Трудный путь к диалогу - Александр Мень

Единственное исключение представляли собой ветхозаветные пророки. В их интуиции открылось нечто большее, нежели божественный Закон, определяющий мировой круговорот. "В то время как философы Индии и Греции размышляли об иллюзорности или вечности космических процессов, израильские пророки утверждали нравственную цель истории, толкуя события своего времени как откровение божественной воли. Для них не могло быть вопроса о возвращении всех вещей в вечном цикле космических метаморфоз; ибо сущность их учения о божественном Промысле в мире - это его неповторимость" [49].

Правда, в Ветхом Завете также были статичные и циклические элементы, отразившиеся в некоторых тенденциях апокалиптики и законничества. Но стержневой была профетическая линия. Именно на нее опиралось и ссылалось христианство, "новое религиозное движение, которому суждено было изменить древний мир". Явление Христа в истории соединило вечное и временное, сделало безусловное и конечное взаимопроникающими началами. В христианстве еще больше, чем в Ветхом Завете, раскрылась уникальность и ценность истории, ее целенаправленное поступательное движение. Это стало, по мысли Доусона, не итогом естественной эволюции веровании, а прорывом к абсолютно новому "направившему европейскую цивилизацию с ее старой орбиты на путь, по которому она никогда бы не последовала сама" [50].

Однако, как показывает историк, средневековая этатизация Церкви, признание христианскими теологами ценности природы, истории, разума постепенно привели к переходу европейской культуры на путь секуляризма. Он, разумеется, не мог бы существовать без какой-то веры, лежащей в его основе. Вначале на роль такой веры притязали деизм и рационализм, а затем их сменила "религия прогресса", секулярный вариант библейской эсхатологии. Когда же духовный кризис Запада и мировая война привели к разочарованию в этой новой религии, все здание европейской культуры оказалось до основания потрясенным.

Как и Ясперс, Доусон считает, что важнейшим стимулом для возрождения культуры должно стать обращение к утраченным духовным ценностям, но для него это, прежде всего, ценности христианства. Возврат к ним, говорит он, "вернет нашей цивилизации нравственные силы, необходимые для господства над внешними обстоятельствами и для того, чтобы избежать грозящей нам сегодня опасности" [51]. Наука, на которую опиралась "религия прогресса", не смогла стать нравственной силой. Но это не значит, что от нее следует отказаться. Она законный и органический элемент культуры, который может быть благодетельным при условии "прогрессивной спиритуализации человеческой природы, составляющей функцию христианства" [52].

Таким образом, Доусон приходит к позиции, отличающейся от взглядов Ясперса и Тойнби. Хотя он признает величие и глубину наследия Востока, динамическое духовное начало видится ему только в христианстве. Более того, он призывает освобождать само христианское сознание от тех элементов, которые были привнесены в него и ослабили его культуротворящий, социально активный характер.

По ту сторону синкретизма и конфронтации

Есть нечто общее и исключительно важное, что роднит концепцию Ясперса с идеями трех христианских мыслителей, взглядов которых мы смогли лишь бегло коснуться. Все они сосредоточены на проблеме современного человечества, хотя и говорят о далеком прошлом. Действительно, сегодня все яснее становится недостаточность технического прогресса для развития человечества. В частности, Доусон еще до второй мировой войны заговорил о пагубных последствиях технической революции. Она страшна не сама по себе, а главным образом потому, что оказалась инструментом человечества, духовно незрелого, нравственно ослабленного.

В связи с этим понятно, почему взоры многих обращаются к этическим идеалам и духовным ценностям мировых религий. Как бы ни отличались взгляды Ясперса от взглядов христианских историософов, подобно ему, они были убеждены, что эти идеалы и ценности должны вновь стать живым ориентиром для людей. У человека, оказавшегося на краю пропасти, нет права считать эти идеалы и ценности исчерпанными. Разрыв между цивилизацией и духовностью не остался безнаказанным. Но преодоление его - задача сложная. Одним из серьезных препятствий на пути ее осуществления является конфронтация между самими мировыми религиями и внутри их течений.

Ясперс, Тойнби, Радхакришнан и многие другие видят выход в создании некоего универсального варианта веры, который был бы в силах объединить всех. С подобного рода притязаниями выступают в наши дни и так называемые "нетрадиционные культы", быстро распространяющиеся в различных регионах земли. Некоторые из них следуют по пути синкретизма, другие выдвигают себя как альтернативу всем классическим религиям.

