От А до Я. Избранные рассказы русских писателей - Коллектив авторов

А «Маркиза» спала, спокойно положив голову на спинку старинного кресла. И снился ей бал в родном «замке». Комнаты залиты ослепительно ярким светом; кругом оживление, шум и смутный гул голосов. И вдруг кто-то тихо говорит ей: «Барыня! Барыня!» Кто же это? Голос как будто знакомый… Но кто может так ее называть? И вдруг она узнает этот голос и все становится ясным: это Лихой, который пришел, чтобы ее убить…

Ольга Платоновна открыла глаза и в действительности увидала перед собой Лихого. Он стоял в ярком свете пламени и повторял свой однообразный призыв, а кругом все застилал дым, и соседняя зала казалась огромной топившейся печью… «Маркиза» вскрикнула и протянула вперед руки, но вдруг откинулась в своем кресле и замерла…

Лихой почесал затылок, оправил для чего-то на голове свою клокатую шапку, потом нагнулся и, схватив бесчувственную «Маркизу» на руки, бросился с ней через залу…

После пожара Ольга Платоновна поселилась в маленьком старом флигеле. Она как-то сразу «опустилась» и стала относиться мягче и проще к мужикам. Дорогу в парк она приказала открыть для всех, так что Лихому больше не зачем было сбивать замки и попадать под арест… Но жизнь она продолжала вести в своем флигеле ту же, что и в доме. Только уездные дамы, говоря о ней, называли ее не «Маркизой в замке», а «Маркизой без замка». Что же? Это, пожалуй, была и правда.

Николай Павлов

«Обезьяна и женщина»

Я познакомился с Соловцовым в конце восьмидесятых годов, когда он только что начинал свою литературную карьеру. Он произвел на меня самое благоприятное впечатление. Это был человек высокого роста и сильного сложения с лицом шиллеровского типа. Увидя раз, нельзя было забыть этого нервного лица, с вечной и тревожной игрой ощущений. Соловцов был человеком общительным, веселым и остроумным, но наблюдательный глаз без труда мог заметить, что веселость эта чисто наружного свойства и маскирует собою нечто другое, прикрывает какое-то великое горе.

Через два или три месяца я был с ним «на ты» и знал все подробности этого «горя». С первого раза, оно произвело на меня почти комическое впечатление. Соловцов был одержим галлюцинациями; везде и всюду его преследовал образ, не существующий в действительности, образ… обезьяны.

Позже, когда я узнал о подробностях этой галлюцинации и видел опустошения, которые она производила как в нравственной, так и в физической жизни Соловцова, мое смешливое настроение сменилось страхом и жалостью.

Однажды мы сидели в его кабинете за послеобеденным кофе с сигарами в руках. Помню, что я был особенно благодушно настроен и приставал к Соловцову с расспросами, видит ли он и теперь своего непрошенного гостя?

— Конечно, — отвечал он, — обезьяна сидит за твоей спиной и выглядывает из-за твоего плеча.

Я машинально оглянулся назад, но, разумеется, никакой обезьяны там не было. Тем не менее, я чувствовал себя очень скверно и тем сквернее, что Соловцов представлял собою в данный момент совершенно здорового психически человека. Глаза его смотрели вполне сознательно; лицо имело выражение спокойного мышления.

— Однако я ничего не вижу, — неуверенно сказал я.

— Я знаю, что никто, кроме меня, этой обезьяны не видит, — отвечал Соловцов. — Между тем, я различаю каждый волосок на ее теле. Однажды я справился с зоологическим атласом и убедился, что она принадлежит к породе орангутангов. Она около двух с половиной аршин роста, покрыта рыжеватой, несколько свалявшейся шерстью, узкие глаза ее смотрят лукаво и осмысленно, особенно же неприятна мне постоянная улыбка ее большого, оскаленного рта.

— И часто является к тебе эта обезьяна? — продолжал я свои расспросы.

— Сначала раз в месяц, потом раза два в неделю и теперь почти каждый день. Она не стесняется ни большим обществом, ни обстановкой, ни светом. Я вижу ее в бальной зале, в театре, раза два я встречал ее даже в церкви. Я не особенный христианин, но присутствие этой нечисти, да еще и нечисти-то фантастической, во храме — всегда возмущало меня. Первый раз она явилась ко мне два года тому назад, в этом самом кабинете. Как теперь помню, поздним вечером, я оканчивал одну из своих повестей. Поставив последнюю точку, я взглянул перед собой и увидел ее. Я протер свои утомленные глаза и встряхнул головой, — видение не исчезало. Тогда я встал с места и бодро пошел к нему. Обезьяна пропала, но, когда я обернулся назад, она стояла, прижавшись к противоположной стене комнаты.

— Ты, однако, сознаешь, что это только галлюцинация, что никакой обезьяны здесь нет и быть не может, что это только призрак твоего воображения, которому ты дал излишнюю волю?

— Конечно, это галлюцинация, но это-то меня и мучит. Настоящую, реальную обезьяну я мог бы выгнать, продать, уничтожить, а присутствие этого отвратительного существа я терплю целых два года и, вероятно, буду терпеть всю жизнь. Два года с глаза на глаз с этим мерзким, насмешливым животным!.. Я делаюсь неспособным к труду… Меня начинает мучить бессонница… Я подумываю даже…

Соловцов замолчал. Лицо его выражало глубокую муку. Мне было невыразимо жаль его.

— Ты, вероятно, советовался с докторами? — спросил я, чтобы прервать тяготившее меня молчание.

— Много раз. Точно следовал их советам… Предпринимал даже, в прошлом году, путешествие.

— И что же?

Соловцов горько усмехнулся.

— Когда я вошел в вагон, — сказал он, — на скамейке сидела моя обезьяна. Мало того, на ней была одета дорожная сумка; она тоже собиралась путешествовать! Да, если Бог захочет наказать человека, он отнимет у него ум, — прибавил он.

Я стал уверять его, что расстройство нервной системы, выражающееся галлюцинациями, не есть еще потеря рассудка, старался развлечь его, но вечер закончился печально и уныло.

Через неделю после этого вечера я уехал из города, оставив Соловцова почти в безнадежном положении; здоровье его слабело, произведения носили на себе отпечаток душевного расстройства.

С тех пор прошло более пятнадцати месяцев. Весной 1889 года я поехал в Ментону, куда призывали меня хлопоты по наследству. В этом благодатном уголке меня ожидал сюрприз. В первый же день моего пребывания в Ментоне я встретился с Соловцовым.

Если бы он не окликнул меня при встрече, я ни за что не узнал бы его, так он переменился в эти полтора года. Веселый, здоровый, молодой, он ничем не напоминал прежнего ипохондрика и галлюцината. Он шел под руку с молодой и красивой женщиной, которая, однако, не понравилась мне