Исполняющий желания - Вячеслав Шалыгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем робот нанес еще один удар и замер, отведя стрелу назад.
– Что там? – Колпаков нетерпеливо подошел к инженерам. – Что-нибудь нашли?
– Там точно пусто.
– Отлично! – У майора задрожали пальцы. Разумеется, за стеной могла действительно оказаться вентиляционная шахта, и в этом случае скандал был бы неизбежен, однако полицейский чувствовал, что идет по правильному следу. – Бей еще! – Покосился на Десятника и добавил: – Только аккуратнее.
– Вам нужно пройти или аккуратно пройти? – сварливо поинтересовался старший инженер.
Чувствовалось, что он был хорошим профессионалом. А спорить с профессионалом – себе дороже.
– Бейте так, как считаете нужным, – кивнул майор.
– Вот это разговор, – повеселел инженер. И что-то прошептал помощнику.
Робот, замерший было у стены, неожиданно резко поднялся, изогнул стрелу, точнее прицеливаясь, а затем нанес несколько мощных ударов подряд, вызвав облако пыли, короткий вскрик свидетелей и обрушение стены…
За которой появилась лестничная площадка.
Феликс выругался. Десятник присвистнул. Зябликов остался спокоен, но только потому, что ждал чего-то подобного.
– Вентиляционная шахта, говоришь? – с облегчением произнес Колпаков. Все-таки одно дело уходить на пенсию со скандалом и совсем другое – героем.
– Да уж, явно не она, – ответил инженер.
– Старая постройка, – прищурился его помощник.
– За восемьдесят лет никто не обнаружил? Странновато как-то, тебе не кажется?
– Откуда там дверь?
Они подошли ближе и с изумлением посмотрели на тяжеленную металлическую дверь, которая вывалилась вместе с куском стены.
– Может, она раньше была заштукатурена? – предположил инженер.
– Похоже…
– Теперь наше дело? – уточнил подошедший Феликс.
– Да.
Командир спецназовцев поднял руку, указал на пролом, и его ребята неспешно двинулись вперед. А за ними, через минуту, Колпаков, Зябликов и блоггер/журналист.
– Мы находимся в страшных подвалах, которые вырыла под храмом искусств советская репрессивная машина. Что здесь было? Тайная тюрьма НКВД?
– Это театр, а не Гуантанамо, – не выдержал Зябликов. – Перестаньте молоть ерунду.
– Этот театр строили преступники!
– Инженеры и рабочие.
– Вертухаи и рабы! Я знаю людей, которые сидели при советской власти! Я слышал их рассказы! Я знаю…
– Успокойтесь, Десятник.
– Господин Десятник! – взвился блоггер.
– Много вас таких, желающих быть господами…
– Что вы сказали?
– Тихо! – попытался остановить скандал Колпаков, но «на голос» закусивший удила Миша уже не реагировал.
– Не нравится, что мы – господа? Не нравится нам подчиняться? Быдло!
А в следующий миг испуганно пискнул, потому что Феликс неожиданно развернулся и упер ствол автомата в подбородок блоггера.
– У нас операция, дегенерат, или ты идешь тихо, или тебя выведут.
Десятник бросил взгляд на Колпакова, увидел, что майор демонстративно отвернулся, и кивнул:
– Будет тихо…
И зашептал что-то в диктофон о зверствах «кровавой гэбни»…
Лестница была обыкновенной. Ну, для старых построек, разумеется: бетонные ступеньки, металлические перила, крашеные стены… Немного смущало отсутствие освещения, но фонарики позволяли видеть достаточно ясно.
А вот подземелье, в которое их привела лестница, выглядело серьезно. Зарешеченные лампы на стенах, пучки сплетенных, словно косы, проводов в древней оплетке и на фаянсовых крепежах, облупившаяся местами краска, медные трубы под потолком, а в довершение картины – отполированный каменный пол и трафаретные надписи. Так не строили и не оформляли интерьеры спецпомещений с шестидесятых годов. Ну и в пол никто давно не вмуровывал выложенные мраморной крошкой даты. В конце тридцатиметрового коридора, под порогом массивной двери были хорошо различимы четыре цифры – «1934».
Дверь была приоткрыта. Майор заглянул в помещение за ней и увидел нескольких спецназовцев. Они замерли, словно охотники, на которых идет дичь, глядя на одну из внутренних дверей в левой стене отсека.
Колпаков подошел, замер и прислушался. Внутренняя дверь была не такой могучей, как входная, поэтому из смежного помещения доносились какие-то звуки. Кажется, там кто-то разговаривал.
В отзвуки невнятной беседы вклинился новый звук, легкое постукивание, а затем еще и скрип, словно кто-то крутил ржавый водопроводный кран.
Затем последовала пауза, после которой послышался резкий возглас.
– Почему ты не сказал, что твой дед прячет здесь выводок големов?
– Прадед.
– Сейчас не важно.
– Важно.
– Почему?
– Потому что он – прадед.
– Ты идиот.
– Мне просто очень страшно.
Страшно им было обоим.
К тому же никто не представлял, что следует делать дальше, и потому кладоискатели застряли в дверях, растерянно наблюдая за вооруженными куклами.
До сих пор Пиф тешил себя мыслью, что Бортников создал нескольких слуг для обслуживания убежища, однако теперь видел, что ошибся. Это убежище было создано для обслуживания «слуг», а точнее – целого подразделения высококлассных боевых кукол.
– Зачем он их сделал?
– Ты действительно думаешь, что сейчас это важно?
– Да.
– Почему?
– Не знаю…
– Они отключены?
– Не думаю.
– Почему?
– Мы ведь слышали голоса.
– Черт!
В следующий миг ближайший голем поднял руку, собираясь указать на кладоискателей пальцем, и Пиф спринтером сорвался с места:
– Бежим!
– Куда?
Ответа не последовало, зато сработал инстинкт самосохранения, и молодой человек бросился следом. Да так бросился, что в проеме первой «подлодочной» двери они с Пифуцием очутились одновременно и даже столкнулись плечами, «выясняя», кто должен убраться из опасного места первым.
– Пусти!
– Сам пусти!
Големы могли без труда пристрелить беглецов, но до сих пор не прозвучало ни одного выстрела, только топот. А значит, их явно хотели взять живыми.
– Наверх!
– Нет! – крикнул Макс, хватая Пифа за рукав. – Не пройдем!
В тоннеле, по которому они добрались до комнаты, повисло зловещее черное облако, и не надо было быть ни магом, ни провидцем, чтобы понять, что его предназначение – преградить беглецам дорогу к лестнице. Что оно делало, не имело значения: возможно, погружало в сон, возможно, замедляло движения – не важно. Важно было то, что нырять в него не следовало.
– Сюда!
Големы приближались, надежда на спасение таяла, но Воронов все равно ухватился за вентиль замка второй двери и принялся лихорадочно его крутить.
«Прощай, приятель, с тобой было весело!»
Пифуций понял, что приключение зашло слишком далеко, и решил более не рисковать собой, любимым: сдавил в кулаке «Дырку жизни», прикрыл глаза – он не любил падать в принудительный портал, – и лишь через пару секунд понял, что по-прежнему стоит в проклятом новосибирском подвале, а не барахтается на простынях в приемной московской обители.
