За короля и отечество - Роберт Асприн

Все, что ему оставалось теперь, — это ждать.

Глава девятая

Погода в утро поединка Анцелотиса и Куты выдалась под стать настроению Стирлинга: хмурая, холодная, с задувавшим со стороны Атлантики влажным ветром. Растрепанные тучи обещали новый дождь еще до обеда. Анцелотис покосился на небо и хмыкнул что-то невнятное. Стирлинг со своей солдатской привычкой к чистоте долго ежился, умываясь из тазика на свежем утреннем воздухе: согретая Гилроем, его слугой, вода мгновенно остыла..

Знаешь, буркнул Анцелотис, которого брюзжание Стирлинга в конце концов вывело из себя, в дворцовой бане всегда наготове горячая вода. Мерхион с Тейни наверняка не откажут тебе в удовольствии отмокнуть как следует. Или, если не хочешь злоупотреблять гостеприимством Тейни, за принципиумом в крепости расположены офицерские бани. Не такие уж мы и варвары, добавил он раздраженным тоном; правда, чем было вызвано это раздражение — наивными представлениями Стирлинга о жизни в шестом веке или просто взвинченными перед боем нервами, тот так и не определил. Это саксы не моются и не расчесывают волос чаще, чем раз в месяц, язвительно добавил он.

Стирлинг потрясенно зажмурился. Римские бани? В рабочем состоянии? Он не смог сдержать довольной ухмылки. Вот это здорово! Нет, он обязательно поблаженствует в горячей воде при первой же возможности — скажем, после поединка с этим чертовым Кутой. Тем более лучшего способа успокоить ноющие ушибы и порезы здесь все равно не найдется.

Не успел Стирлинг облачиться в чистую одежду и — не без помощи Гилроя — в доспехи, как появился Эмрис Мёрддин.

— Доброго утра тебе, Анцелотис. Погода, конечно, могла бы выдаться и получше, однако же я всей душой верю, что ты одолеешь.

— Что ж, постараюсь оправдать твои надежды, — отозвался Анцелотис, выходя вместе с Мёрддином к поджидавшим их лошадям. За ними следовал Гилрой с грузом запасного оружия и щитов.

Неспешной рысью проехали они через город под ободрительные крики горожан-бриттов, которые пешим ходом двигались в сторону арены. По сторонам дороги размахивали сосновыми ветками маленькие девочки, а мальчишки пулей пересекали дорогу перед носом Анцелотисова коня: должно быть, проскочить как можно ближе, не попав при этом под копыта, считалось у них особой доблестью. Конь фыркал, пританцовывал, встряхивая головой и, похоже, тоже получал удовольствие от направленного на него внимания.

Анцелотис не укорачивал его. Он испытывает то же, что и я, лаконично пояснил он Стирлингу.

Если ты не испытываешь ничего, кроме возбуждения, буркнул Стирлинг, значит, ты куда круче меня, Джанга Дин.

Джанга Дин? Анцелотис нахмурился. Кто или что такое этот Джанга Дин? И с какой это стати ты называешь меня так?

Стирлинг прикусил язык, но было уже поздно: пришлось рассказывать про героя Киплинга.

Ну, понимаешь, Джанга Дин был бой… ну, не мальчик, а так просто звали всех, кто разносил воду на поле битвы, поил раненых… Боюсь, не самое удачное имя для взрослого мужчины, но он родился слугой в Индии. Только две вещи позволяли такому человеку заработать уважение британских солдат, что приехали в Индию сражаться за Империю…

Британские солдаты, возбужденно перебил его Анцелотис, сражающиеся в Индии? За Империю, не уступающую Римской? У Эмриса Мёрддина есть кусок настоящей слоновой кости из Индии — он говорит, он украл его еще когда был рабом в Константинополе. Торговцы до сих бороздят пути, ведущие из города на Босфоре, из сказочного царства восточных пряностей и загадочных, прячущих лицо под вуалью женщин. Однако же, насколько мне известно, ни один бритт еще не побывал там. А этот твой Киплинг — он, значит, тоже там воевал?

Стирлинг лихорадочно пытался припомнить биографию Киплинга.

Ну, не то чтобы воевал… Но можно сказать и так. Я плохо помню, что он там делал, хотя и должен бы. Главное, на мой взгляд, он лучший из всех британских поэтов. Чемпион. Никто лучше него не понимал ни людей, ни военных…

Чемпион? Анцелотис снова перебил его, на этот раз еще более возбужденно. А что? Отличная идея — провозгласить поэта чемпионом Британии…

Стирлинг мысленно наградил себя оплеухой и строго напомнил себе, что не имеет права менять в истории ничего более-менее серьезного. Ну, может, и не слишком страшно, если бритты назовут поэта лучшим из лучших за тысячу с лишним лет до его рождения, а? Впрочем, прежде чем Анцелотис успел поинтересоваться, что же именно случилось с Джанга Дином (а Стирлингу, надо признаться, не очень хотелось рассказывать историю, выставлявшую британцев далеко не в самом выгодном свете), в их беззвучный разговор вмешался Эмрис Мёрддин.

