Вторник. Седьмое мая: Рассказ об одном изобретении - Юрий Германович Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот он, Попов, сидя здесь, на электростанции Нижнего Новгорода, должен узнавать об испытаниях задним числом, с помощью убийственно медленной почты.
Письма доходили оттуда, как слабое далекое зхо.
Рыбкин писал, что отправительная станция, как и было намечено, помещена на островке Тейкар-сари. У самой Лазаретной пристани. В особой будке. А приемник взят на борт парового катера. Сигналы отмечаются так же, как в опытах Попова весной, по стрелке простого гальванометра, чтобы проверить сначала действие в самом чистом виде.
Но Попова все тревожит и все беспокоит.
Все ли там предусмотрено? — гадает он отсюда, за тысячу верст. Как новый вибратор? Надо бы сравнить его действие с большими и с малыми шляпками.
И он шлет Рыбкину вопросы, советы. Шлет с оказией для убыстрения. И ждет ответа. Каждое утро ждет.
Рыбкин писал: вчера перешагнули за одну версту.
Верста — уже более километра. Новая ступень. Но что значит «вчера», когда письмо шло почти целую неделю! А сегодня? Что сегодня? Подтвердилось ли? Сделан ли шаг дальше? Или, напротив, пришлось отступить?
Надо бы увеличить спираль у вибратора, взять самую большую катушку Румкорфа. А кстати: на какой высоте стоит станция отправления, где эта будка? Может быть, это тоже имеет значение.
Рыбкин писал: в передаче на катер достигли трех верст. Ура! А между прочим, будка со станцией отправления стоит на высоте примерно одной сажени от уровня воды.
Три версты. Его беспроволочная сигнализация работает уже на три версты. Дело подбирается к четырем километрам. Он не мог не показать Раисе Алексеевне это письмо, когда приехал вечером на дачу в Растяпино. Да, надо написать еще Рыбкину некоторые соображения… Она слушала его с радостью и отмечала в то же время взглядом врача: какая-то у него в лице появилась нездоровая припухлость.
Рыбкин писал: согласно программе испытаний отправительную станцию тоже перенесли на корабль. На транспорт «Европа», переделанный недавно под учебное судно. А приемник теперь на крейсере «Африка». Настоящие большие корабли. «Европа» стоит на якоре, «Африка» циркулирует вдали от него. На крейсере огромные мачты, и антенну приемника можно поднять гораздо выше, чем на катере. Дальность приема должна увеличиться.
«Попробуйте поставить повыше и передатчик. Это может иметь значение», — посылает совет Попов.
Он возвращается — к тому же не раз — к отправительной станции. Много, очень много находок вложено в приемник — главное, что решило задачу телеграфии. Но и отправительная станция играет важную роль. Особенно для завоевания расстояний. И в ней еще, видимо, кроется немало нераскрытых сил.
«Что касается самого когерера, то уж пока не знаю, что сказать. Попробовать никелевые опилки не мешает, что же касается пустоты, то вряд ли нужно с ней спешить…» Он тяжело задумался с застывшим пером в руке. Веки устало прикрыты, словно набухшие. Он должен давать советы, решать отсюда какие-то шаги, которые должны быть предприняты там, на кораблях, на море. Давать советы, не имея возможности прежде проверить за лабораторным столиком и, главное, быть сейчас там, вместе, чтобы все видеть, все испытать самому. Он, желающий с помощью свободных волн покорить безмолвие пространства, испытывал сейчас по иронии судьбы всю тяжесть и власть этого самого пространства, свою бесконечную отдаленность от того, что было для него дороже, важнее всего.
Иногда это чувство оторванности становилось невыносимым. Он явился однажды к вечеру в Растяпино в необычном для себя возбуждении. Нет писем… То ли Рыбкин не мог сообщить ничего нового, то ли запропастилось на почте. Но нет писем.
— Завтра еду в Петербург, в Кронштадт, — заявил он неожиданно.
Раиса Алексеевна взглянула на него и спросила:
— А как же станция? Бросаешь службу?
Конечно, он никуда не поехал. Он слишком щепетильно относился ко всем своим обязанностям. Служба на станции была прежде всего службой, а его опыты все же оставались вроде как его личным делом. Он только поволновался в тот вечер, повздорил с Раисой Алексеевной, даже возвысил голос… и ушел бродить один. Она поняла, как он издергался, как душевно устал.
Через несколько дней письмо все-таки пришло.
Рыбкин сообщал: замечено, что действие приборов падает, если между ними на кораблях оказывается много металлических предметов. Мачты, трубы, снасти… Чем объяснить?
Попов представил себе. Да, если бывший транспорт «Европа» довольно скромное судно, без особо сложных надстроек, то крейсер «Африка» совсем другое. Длинный, большой корабль, три огромные мачты и такая сеть всяких снастей, что словно лес, в котором нетрудно запутаться даже пронырливым волнам. Но почему же все-таки так?
Сидя в кабинетике ярмарочной электростанции, он исчерчивал листы, доискиваясь причины. Он как физик искал основы явления, хотел понять сущность поведения волн. Может быть, тут то же, что и волнолом, когда он режет обыкновенную морскую волну, распространяющуюся по воде? Может быть, накладывается еще явление, подобное тому, что физики называют интерференцией света? Такое сложение разных волн, которое приводит к падению интенсивности.
Как интересно было бы до всего докопаться! Исследовать, изучить. Какое поле для науки! Вот только, к досаде, примешивается сюда, к новым опытам, все то же непрошеное — то, что несет за собой имя молодого итальянца. Суета.
И уже хочется положить перо, отодвинуть теоретические расчеты. Лучше пройтись по станции, среди ее гудящих и грохочущих машин. Отогнать непрошеные мысли.
Рыбкин писал: странное явление! Во время передачи между «Европой» и «Африкой», находившихся на дальних расстояниях, оказался маневрирующий крейсер «Лейтенант Ильин». Передача оборвалась. Крейсер прошел — и связь снова заработала. Опять появился крейсер — опять пропала. И так несколько раз. Видимо, не случайность.
Попов долго думал над этим сообщением. Он знал, что в таком деле ничего нельзя пропускать просто так, мимо, ни одну деталь или мелкое наблюдение. Все может иметь значение. Из всего может вдруг что-то вырасти. Так и сейчас, о чем сообщает Рыбкин. Влияние промежуточного судна. Здесь что-то похожее на то, что наблюдалось раньше. Свойство труб, мачт, снастей задерживать электромагнитную волну, отражать ее. Давать, так сказать, тень. Он помнит крейсер «Лейтенант Ильин». Видал его не раз в кронштадтской гавани. Большой корабль с очень высоким бортом — целая металлическая стена. А что, если эта стена действует как огромный экран? Экран отражает волны…
Попов был сам поражен собственным выводом. Если это так, то явление можно использовать. Посылать волны и
