Первое дело Матильды - Оливер Шлик

– Некрепкий кофе и булочки с изюмом. Как господа и изволили пожелать.

– О, большое спасибо, – говорит Рори, абсолютно не застенчиво хватая одну булочку, намазанную маргарином.

– На здоровье, господин Шай, – гундосит дворецкий, собираясь по-тихому ретироваться.

– Спокойно можете остаться, Торвальд, – говорю я.

– Не думаю, что это будет уместно, – сдержанно улыбается дворецкий. – Тут ведь дело семейное.

– Да. Именно поэтому вам и следует остаться, – возражаю я, радостно ему улыбаясь. – Потому что и вы тоже Шпрудель. Сводный брат Шарлотты. И тем самым её ближайший родственник. Не правда ли, Торвальд?

– Мой сводный брат?! – Шарлотта, смертельно побледнев, так внезапно подскакивает с кресла, что Доктор Херкенрат взвывает от испуга.

Торвальда начинает трясти. На лице появляется выражение как у осы, которая видит приближающуюся к ней мухобойку. Обеими руками вцепившись в сервировочный столик, он вопит высоким жалобным голосом «Это всё его идея!», указывая на Геральда Шеделя.

– Да, – тихо говорит Рори. – Я… э-э-эм… знаю.

Все мгновенно впиваются глазами в адвоката, у которого на лбу выступают бисерины пота. Взгляд его мечется в панике, язык нервно облизывает губы. Вскочив, он решается на неуклюжую и довольно бесперспективную попытку побега, но не преодолевает и трёх метров. Когда здоровяк-адвокат проносится мимо комиссара Фалько, тот небрежно поднимает ногу – и массивное тело Геральда Шеделя с ужасным грохотом обрушивается на паркет. С похожим звуком, наверное, падает на землю комета. Широко расставив ноги, комиссар Фалько встаёт над адвокатом, надевает на него наручники и, продолжая невозмутимо жевать свою жвачку, рывком поднимает его с пола.

– Это возмутительно! – хнычет Геральд Шедель. – Обвинение совершенно бездоказательно. Я жертва полицейского произвола и буду…

– Заткнись! – угрожающим тоном приказывает комиссар, и Геральд Шедель, испугавшись, даёт полицейскому переместить себя в кресло. Затем комиссар надевает наручники и на совершенно запуганного Торвальда.

Шарлотта с трудом сохраняет самообладание.

– Геральд?! Ты?! – тихо говорит она. – Я тебе доверяла. Как ты мог?!

Адвокат, поджав губы, молчит.

Повернувшись к Рори, Шарлотта спрашивает:

– Как… как ты догадался, что это сделали они?

Сыщик обстоятельно откашливается, эта тема ему явно неприятна:

– Ну… э-э-э… в разговоре с Матильдой ты упомянула, что брак твоих родителей не был счастливым. К тому же я получил информацию, что, возможно… кхе-кхе… существует некая семейная тайна. А когда я стал устанавливать взаимосвязи между фактами, то понял, что это за тайна. – Разглядывая носки своих ботинок, сыщик продолжает: – У твоего отца была… э-э-э… связь с другой женщиной. Недолго – но эта женщина от него забеременела. Полагаю, твой отец опасался скандала, если выяснится, что у него есть внебрачный ребёнок. Очевидно, он лихорадочно соображал, как этого избежать, и, доверившись в этой ситуации своему лучшему другу Геральду Шеделю, попросил у него совета.

Шарлотта молча сидит, то и дело поглядывая на Торвальда, а затем тихо шепчет:

– Ты мой брат?

Дворецкий пристыженно смотрит в пол, а в разговор вступает Дориан Шпрудель. На лице у него явное облегчение от того, что он вне подозрений.

– Какая-то дикая история, – говорит он, обращаясь к Рори. – Семейная тайна, внебрачный сын… Но вот чего я так и не понимаю – как вы обо всём догадались? Что за информацию вы получили?

Рори, смущённо почёсывая шею, бросает на меня молящий о помощи взгляд. Разумеется, он не может выдать свой особый метод: не может рассказать ни об информации, которую получил от семейного портрета (о том, что на портрете недостаёт чего-то или кого-то, как выяснилось – сводного брата Шарлотты Торвальда), ни, конечно же, о том, что следующую информацию получил, облизав бокал из-под виски и услышав голос отца Шарлотты. «Никто не должен об этом узнать. Никогда».

– Да, пожалуйста. Просветите нас, – с вызовом глядя на сыщика, напирает Лана Берг. – Что это за информация?

Рори нервно приглаживает волосы и, похоже, с радостью сделался бы невидимкой.

– Мы сейчас обсуждаем не что это была за информация, а совсем другое, – вступаюсь я за него и, пристально глядя на Геральда Шеделя, говорю: – Может, вы хотите внести вклад в разъяснение этого дела?

Адвокат не выказывает никакого желания. Комиссар Фалько шипит:

– Вам, крючкотвору, нет нужды объяснять, что сотрудничество со следствием может смягчить наказание?

Только после этих слов Геральд Шедель, одумавшись, с кислой миной говорит:

– Да. Так и есть. Однажды вечером отец Шарлотты, выпив лишнего, рассказал мне о связи с этой женщиной и внебрачном ребёнке. Он панически боялся, что об этом узнают его жена и общественность. Но от обязательства материально поддерживать эту женщину и ребёнка он, само собой, не уклонялся. Разумеется, он не мог переводить деньги ей напрямую – это могло когда-нибудь обнаружиться, и возникли бы неприятные вопросы. Поэтому он и попросил меня проводить выплаты через один из моих счетов. Я согласился, и таким образом мать каждый месяц получала на ребёнка значительную сумму. И ещё столько же за то, что никому не скажет, кто его отец. Даже самому ребёнку. Она держала слово до самой смерти и унесла свою тайну в могилу.

– Да вы настоящий друг, – говорю я. – Или всё-таки нет? Мы не можем доказать, но думаем, что в какой-то момент вы решили извлечь выгоду из этой ситуации. Что вы шантажировали отца Шарлотты. И он платил не только матери ребёнка, но и вам. Вероятно, не так уж мало.

– Без комментариев, – бросает адвокат, но судя по выражению его лица, моё предположение попало в яблочко.

– А когда родители Шарлотты погибли при трагическом пожаре на своей яхте, значительные денежные потоки иссякли, – продолжаю я. – Но у вас в руках оставался последний козырь: вы единственный знали тайну отца Шарлотты. И, изображая доброго советчика, на самом деле вы раздумывали, как воспользоваться этим знанием. И разработали план, который одним махом даст вам столько денег, что остаток жизни вы проведёте в расточительной роскоши. Разве не так?

Я слышу, как Рори рядом со мной, откашлявшись, тихим голосом говорит Торвальду:

– Может… э-э-э… может, вы расскажете, что было дальше? Конечно, только если это вам… э-э-э… не слишком неприятно…

– Нет-нет! Я расскажу всё, как было. – В этот миг в Торвальде нет ничего от высокомерного дворецкого. И он больше не гнусавит. Теперь он похож на осу без жала и, сконфуженно глядя в пол, говорит: – Всё, что рассказал обо мне Геральд Шедель, правда: мать растила меня одна. Она никогда не говорила, кто мой отец. Когда она умерла, я мог рассчитывать только на собственные силы. А потом в один прекрасный день в дверь постучался Геральд Шедель и открыл мне, что мой отец