Ной. Всемирный потоп - Иосиф Кантор

По мере приближения к Ковчегу не только на сердце становилось легче, но и солнце, казалось, светило все ярче и ярче. Придя на луг, Ной, к огромному своему удивлению, увидел там Сима и Хама, разгружавшими привезенное дерево. С учетом того, что строительство шло к завершению и для экономии времени, доски и балки складывали не под навесом, а у самого Ковчега, равномерно распределяя их по длине его, так, чтобы протянуть руку, взять и прибить на положенное место.

– Неужели у ваших волов выросли крылья? – пошутил Ной, несмотря на то, что видел волов, щипавших траву неподалеку, и видел, что никаких крыльев у них нет.

– Атшар оказался настолько любезен сегодня, что отрядил грузить наши подводы несколько человек, да еще сам вместе со старшим сыном помогал нам, – сказал Хам, переглянувшись с Симом. – Не успели мы вдохнуть и выдохнуть, как подводы были нагружены доверху, и мы тронулись в обратный путь.

– Ох, не верится мне, что этот скверный человек способен на такое без принуждения, – заметил Ной, оглядывая привезенное дерево и находя его превосходным. – Признавайтесь, что вы ему сказали или сделали.

– Не сказали мы ни одного плохого слова и не сделали никому из людей никакого зла, – сказал Хам. – Разве что нам не спешили отворять ворота…

– И что же?

– И тогда брат Сим стукнул по ним ногой… Представляешь, отец, у Атшара были такие хлипкие ворота, что от легкого толчка они повалились вместе с оградой.

– Видел я эти ворота, – многозначительно ответил Ной, давая понять, что провести его не удалось. – А что Гишара?

– Пришла и хозяйничает вместе с матерью, – ответил Хам. – Все хорошо, отец.

– И слава Богу, – сказал Ной. – Возьмемся же за работу, ибо Господа следует славить не только словами, но и делами.

«Закончить бы так, чтобы осталось достаточно времени для сборов», – думал Ной, радуясь тому, как споро идет работа.

Доски и балки, казалось, сами собой, чудом, вставали на предназначенные им места, или то было следствием общего духовного подъема, слаженности в работе и возросшего за время строительства Ковчега мастерства.

В полдень Эмзара с Гишарой принесли обед. Гишара выглядела смущенной, но в то же время довольной. «Как она?» – взглядом спросил Ной у Эмзары. «Хорошо», – также взглядом ответила она и едва заметно улыбнулась. Ной ел густую мучную похлебку с мясом и нахваливал ее пуще обычного своего обыкновения, потому что догадался, что похлебку готовила Гишара, и хотел ободрить ее и сделать ей приятное. Добавки он просил дважды.

– Вечером после работы идите домой, накрывайте на стол и ждите меня, – сказал Ной, покончив с обедом. – Я сделаю одно дело и приду, чтобы праздновать вместе с вами прибавление в нашей семье.

– Эти прибавления окончены, дело за другими, – сказала Эмзара, обводя взглядом сыновей и невесток.

– Если Господу будет угодно, то мы не будем испытывать недостатка в потомстве, – сказал Ной, – ведь он избрал нас для продолжения рода человеческого. Но всему свое время…

Всему свое время, и потому к Хоар Ной пришел поздно, потому что работалось всем сегодня с особенной охотой и, даже когда зашло солнце, строители Ковчега продолжали работу при свете луны и костров. «Еще одну доску – и закончим», – говорили себе они, но когда доска оказывалась на месте, то руки сами собой тянулись за следующей. Женщины – Сана, Гишара и Шева – ходили внизу, привязывая доски и балки к веревкам, а мужчины втягивали их наверх и прибивали. Работали до тех пор, пока Иафет не выронил топор и тот не упал вниз, едва не угодив по голове Сане. Тогда Ной велел заканчивать, и, подавая пример, спустился вниз первым и пошел, но пошел не домой, а к Хоар.

Во избежание неприятных неожиданностей, которых от коварной Хоар можно и нужно было ожидать, Ной вошел во двор, но в дом стучаться и заходить не стал. С такой, как Хоар, лучше не уединяться. Да и незачем уединяться, ведь Ной не собирался таиться ни от кого. Он даже хотел взять с собой Сима – пусть будет на всякий случай свидетель, но, подумав, решил, что с глазу на глаз разговор может получиться более откровенным, и отправился к Хоар один. Пока шел, просил Бога простить ему ложь, которую он готовился произнести для того, чтобы испытать Хоар.

Звать соседку не пришлось, стоило только Ною появиться во дворе, как скрипнула дверь и она вышла к нему без зова.

Начать разговор с вежливого приветствия Ной не смог, потому что глаза Хоар сверкали ненавистью, а поза со скрещенными на груди руками выражала надменное пренебрежение. Хоар встала так, что лунный свет падал прямо на лицо ее. Ной подивился тому, каким некрасивым оно ему показалось сейчас. Змея, истинная змея, глаза сузились и смотрят не моргая, крылья носа раздулись, губы истончились от злобы, а язык, то и дело судорожно облизывающий их, похож на змеиное жало.

