Быть Лолитой - Элиссон Вуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было поздно, шел снег. Несмотря на то что уже стоял март, снег не таял, все-таки это север Нью-Йорка. Я натянула куртку поверх пижамы и надела ботинки. Не подходящее время, но как только идея зародилась, я не могла от нее отделаться. Достала спички из ящика в столе, спички, которые забыл Ник, которыми зажигал свои сигареты, и вышла в темноту. Знала, что нужно уйти подальше к лесу за общежитием, чтобы никто не увидел и не вызвал охрану. Все светилось под луной. Рукавицами держала книгу, спички в кармане. Нашла подходящее место, нагнулась и разгребла снег, чтобы положить «Лолиту», чтобы огонь сожрал бумагу.
Я представляла, как книга вспыхнет, как страницы будут танцевать, превращаясь в пепел, как огонь освободит меня от учителя и избавит от всей моей лжи. Это будет очищающий огонь, как в легендах, который призывали ведьмы, чтобы разрушить чары – обложка и слова «Лолита»/«Набоков» развеются черным дымом, и мое сердце станет свободным. Идеальный конец.
Но книга медленно тлела. Я больше разгребла снег, убирая его подальше, пока языки пламени лизали страницы, но земля была слишком холодной и промерзшей, лед лишь продолжал плавиться вокруг, не сдаваясь перед огнем. Жалкая, мертвая «Лолита» лежала на земле.
Я стояла в пижаме и куртке посреди ночи и наблюдала, слишком устав, чтобы ощущать какой-то огонь внутри себя. Просто хотела, чтобы все получилось. Хотела, чтобы конец стал драматичным, как все наши отношения – разве есть способ лучше, чтобы показать литературным богам, что меня больше не интересует искусственная пьеса «Писатель-учитель-любовник», чем сжечь книгу, с помощью которой он меня изначально соблазнил? Обратить в пепел ту самую книгу, которая должна была отражать «нас».
Кажется, всему, о чем я мечтала, не суждено было сбыться. Я наступила на книгу, закидав снегом покореженные от пламени углы. Еще одно поражение. Как и у нас. Даже как у Лолиты с Гумбертом, ведь она не выжила в конце романа, да и он в конце умирает. Всем нам пришел конец: Гумберту, Лолите, Нику и мне.
Я отправилась обратно к общежитию, огни фонарей отражались от сугробов вокруг. Постоянно оборачивалась, надеясь, что книга загорится сама каким-то магическим способом, и это станет знаком, что на все есть причина, что во всем этом был какой-то смысл. Все чувства, которые я испытывала к книге, растворились вместе с чувствами к Нику, мистеру Норту, моему учителю. Какая банальная, глупая история. Даже неинтересно. Мальчик встречает девочку, девочка соблазняет мальчика, они убегают, и все умирают в конце. У дерева я снова обернулась. Лишь тьма. И тогда я задумалась: что бы случилось с Лолитой, если бы она выжила?
Часть 3
Вскрытие
1
Спустя год «Лолита» разбила мне сердце. Я теперь уже училась на втором курсе, но все еще терялась в мыслях о разрыве с учителем. Мои друзья пытались меня поддерживать, но не понимали, почему я грущу. «Он был парнем из твоей школы. Что в этом особенного?» Ни Том, ни девочки, которых я считала своими самыми близкими друзьями, не знали правду.
Той весной я записалась на курс «Психоанализа в литературе», как часть моей двойной специальности «Английский/Писательское мастерство». Курс вел мой любимый профессор, та самая, над которой год назад посмеялся Ник. Пока шли занятия, отношения с Ником продолжали резонировать в моем мире, хотя и были давно позади, и шум этого эхо мешал мне учиться и концентрироваться. Затем нам дали читать «Лолиту». Я пропустила книгу, так как читала ее раньше, по крайней мере, большую часть, и отправилась на занятие, чувствуя себя готовой обсуждать провокационное произведение, метафоры о бабочках и заманчивость запретной любви.
Профессор Калдвелл начала занятие, написав на доске: «Кто кого соблазняет?» На ней были черная футболка и джинсы, одежда более повседневная, чем у всех моих школьных учителей. Я молчала, хотя и знала ответ. «Лолита, конечно. Гумберт не мог описать очевиднее. То есть он ведь говорит об этом прямо и несколько раз. Если, конечно, профессор не имеет в виду Набокова, соблазняющего своими словами читателя?» Я ждала подходящий момент, чтобы поднять руку. Уже заучила ответ. Даже ничего не записывала. Однако беседа ушла в другое русло.
Я помню тот момент, когда мой профессор назвала Гумберта Гумберта «ненадежным рассказчиком». Фраза разнеслась эхом по моим мыслям. Я записала ее на странице своей разлинованной тетради. Подчеркнула. Затем обвела. Чувствовала, как выпрямилась моя спина и что-то неосязаемое прокралось по позвоночнику.
Она продолжала, описывая Долорес Гейз (я заметила, профессор Калдвелл называет ее исключительно настоящим именем, не Лолитой) как девочку-подростка, которую было очень легко обмануть и совратить.
– Если вы разрешите девочке-подростку есть все, что вздумается, она будет есть пиццу каждый день. Но в итоге умрет или заболеет цингой. Подростки не готовы принимать лучшие для себя решения, – продолжала она. – «Лолита» не история любви, а по факту история об изнасиловании и одержимости.
Если бы мое сердце было бабочкой, то ее лекция оборвала бы мои крылья одно за другим.
Я шла по студгородку в свое общежитие в каком-то тумане, холодный ветер забирался за шею через шарф. Разумом под конец наших отношений с Ником я понимала, что они были проблемными и нездоровыми, ведь я же рассталась с ним, в конце концов. Он стал полным козлом. Но все равно мы были влюблены. Он любил меня, сам говорил это. Даже если между нами ничего не получилось, наша история, наша «Лолита», была историей любви. Должна была быть.
После лекции профессора Калдвелл я начала перечитывать «Лолиту», держа в голове мысль о том, что Гумберт является ненадежным рассказчиком. Раньше я даже не знала о существовании подобного термина. Моя прикроватная лампа горела всю ночь, пока я листала страницы. Сегодня я бы поспорила о том, что Гумберт предстает хищником с самой первой страницы. Но тогда, в девятнадцать лет, мне пришлось прочитать все до самого конца первой части, чтобы понять. Последняя глава первой части «Лолиты», глава 33, буквально состоит из списка Гумберта, где он перечисляет подарки, которые преподнес Лолите утром после их полового акта, после того, как он сообщает ей, что ее мать мертва, самое сексуальное соблазнение. В середине списка длиной в целый параграф, включающего книжки комиксов, коробку конфет, маникюрный набор, кока-колу, среди всех девчачьих побрякушек появляется «коробка
