показать мне, что он ее собственность.

Да я особо и не претендовала…

К животным я отношусь спокойно. Не сюсюкаю с ними, не тискаю, особой нежности не проявляю. Говорила уже, как Петровна пыталась завести кота и что из этого вышло. С тех пор мы никого не заводим, чтобы не давать Поганцу повода лишний раз поиздеваться.

Кошка Алиса, убедившись, что я не буду к ней лезть, перестала обращать на меня внимание.

Прихожая в этой квартире была крошечная, так что мы прошли прямо на кухню.

Тут где-то поблизости гулко громыхнуло, словно кто-то ударил в медные оркестровые тарелки.

Я вздрогнула:

— Что это?

— А, не обращай внимания… это старые часы с боем. Я уже привык и не замечаю… К тому же они ночью не бьют.

Я уселась на угловой диванчик — ноги меня буквально не держали. Трясти стало поменьше, хоть зубы не стучали.

Глеб первым делом насыпал Алисе в миску сухого корма, потом вспомнил обо мне и проговорил:

— Слушай, тебе нужно выпить.

Нет, он точно хочет меня склеить. Самым вульгарным образом, предварительно подпоив… ну и черт с ним!

А он уже поставил на стол два стакана, достал бутылку коньяку и щедро плеснул мне и себе.

— Сейчас я найду что-нибудь закусить…

А я неожиданно поняла, что после всех сегодняшних событий мне действительно нужно выпить, и, не дожидаясь закуски, одним глотком влила в себя коньяк.

Я вообще-то этим делом не увлекаюсь, хватает в семье одной алкоголички — моей матери. Впрочем, что это я, никакой семьи у нас никогда не было. И если честно, то до тех пор, пока мать не привезла меня в Петербург, у них тоже не было семьи.

Мать вечно собачилась с Петровной, ее сыночек уже тогда был форменным поганцем, не зря ее муж норовил слинять из дому при первом удобном случае.

Но хватит о прошлом, настоящее гораздо страшнее. И правда, сейчас надо мне выпить.

Я выпила коньяк как воду, но тут же почувствовала живительное тепло в желудке, и зубы перестали стучать.

— Давай еще, — проговорила, пододвинув бокал.

— Ты уверена? — он протянул мне кусок подсохшего сыра, банку маринованных огурцов, плеснул еще коньяка и извиняющимся голосом проговорил: — Прости, закуска у меня не очень… это скорее под водку…

— Наплевать! — ответила я и залпом выпила коньяк.

Дышать стало легче, и предметы на кухне обрели небывалую четкость.

Я посмотрела на сыр, но он не вызвал у меня энтузиазма. Есть совершенно не хотелось.

Кошка Алиса оторвалась от своей миски и посмотрела на меня с презрением — мол, не пора ли прекратить это безобразие? Тебя в приличный дом пустили, а ты напиваешься, как свинья.

Отчего-то я еще больше разозлилась — всякие хвостатые мне будут еще указывать! С трудом