– Я был сегодня утром у Гидвона и застал его в живых, – сказал Ной, надеясь на то, что у него получается говорить неправду столь же гладко, что и правду. – Хрипя и хватаясь за горло, он успел сказать мне, что его убила ты и что Ирада тоже убила ты…

– Ты лжешь, негодяй! – воскликнула Хоар. – Гидвон испустил дух еще до того, как я успела смыть с себя его кровь и одеться! Как он мог говорить с тобой?!

– Я солгал, – признал Ной. – Наверное, я солгал первый раз в жизни, потому что не помню, чтобы когда-то еще я лгал. Но эта ложь помогла мне разоблачить тебя, Хоар. Ты только что призналась в том, что присутствовала при смерти Гидвона и смывала с себя его кровь. Значит, это ты убила его?

– Я! – с вызовом ответила Хоар. – Это я убила его! Я! Я заставила его хорошенько постараться, ублажая меня, а потом убила его ножом, который он же сам и сделал! Убила за мгновение до того, как он собрался излить в меня свое семя! В подобном состоянии любой мужчина беззащитен и справиться с ним легко! О, видел бы ты его глаза! Я смотрела в них, не отрываясь, до тех пор, пока они не погасли! Доводилось ли тебе, Ной, видеть, как гаснут глаза, когда жизнь покидает тело? Это весьма увлекательное зрелище. Оно увлекательнее, чем наблюдать за огнем, жаль, только, что недолго длится…

Ной сильно удивился тому, как Хоар рассказывала об убийстве Гидвона. Он почему-то думал, что она станет плакать, что ей будет трудно вспоминать обстоятельства, а Хоар говорила легко, даже с удовольствием смаковала жуткие подробности, и голос ее не дрожал и не прерывался, а глаза ее при этом оставались сухими. Сухими и злыми.

– Зачем ты его убила? – спросил Ной.

– Не затем, что испугалась разоблачения! – рассмеялась Хоар. – Стоит ли мне бояться разоблачения и наказания, если староста наш сходит по мне с ума, а вид моего обнаженного тела приводит его в исступление?! Разве есть здесь кто-то, влиятельнее Сеха, и разве Сех не слушается меня, боясь, что в случае непослушания я отлучу его от моего пылкого и сладкого лона?! Я убила Гидвона за то, что он собрался нарушить клятву! Он клялся мне, что не выдаст никому мою тайну, о которой узнал случайно, но не сдержал своего обещания! Или не собирался его держать! Надо же! Гидвона так разобрало любопытство по поводу вашего Ковчега, что он собрался вызнать у тебя твою тайну в обмен на мою! Менял бы на какую-нибудь из своих тайн, раз такое дело, или спросил бы меня – я ведь знаю! – слово «знаю» Хоар произнесла столь многозначительно, что можно было предположить, что она знает истинное предназначение Ковчега. – Но он поступил так, как поступил, и принял ту смерть, которую я для него приготовила! Я покарала его!

– А что ты знаешь о Ковчеге? – Ноя охватило волнение, сердце забилось в груди часто-часто и эхом застучало в висках. – И как ты узнала о нашем разговоре с Гидвоном?

– Сех открыл мне глаза, сказав, что вы строите летучий корабль! – Хоар дразнила своей откровенностью или просто хотела унизить Ноя, давая понять ему, что стоит выше его и ничего не боится. – А ваш разговор вчера очень громко обсуждали во дворе твои сыновья, вот я и услышала, а услыхав, сказала: «Ну, держись, Гидвон»– и пошла к нему, чтобы наказать!

«Та ли это Хоар, которую знал я? – скорбно подумал Ной. – Не иначе как дьявол вселился в нее, управляет ее членами и говорит ее устами. Женщина, чье чрево предназначено для материнства, не может быть такой жестокосердной…»

– Ты, должно быть, хочешь спросить, почему я убила Ирада? – Хоар разняла скрещенные на груди руки и уперла их в бока. – А знаешь ли ты, что перед тем, как убить его, я оделась в твои одежды, что сушились у вас во дворе? Я тайком позаимствовала их, а после вернула обратно и никто ничего не заметил, потому что, когда надо, я умею быть незаметной, а когда надо могу обратить на себя внимание. Я оделась в твои одежды и прицепила бороду, которую сделала из пакли и выкрасила ореховым настоем, чтобы она была похожа на твою! Я подобрала волосы, а к постолам своим привязала деревянные плашки, чтобы казаться выше! Я шла, расставив руки, чтобы плечи мои выглядели бы широкими, как у тебя, а под одеждой был спрятан нож, который потом узнал кузнец! Я пришла на поле и сказала Ираду басом: «Мир тебе, сосед», но он сразу узнал меня и стал смеяться. Но это он узнал, стоя близко, а издалека меня можно было принять за тебя, ведь и бороду я сделала похожую, и про веревку не забыла…