Ной. Всемирный потоп - Иосиф Кантор

Ной скорбел по обреченному на гибель миру, пусть то и был мир неправедных, и прежде, но мера его скорби не была столь велика.

Ной надеялся на спасение и прежде, но надежда не была такой сильной, такой пронзительной, такой трепетной. Только, увидев воочию всю мощь божественного гнева, можно оценить его неотвратимость и понять, как повезло тебе и твоей семье, как повезло тем, с кем Всевышний заключил договор, послав им спасение.

Там, где сшибались тучи, сверкали молнии, там, где сшибались волны, разлеталось вокруг неисчислимое количество водяных брызг, небо было черным, вода была черной, небо сливалось с водой, а вода с небом и посреди буйства стихии погибал и тут же возрождался для того, чтобы погибнуть, праведник по имени Ной, познавая меру Господнего гнева. Ту самую меру, которую ему не дано было испытать на себе, но надо было познать ее, чтобы унести с собой это знание и передать его потомкам своим.

Для кого потоп, как не для тех, кому предстоит жить дальше? То, что послужило возмездием для одних, послужит назиданием для других. Не угрозой, но назиданием – вот дано вам благо великое, и вот, что случится с теми, кто дерзнет пренебречь этим благом. Одна мера у всего сущего, но два исхода – к добру и ко злу.

Глава 20

Убийца

«Шесть дней осталось» – сказал себе Ной, проснувшись.

Он знал, что теперь долго будет отсчитывать по утрам дни. Сначала – сколько осталось до потопа, потом – дни потопа, потом – дни схода воды. И дням новой жизни придется вести счет, потому что, кроме него и сыновей его, некому это будет делать.

«Еще Ковчег не достроен, а я уже думаю, как будем считать дни по завершении потопа! – выговорил самому себе Ной и подытожил: – Нехорошо!»

Он встал, оделся, помолился в своей молельне и вышел на кухню, где Эмзара варила кашу из дробленого пшеничного зерна для утренней трапезы.

– Дети не спали, – сказала она, зевая и помешивая половником в котле, – и я не спала, дожидаясь, пока они лягут. Сначала судили и рядили обо всем во дворе, потом пошли пересчитывать найденные монеты и делить их на части…

– Так ведь делили уже, – удивился Ной. – Две трети на покупку гофер, одна часть на покупку припасов. Дерево покупаем сегодня, а припасы – как только Ковчег будет готов.

– Иафет считал и сказал, что лучше взять с собой больше припасов и кормов для животных, а дерево он рассчитал так, чтобы не покупать ничего лишнего. Так и сказал – ни одной лишней балки не останется, но ничего не будет недоставать. В итоге они поделили деньги пополам. Половина пойдет на покупку дерева, половина на припасы. А на оставшееся внутреннее устройство Ковчега пойдет дерево от наших построек. Если сделать так, тогда запасов с лихвой хватит нам по окончании потопа до сбора первого урожая и первого приплода у скотины. Так сказал Иафет, а он считал и знает.

– Если он сказал, то знает, – сказал Ной. – Иафет не говорит зря.

– Лучше бы иногда говорил, – проворчала себе под нос Эмзара, намекая на то, что скрывал до вчерашнего вечера их младший сын. – Я спросила его: «Скажи, сын мой, зачем тебе понадобилось посыпать землю золой, разве не видел ты, что в яме, куда мы выбрасываем ненужную золу из очага никогда ничего не растет?». А он мне на это ответил: «В яме не растет. Но от порога до нее, там, где часто просыпается зола, трава и гуще, и выше, и сочнее. Стало быть, дело не в золе, а в ее количестве. В избытке она подавляет ростки, а в небольшом количестве, способствует их росту». Есть ли у кого еще такой умный сын?

– Нет, – улыбнулся Ной.

– Я положила в котел меда, а на стол подам еще сушеных фиников и других плодов, а также немного вяленого мяса из того, что мы отложили на припасы, – продолжала Эмзара. – Это будет первая трапеза для новой невестки в нашем доме, пусть она будет сладкой и обильной. А ужин устроим, как решили…

– Но до того нам придется поработать как следует! – сказал Ной. – Пока Сим и Хам привезут к Ковчегу дерево, нам с Иафетом надо будет установить опорные балки для крыши, да подвести их так, чтобы было ровно.

– А если будет неровно – что с того?! – фыркнула Эмзара, извлекая половник и закрывая котел крышкой. – Главное, чтобы сверху не лилась вода! Не дворец же строим!

– «Ровно» означает не только «красиво», но и «крепко», – пояснил Ной. – И если уж делать, то делать как следует. Я тоже могу сказать: «зачем так долго и тщательно мешать кашу, ведь сойдет и так!».

