Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из всех купаний это показалось Катрин самым лучшим, хотя вода вовсе не была такой уж прозрачной. Она с наслаждением плавала, а потом нашла подходящий камень и тщательно потерла им тело. Она бы много дала в тот момент за кусочек чудесного благоуханного мыла, которое варили когда-то в бургундской Фландрии специально для любовницы Великого Герцога Запада. Но, откровенно говоря, из прошлой жизни Катрин это была единственная вещь, о которой она сожалела. Тщательно смывая с себя грязь, она время от времени бросала взгляд на Жосса и на повозку. Бывший бродяга сидел как изваяние. Выпрямившись на скамейке, он упорно смотрел на уши лошадей, которые, воспользовавшись остановкой, щипали кустики жиденькой травы.
Считая себя достаточно чистой, Катрин вышла из воды и поспешно завернулась в рубашку. Ей не хотелось в такую жару надевать грубую мужскую одежду, к тому же очень грязную. После свежести речной воды потный запах одежды показался ей невыносимым. Порывшись в вещах, она достала платье из серой тонкой шерсти, чистую рубашку и чулки без дыр и, отойдя подальше, все это надела.
Когда она вернулась, обсохшая и причесанная, к повозке, то Жосс не двинулся с места. Она не смогла удержаться от лукавого замечания:
— Ну так что, Жосс? Свежая вода не соблазняет вас после стольких трудов и такой пыли?
— Я не люблю воду! — произнес Жосс таким мрачным тоном, что молодая женщина рассмеялась:
— Да, пить ее не стоит. Но очень приятно помыться. Почему вы не пошли за мной в воду?
Она задала вопрос со всей невинностью и очень удивилась, когда увидела, что Жосс стал алого цвета. Он прочистил себе горло, чтобы наладить голос, и заявил:
— Большое спасибо, мадам-Катрин… но эта вода меня никак не привлекает.
— Да почему же?
— Потому…
Какой-то момент он сомневался, потом, глубоко вздохнув, словно человек, принявший решение, сказал:
— Потому что я считаю ее опасной.
— Опасной? И вы позволили мне в ней купаться? — подтрунила над ним Катрин, которую забавляло его смущение.
— Для вас-то она не опасна.
— Тогда я вас понимаю все меньше.
Жосс мучился, как под пыткой, и выглядел так, словно сидел на раскаленном железе. Он упрямо глядел прямо перед собой, затем повернул голову, посмотрел прямо в глаза забавлявшейся Катрин и с большим достоинством заявил:
— Мадан Катрин, я всегда был разумным человеком, и это позволило мне до сих пор остаться живым и позволит еще, по крайней мере, я на это надеюсь, дожить до преклонного возраста. Я долго таскал свои истертые подошвы и пустой живот по мостовым Парижа. Когда я совсем умирал от голода, я избегал подходить к жарильням, где, издавая такой приятный аромат, румянились на огне прекрасные толстенькие каплуны, о которых я не мог даже мечтать. Не знаю, хорошо ли я объяснился?
— Совершенно ясно, — сказала Катрин, опять залезая на сиденье рядом с ним.
Она перестала улыбаться, и во взгляде, который она устремила на своего спутника, появилось нечто, похожее на уважение и дружбу. Потом она добавила совершенно нейтральным тоном:
— Прошу вас, простите мне, Ж осе. Мне вдруг очень захотелось подтрунить над вами.
— Подтрунить надо мной или испытать меня?
— Может быть, и то и другое, — искренне рассмеялась Катрин. — Но вы блестяще выдержали экзамен. Теперь едем?
И путь их продолжался в дружеском согласии. Готье лежал на соломе почти без сознания. Время от времени с ним случался припадок, который так пугал Катрин. В промежутках он не выходил из бесчувственного состояния, очень беспокоившего его друзей, потому что теперь он не мог есть. Его приходилось кормить как ребенка. Вечером, в последний их переход, Катрин со слезами на глазах спросила у Жосса:
— Если наш путь затянется, мы не довезем Готье до мавританского врача.
— Завтра, ближе к закату солнца, — пообещал ей Жосс, — мы увидим башни города Кока.
Так и случилось. На следующий день, когда в золоте и пурпуре роскошного заката солнце стало клониться к горизонту, Катрин увидела сказочный замок архиепископа Севильи. На миг у нее перехватило дыхание: из красной глинистой почвы, словно вырвавшись из недр земли, возникла каменная крепость, вся в кровавых закатных бликах. Это напоминало дворец из «Тысячи и одной ночи». Фантастическая жемчужина мавританско-христианского искусства, рожденная в первые годы XV столетия ностальгическим гением мавританского архитектора — узника, замок Кока, на светло-ультрамариновом фоне неба вставала лесом башенок, походивших на трубы органа, между толстыми кирпичными башнями и за высокими сарацинскими зубцами, которые с таким неожиданным изяществом украшали и облегчали на двойном ряду обводных стен его массивную квадратную главную башню — донжон. Замок Кока скорее выглядел дворцом эмира, нежели жилищем христианского епископа, и великолепие его архитектуры нисколько не снижало впечатления угрозы и вызова, гордо брошенных им лощине, над которой он возвышался. С другой стороны замок примыкал к плато, но, однако, и так вокруг него шел глубокий ров.
Не произнося ни слова, Катрин и Жосс любовались красным чудом, которое так нежданно — негаданно оказалось целью их путешествия. Ненадолго тревога сжала сердце Катрин: Бог знает почему, в этот момент она увидела себя совсем в другом месте и под другим небом. Она представила себе, что смотрит на другую крепость, менее причудливую, но более грозную, может быть, на другой замок с черными гладкими стенами и головокружительной высоты башнями. Видно, странная репутация Алонсо де Фонсека навеяла ей теперь перед замком Кока воспоминание о замке господина Синей Бороды, великолепном и ужасном Шантосе, где ей пришлось столько выстрадать. В Кока ей нечего было бояться. Она шла сюда только затем, чтобы попросить помощи для раненого. И все же, оказавшись у замка, она засомневалась, словно смутная