— Кута, — поведал бывший византийский раб, наклонившись в седле, чтобы перекричать шум толпы, — провел неделю в беспробудном пьянстве, что мы только поощряли, снабжая его вином, пивом и медами. Это даст тебе некоторое преимущество: уж мы сделали все, чтобы вчера вечером саксы легли как можно позже. — Мёрддин хитро подмигнул с видом заговорщика. — Собственно говоря, они вчера уже отмечали победу Куты. Упились вусмерть, поднимая тосты за каждый из ударов, что он собирается нанести тебе. Когда мы будили их с петухами, никто из них и стоять-то толком не мог, не то чтобы драться всерьез.

Стирлинг благодарно кивнул.

— Ну да. Я-то, слава Богу, лег вчера рано и как следует выспался. Уже подспорье. В конце концов, «раньше в кровать, раньше вставать — так только можно везде поспевать». — Конечно, ему пришлось перевести нехитрую американскую пословицу на это древнее подобие валлийского, но смысл ее остался вполне ясен. Эмрис Мёрддин удивленно покосился на него.

Ах, черт, выругался Стирлинг про себя. Если МакИген находится вдруг в теле Эмриса Мёрддина, я облажался, как последний идиот.

— Да, — задумчиво кивнул друид. Анцелотис явно славился как воин и человек чести, но наверняка не как мастер слова. — Вот урок, достойный мудреца. Сказано без надлежащих ритма и рифмы. Сама мысль, впрочем, вполне разумна. Будем надеяться, что она принесет плоды, что мы от нее ожидаем.

— Тоже верно.

Про себя Стирлинг поклялся на протяжении следующих одиннадцати месяцев, трех недель и еще одного-двух дней, что предстояло еще ему торчать в шестом веке, свести разговоры с Эмрисом Мёрддином к предельно возможному минимуму. На ближних подступах к арене толпа как-то разом рассасывалась, просачиваясь через множество входных арок на трибуны. Эмрис Мёрддин равнодушно проехал мимо входов для горожан и направил коня к дальнему концу сооружения. Они свернули за угол, и Стирлинг вытянул шею, заглядывая через стартовые кабины на арену. За эту неделю ему несколько раз довелось побывать на арене, но ни разу — через этот вход.

По дорожке неслись во весь опор, удаляясь от них, десять бегунов. Судя по блестевшим от пота голым спинам, круг они одолевали уже далеко не первый, ибо утро было холодное и ветреное. Зрители на трибунах криками подбадривали своих фаворитов. Стирлинга удивило то, что довольно много мест на трибунах оставались пусты. Похоже, во всем Кэрлойле и его окрестностях не набралось бы народа и на четверть мест. Стоило ли тогда удивляться тому, что дукс беллорум так переживал из-за вмешательства саксов, если бриттов так мало.

Тоже, черт возьми, верно, буркнул Анцелотис, довольно быстро подцепивший кое-каких стирлинговых излюбленных выражений. Мы не успеваем рожать достаточно детей, чтобы возместить павших в битвах. А враги тем временем приплывают на битком набитых кораблях из стран куда как больших, чем наша, и всем им не терпится нахапать себе земли побольше…

Господи, спаси и сохрани бриттов, подумал Стирлинг. Это ведь классическая проблема цивилизованных наций, оказавшихся в состоянии осады со стороны мигрирующих людских масс или культур, где темп воспроизводства в силу тех или иных причин выше. Тем временем бегуны обогнули конец тянувшейся вдоль оси арены невысокой, чуть больше ярда, стены и понеслись обратно к стартовым воротам. Один оступился и покатился по песку. В разделительной стене зияли с равными промежутками проемы: должно быть, раньше там стояли скульптуры. Интересно, подумал Стирлинг, что с ними случилось, ведь во всех остальных отношениях арена сохранилась почти идеально.

Увы, этого Анцелотис не знал. Возможно, шотландский король просто не интересовался судьбой памятников старины, исчезнувших добрую сотню лет назад. Скорее всего изваяния языческих богов навлекли на себя гнев местного духовенства — а бронза к тому же представляла собой ценный материал для переплавки. Конечно, Британия на протяжении столетий поставляла металлы всей древней Европе, однако использовать уже готовую бронзу куда как проще, чем готовить сплав заново. К тому же, хоть она и не использовалась для ковки оружия уже несколько столетий, спрос на нее оставался стабильным благодаря предметам роскоши.