Три минуты молчания - Г Владимов

Ванька Обод приподнялся в койке, выглянул из-за своего голенища.

- Так это он про нее акт составляет?

Я сказал, что да, про нее. Ванька от смеха затряс голенищем.

- Теперь, - говорит, - мне все ясно, бичи. Почему я матросом плаваю, а не "дедом". Разве ж простому дикарю до этого додуматься?

Васька Буров почесал свою лысину.

- Дак как, бичи? Открывать? Я - как все скажут.

- Не мучайся, - Димка ему посоветовал, - открой. Посмотрим на твои яблоки.

- Твое слово - последнее, салага. Ты вторым классом плаваешь, ты ишо на них не заработал.

- Неужели?

- Вот те "неужели". Весь ящик возьмешь?

- Весь нет. Нам с Аликом по два кило запиши.

- Пятнадцать - не хочешь? Или весь берите, или я его под койку задвину, пущай до порта лежит.

- Была не была, - Шурка сказал. - Я три кило возьму.

- Кто еще?

- Ты своим пацанкам - по три.

- Я не возьму, - сказал Митрохин.

- В гробу я их видел, твои яблоки, - сказал Ванька Обод.

Васька Буров постукал по ящику гвоздодером - может, еще кто отзовется, - и стал его задвигать под койку.

- Запиши на меня весь, - сказал я ему. Надоела мне ихняя бухгалтерия. Я всех угощаю.

Тут - только фанера затрещала. Тридцать кило в один миг растащили.

Мы лежали в койках, хрустели этими яблоками, когда "маркони" объявил по трансляции:

- Матрос Шалай, явиться за радиограммой.

Я взял десяток, пошел к нему. Была уже ночь, и мы одни стояли посреди бухты. Бородачи ушли на свою Джорджес-Банку. Огни в городке светились, как в тумане, а поверху, на шоссейке, мелькали красные огоньки и белые конуса от фар.

"Маркони" лежал одетый в койке, руки за головой. Сел, помотал чубиком, как с перепоя. Вся щека у него была расцарапана.

- Выпить хочешь? - спросил.

Я понял, что никакой радиограммы не было; просто, хотел меня одного позвать. Он вытащил поллитру "Московской", мы отпили по глотку из горлышка и закусили яблоками.

- Как находишь? - он показал на щеку. - Все, как полагается?

- Отдельная - не помогла?

- Точно. Но - подошли вплотную. Мне, Сеня, с первого раза не нужно. Со второго - оно надежней.

- А думаешь - еще подойдем к базе?

- И не раз, и не два, Сеня. Кеп ни за что в порт не уйдет. Он воду будет пить соленую, из моря, чтоб только на весь рейс остаться. Мало еще, он на лишний месяц останется - пока про этот "поцелуй" все забудут.

Мне хотелось про заплату сказать, но я как-то уже и сам в нее не верил. Только сказал:

- В таких случаях команда должна решать. Ситуация - аварийная.

Он усмехнулся криво.

- А что такое команда, Сеня? Это же я и ты.

- Тоже верно. Значит - за счастливый промысел?

Мы отпили еще из горлышка.

- Кстати, - сказал я, - чтоб не забыть. Ванька Обод у нас списывается, бабу свою хочет застать. Ты отбей-ка его бабе радиограмму, что он возвращается, - вдруг, и правда, застанет.

- Отобью.

Он помотал головой, вздохнул, опять потрогал щеку. Ему еще хотелось про свою Галю потравить, так это я понял.

- Слушай, - я спросил, - на кой она тебе нужна?

- Сам удивляюсь. А в общем - ни на кой.

- Влипнешь еще.

- Э, куда мне еще влипать! Меня от любого влипа трое потрохов сберегут, и баба такая, что только в гроб меня из когтей выпустит. Но я ж ей тут, на море, звон сделаю! И пускай до нее дойдет, я даже рад буду. Хочется мне, Сеня, хоть последнюю молодость от своей бабы отвоевать. - Он поерошил волосы. Очень уж они были редки. - Вот, до темечка доползет лысина - тут я вполне успокоюсь.

Я ждал, когда он про Лилю хоть мельком вспомнит. Наверняка же он с нею говорил обо мне. Он как будто угадал:

- А твоя-то все расспрашивала, как ты да что ты. Язык у меня отсох тебя хвалить.

- Зачем бы это ей?

- Зачем! Замуж ей - пора вроде?

- За меня, что ли?

Он засмеялся.

- Молодой ты еще, Сеня. Молодой, не обученный. Если баба любит, то хуже моряка для нее мужа нету, а если не любит - то нету лучше. Круглый год ты по морям, по волнам, только весточки от тебя и гроши. Чувствуешь, какая малина.

- Ну, она про это не думает.

- Смотри-ка, до чего особенная! Не думает, но - прикидывает. Сама себе в том не признается. Ты женился б на ней?

- Не знаю.

- Это опасно, Сеня, когда не знаешь.

- Ну, не для меня она. И я - не для нее.

- Почему бы это, Сеня? Она - образованная, да? Институт кончила? Какой же институт, рыбный? И что - она больше твоего про рыбу знает? Книжек больше прочитала?