Подобного рода тенденциям противостоят религиозная исключительность и нетерпимость, которые принимают самые различные формы. Так, по мнению протестанта Карла Барта (особенно в ранний период его деятельности), истина не может открываться нигде, кроме Библии, а для православного "карловчанина" Серафима Роуза все, что находится вне Православия, не более чем козни дьявола. Стоит ли напоминать, что на практике такая позиция нередко приводила к религиозным воинам, насилиям и расправам над инакомыслящими.

В свете Евангелия обе крайности неприемлемы. Первая несовместима с христианским пониманием истины, а вторая - с христианским учением о любви.

Думается, что в основу всего должны быть положены взаимопонимание, терпимость и диалог, т. е. то что теперь принято называть "суперэкуменизмом" [53]. Взгляды христианских мыслителей, о которых шла речь выше, по-видимому, могут оказать здесь немалую помощь.

Опираясь на патриотическую традицию, они рассматривали историю духа как единый, хотя и противоречивый, процесс, в котором отдельные этапы связаны между собой. При таком подходе христианство, например, оставалось бы открытым для всех ценностей, которые может принять, сохраняя при этом полностью свою идентичность и уникальность. Ему присуще вселенское самосознание. "Христианство, - говорил Бердяев, - не есть одна из религий, стоящая в ряду других, христианство есть религия религий (выражение Шлейермахера). Пусть в самом христианстве, взятом дифференциально, нет ничего оригинального, кроме явления Христа, личности Христа. Но в этой оригинальной особенности христианства осуществляется упование всех религий" [54]. Важно отметить, что оно давно уже перестало быть "религией белых" и интенсивно развивается в контакте с афро-азиатскими культурами. Так, в Индии существуют сейчас христианские монахи, которые включают в свою жизнь некоторые моменты индуистской аскетики. Есть множество направлений в христианском искусстве и ритуалах, которые впитали в себя восточные и древнеамериканские традиции. Родившись в Палестине, христианство приняло в себя эллинство и латинство, а затем формировало культуру Византии, Руси и Европы, учитывая их национальные особенности. Сегодня оно пересекло уже и эти рубежи, созидая "новые церкви" в Африке, Азии, среди народов Севера.

Современный мировой кризис показывает, что ни враждебность, ни оборонительный изоляционизм, ни эклектика не имеют будущего. Диалог же может оказаться плодотворным для всех сторон. У последователей мировых религий есть что сказать человечеству. Христианство несет ему свое Евангелие, свое служение, свою любовь. Конечно, учиться терпимости и открытости и при этом оставаться верными своим фундаментальным принципам не так просто. Но христиане никогда не считали духовную жизнь легким делом, а видели в ней подвиг. И этот подвиг нужен теперь всей земле. Накануне двухтысячелетия существования Христианской Церкви мир оказался у критической черты. Поэтому диалог становится уже не роскошью интеллектуалов, а требованием самой жизни.

Библиография

[1] О религиозно-исторических концепциях Ясперса см.: Аверинцев С. Ясперс. - Филос. энциклоп. М., 1970, т. 5, С. 620; Гайденко П. Философия культуры Карла Ясперса. - Вопросы литературы, 1972, 9; Современная буржуазная философия и религия. М., 1977; Типсина А. Философия религии Карла Ясперса. Л., 1982; Рашковский Е. Древневосточная проблематика в истории западной философии XX века: Карл Ясперс. - Народы Азии и Африки, 1985; там же указана иностранная библиография.

[2] Характеристику "мифологического" мировоззрения можно найти в коллективной работе: Франкфорт Г., Франкфорт Г. А., Уилсон Дж., Якобсен Т. В преддверии философии. Духовные искания древнего человека. М., 1934.

[3] Дж. Фрейзер считал магию предшественницей религии, но эта точка зрения в настоящее время находит мало сторонников. Магизм как тип мышления лишь придавал первобытной и древней религии определенную окраску и интенцию. См.: Светлов Э. (А. Мень). Магизм и Единобожие. Брюссель, 1986, 2-е изд.

[4] Наиболее полный обзор апофатических учений содержится в кн.: Булгаков С. Свет Невечерний. М., 1917. Однако и там дохристианский апофатизм ограничен лишь античностью и не включает индийского и китайского. В иностранной литературе, насколько мне известно, обширных трудов по мировому апофатизму не существует.