– Сойдет, – проворчала Эмзара. – Волам сойдет, они все съедят, а нам не сойдет. Если плохо мешать, то снизу пригорит, а сверху останется сырым, да и мед не распространится равномерно и оттого с одного боку будет сладко, а с другого не очень! И что ты лезешь ко мне с советами? Разве учу я тебя, как надо строить Ковчег?! Иди умойся, расчеши волосы и бороду, ведь скоро будем встречать нашу новую невестку!

Ной улыбнулся и хотел выйти, но у порога столкнулся с Шевой. Шева выглядела расстроенной, даже поникшей.

– Поистине мой удел приносить вам дурные вести! – сказала она, качая головой, с которой сполз платок. – Услышала я, что убили кузнеца Гидвона, с которым вчера разговаривал отец наш, и пришла сказать о том…

Своего отца, который уже умер, Шева называла «отец мой», а про Ноя говорила «отец наш», подразумевая, что он отец ей и ее мужу или же просто «отец».

– Повитуха Седа шла мимо наших ворот и кричала, что Гидвона загрызла лиса-оборотень! – добавила Шева.

– Лиса-оборотень? – удивился Ной. – Она что – видела лису своими глазами?!

– Не знаю, – Шева виновато потупила взор, хотя за ней не было никакой вины. – Она не сказала, что видела своими глазами. Просто кричала: «лиса-оборотень загрызла кузнеца Гидвона!». Должно быть видела…

– Седа и не увидит, а расскажет, – заметила Эмзара. – Ее язык не отличает придуманное от увиденного…

– Встреть Гишару сама! – сказал ей Ной и вышел во двор.

Там он побрызгал в лицо водой, что должно было изображать умывание, наскоро пригладил ладонями волосы и бороду, и, сочтя, что так можно появляться на людях, вышел на улицу и быстрым шагом, едва ли не бегом, пошел к кузнице Гидвона.

– Разве твой Ковчег уплыл, Ной, что ты разгуливаешь с утра без дела?! – крикнули ему, насмехаясь, но Ной не стал обращать внимания.

На стражников, ссорившихся из-за бурдюка с брагой, он тоже не обратил внимания, а вот возле распростершейся на дороге женщины остановился и склонился к ней. Женщина была одета в рубище, в спутанных седых волосах видны репьи. Бродячая нищенка. Ной тронул женщину за плечо, но она не пошевелилась. Тогда Ной перевернул женщину с живота на спину и увидел, что она мертва. Тело еще не успело остыть и окоченеть, значит, умерла она совсем недавно. Кто-то унес ее суму, ведь нищенки без сумы не ходят. «Мог бы хотя бы оттащить тело с дороги, раз уж забрал суму», – подумал Ной. Он отнес легкую (кожа да кости) покойницу в сторону, положил у приметной старой смоковницы и покрыл ее лицо ее же платком. Ной собирался потом вернуться с мотыгой и похоронить несчастную. Погребение – последняя дань уважения, которую мы можем отдать ближнему своему. Бродячих собак не оставляют без погребения, как можно оставить человека?

Покойник на твоем пути – это плохой знак, дурное предзнаменование. Ной не верил в предзнаменования такого рода, ибо считал, что женщина умерла, потому что пришел ее черед умереть, а не для того, чтобы накликать ему что-то плохое. Но тревога в сердце усилилась, и боязнь того, что Гидвона и впрямь убили, превратилась в уверенность – мертв кузнец, нет больше его среди живых.

Неисповедимы пути Господни, и переплетены они непостижимо, но Ной был уверен в том, что если кузнец умер не сам по себе, а от чьей-то руки, то убила его та же самая рука, которая убила и Ирада. Некто, кого Ной видит каждый день… Или некто, кого он должен был видеть, по мнению кузнеца…

Но не кто-то из домашних, теперь уже нет в этом сомнений.

Кто же?

Соседка Хоар, вдова Ирада? Зачем ей рядиться в мужские одежды, подпоясываться веревкой и приклеивать себе бороду, чтобы убить собственного мужа? Жене проще подмешать яд в еду или питье… Ирад был не стар, но уже и не так молод, чтобы смерть его вызвала удивление. Известно же, что крепкие полнокровные мужчины могут умереть от того, что кровь ударит им в голову. Можно тайком сгноить горсть зерна, чтобы оно поросло черной плесенью, а затем смолоть, смешать с соком дурной ягоды и добавить в еду мужу. У покойника будет такой же багровый цвет лица, который бывает при ударе крови в голову. Никто ничего не заподозрит, а и кого сейчас волну подобное? Старосту Сеха, который должен надзирать за порядком и творить суд праведный? Где Сех и где порядок? Где Сех и где праведный суд? У Сеха один порядок – кто принесет мзду, тот будет оправдан, вне зависимости от того, что он натворил, а кто не принесет мзды, тот будет осужден, даже если не сделал ничего дурного.