- Она, наверно, знает, какие читать.

- Этого никто не знает, пока не прочтет. Ах, Сеня! Нам с тобой совсем другое нужно.

- Что же нам нужно?

- Ну, как минимум, - чтоб по нас тосковали, когда мы в море качаемся. А главное - жить бы не мешали, когда мы приходим. Не висели бы гирями какими-то! Сколько мы пороху тратим, а потом - сами же в мышеловке сидим. И учти, Сеня, она тебе тоже жизни не даст. Знаешь, чем она тебя держать будет? Тем, что она тебя облагодетельствовала. Век ты ей будешь обязан. Такая это девка, я кожей чувствую.

Ну, дальше-то можно было и остановить его. Что я хотел про нее знать, я сам выясню.

- Спрашивала она у тебя, что, наверное, "трудный у него характер"? У меня, то есть.

- Спрашивала, Сеня.

- Говорила, что ко мне подход нужен особенный?

- Говорила, Сеня.

- И что не всякая, мол, согласилась бы со мной иметь дело?

- И про это, Сеня.

Вот тут мне сразу грустно сделалось. Оттого, наверно, что она не соврала, когда говорила: "Я - как все".

- Ну, кончили об этом, - я сказал. - Ты спать будешь?

- Хотел бы, да кепа должны запрашивать с базы. Чего-то они про нас решают.

Мы ждали часов до двух, допили всю бутылку и не дождались вызова.

4

Утром причалил к нам катер с плавбазы.

Каждый после чая слонялся, как хотел, когда увидели - он режет зеркальную воду в бухте, заходит к нам с правого борта, хоть ближе было с левого - начальство, стало быть, пожаловало.

Мы его притянули, наладили трап, и вот кто по нему сошел - собственной персоной Граков.

С "Арктики" он уже обветриться успел, как-то поздоровел. Спрыгнул на палубу, как молодой, улыбнулся нам по-отечески, зубы показал золотые.

- Что, утопленники, носы повесили? Ну, понимаю, понимаю, когда план срывается, это обидно.

Такое, значит, было начало. Кеп вышел его встречать, он с ним едва-едва поприветствовался и снова к нам, палубным:

- С таким-то капитаном унывать? Ну, Николаич, веди, показывай свои раны.

С Граковым сошли еще - групповой механик, тощеватый, сутулый, в синем плаще с капюшоном, и пара работяг -сварщики, в руках у них ящики были с электродами и клещами.

Повалили все в корму. Граков первый в каптерку полез. Там уже доски боцман проложил, чтоб начальство ноги не промочило. Граков там походил, доски под ним гнулись, снял перчатку и пальцем пощупал край пробоины.

- Н-да. Обидели вас чувствительно.

Групповой механик тоже спустился, тоже поглядел, но - молча. Вид у него скучный был, наморщенный, как перед первой стопкой.

Граков спросил:

- А что по этому поводу думает стармех?

Кто-то уже позвал "деда", он стоял над люком. Кашлянул в кулак и сказал:

- Думает, что чепуха.

Граков от его голоса вздрогнул, выгнул шею, чтобы увидеть "деда", и чуть потемнел.

- Ну, не совсем чепуха. Но если команда горит желанием...

- Команда-то горит. Пока не зальется.

- Ну, что за настроение, Сергей Андреич, я тебя не узнаю.

Граков стал вылезать. "Дед" стоял ближе всех и мог бы подать ему руку, но не подал. "Дедов" начищенный штиблет был как раз против его лица. Граков на него поглядел и поморщился. Но "дед" не убрал ногу, пока тот не вылез.

- Не узнаю, - опять сказал Граков. - Сам говоришь: "Чепуха", а настроение... Этак ты нам бичей деморализуешь.

- Сходим ко мне в каюту, объясню. И акт покажу.

- У тебя уже и акт составлен? Ну-ну. Группового тоже приглашаешь?

- Конечно, - сказал "дед". И подал групповому руку. - Он-то, надеюсь, и поймет.

Граков опять потемнел, но смолчал.

Пробыли они у "деда"минут пятнадцать. Вышли, заглянули через планширь. Мы гурьбой стояли поодаль.

- Что-то сомнительно, - Граков поглядел на группового. - Как твое мнение?

Тот опять заглянул, как будто ему мало было одного раза.

- Не мешает прислушаться к Бабилову.

- А мы что делаем, Иван Кузьмич? - Граков спросил досадливо. - Мы разве не прислушались? Но надо же решать по существу.

Групповой пожал плечами. Решать ему очень не хотелось. Граков подождал и отвернулся от него.

- Что ж, Сергей Андреич. Твои соображения, конечно, весомые. Тем более ты акт составил. Стал, так сказать, на официальную точку зрения. Тем самым ты с себя ответственность как бы снимаешь...

"Дед" как будто не слушал его, смотрел на фарерские сопки.

- Ну, естественно, ты о безопасности обязан думать. На то ты и стармех. Никто тебя не осудит, если ты находишь, что судно аварийное, и надо его вести в док. В таких случаях лучше, как говорится, перестраховаться. Никто не осудит, ты прав. Но стране рыба нужна, вот в чем дело. Мы все это помним. Стране нужна рыба.