Повседневная жизнь российского рок-музыканта - Владимир Марочкин

— А как же! Палец-то на ноге отморожен! — гордо ответил он.

— А какое у тебя самое большое впечатление от полюса?

— Снег голубой! Лед зеленый!

— Ты хочешь сказать, что краски — это самое большое впечатление?

— Да, именно краски! Там я точно понял, что лед — изумрудного цвета, я такого никогда нигде больше не видел. Когда мы туда прилетели, стояла хорошая погода, светило солнце и на солнце все играло, настроение было хорошее, и поэтому все так запомнилось. Зато когда обратно улетали, мы очень долго сидели в палатке, потому что пурга началась…

Что ж, Мику Джаггеру теперь, чтобы стать круче «Тайм-Аута», надо с концертом на Марс лететь…

Гастрольные байки

26 апреля 1985 года, в пасхальную ночь, состоялся первый электрический концерт «Алисы» в Москве. Его организовали мои друзья, студенты биологического факультета МГУ, в спортзале своей «общаги» — Доме аспиранта и стажера МГУ. В те времена на Пасху можно было делать все, что угодно, если это отвлекало студентов от похода в церковь, поэтому проведение рок-концерта поначалу было благожелательно встречено университетским начальством, которое об «Алисе» еще и слыхом не слыхивало, а потому совершенно не представляло, что может произойти.

В концерте также приняли участие две московские группы — «Кабинет» и «Ночной Проспект». Сцена была сооружена из столов для пинг-понга. Аппарат выставил «Ночной Проспект». Это был фантастический аппарат. Он был сделан из старых чемоданов, выкрашенных в черный цвет, внутрь которых были вставлены динамики. Вместо пульта использовалось несколько монофонических микшеров «Электроника» с тремя входами и одним выходом. Однако этого аппарата хватило, чтобы «прокачать» студенческий спортзальчик. Певец «Ночного Проспекта» Алексей Борисов не пожалел и свою гордость — настоящий японский микрофон «Ямаха», — так что даже слова разобрать можно было. Вместо концертных прожекторов светили две мои фотолампы, причем прикрутить их удалось только по одну сторону сцены. Народу набралось много, и большинство — отнюдь не студенты университета, трудно даже вообразить, как они узнали об этом концерте и оказались здесь. Скорее всего, Кинчев постарался. В любом случае Москва всегда слухом полнилась. Кинчев лично привел лишь Артема Троицкого и музыкального критика с телевидения Таню Диденко.

В Москве Кинчев хотел спеть «Нервную ночь», а потому состав приехавшей с ним группы был весьма экспериментальным: Задерий (бас, вокал), Шаталин (клавиши), Панкер «Монозуб» (ударные) и Заблудовский (гитара). У Андрея Заблудовского в тот же вечер был концерт в Ленинграде в составе «Секрета». Он вылетел в Москву на самолете сразу же по окончании «секретовского» выступления и появился в ДАСе за 15 минут до выхода Кинчева на сцену.

В Москву музыканты «Алисы» приехали с одними гитарами, поэтому Шаталин играл на клавишном агрегате Ивана Соколовского из «Ночного Проспекта» и долго подбирал нужные ему созвучия. Выступавшие до «Алисы» группы использовали электронные барабаны, только-только вошедшие в моду, но Панкер наотрез отказался играть на них. После долгих поисков хоть какой-то замены ему где-то раздобыли астрономический глобус, подзвучили его, и Панкер принялся отстукивать по нему долю. К концу выступления Кинчева глобус раскололся пополам…

И вот, наконец, заветная полночь. Кинчев вышел на импровизированную сцену: «Христос воскрес!» Зал в ответ что-то невнятно прошелестел. «Нет, так не пойдет! — сказал Кинчев. — Вы должны были ответить «Воистину воскрес!» Давайте попробуем еще раз!» Костя сделал паузу, развел руки в стороны: «Христос воскрес!» — «Воистину воскрес!» — отозвался наконец зал, и сразу пошел отсчет: «Айн, цвай, драй, фир! Доктор Франкенштейн, профессор кислых щей, вы хотели докопаться до сути вещей…»

Зал бурлил на кинчевском огне, и в конце концов местный комитетчик не выдержал. Он продрался к звукооператору и сказал, что, если это «фашистское безобразие» не будет прекращено, он вызовет оперотряд. Это пожелание передали на сцену Кинчеву. К счастью, он пел уже последнюю песню. «Сейчас сюда приедет оперотряд, — допев, сказал Костя в микрофон. — Расходитесь, пожалуйста». Зал опустел за считанные секунды — музыканты еще не успели джеки вытащить: выучка тогда у наших фанов была отменная. Лишь в воздухе осталось витать сожаление от недослушанных песен. «Проспекты» уже разбирали и грузили аппарат, а мы вместе с питерцами поднялись на 12-й этаж к биологам посидеть, отдохнуть, поговорить, допеть.

Шутки и разговоры кружили над набившимся в холл народом, как вдруг какая-то девчонка обратилась к Кинчеву: «Я тут недалеко живу, пойдемте ко мне домой есть макароны». Питерцы быстро собрались и ушли. И буквально через пять минут ДАС был окружен оперотрядом, нагрянувшим из Главного здания, что на Ленинских горах. Все входы и выходы были перекрыты, начались облава и повальная проверка паспортов: искали каких-то «ленинградских музыкантов». Но тех уже и след простыл.

А между тем у меня-то тоже никаких документов не было! Что же делать? Спасло меня то обстоятельство, что я тогда работал уборщиком в досовском бассейне и в то утро как раз была моя смена. Что ж, я смело двинулся на оперотрядчика. «Ваши документы!» — остановил меня грозный рык «Какие документы! Я здесь работаю! Ты сам кто такой?!» — Быть бедной овечкой я не собирался. Минут пять мы препирались на повышенных тонах, потом я примирительно предложил оперотрядчику пройти со мной в бассейн, где подтвердили бы, что я там работаю. Надо сказать, я хорошо представлял, что должно за этим последовать. Коллектив бассейна был сугубо женской организацией, а я — студент-пятикурсник — был любимчиком администраторши, которая души во мне не чаяла, подкармливала домашними пирогами, делала всевозможные поблажки, позволяла купаться столько, сколько я хотел. Итак, под конвоем двух оперотрядовцев я спустился в бассейн: «Ангелина Петровна, эти двое меня на работу не пропускают!» Начальница была женщиной объемистой, она открыла пошире рот, набрала в легкие воздуха и выпустила на оперков поток весьма нелицеприятной критики. А они-то были всего лишь студентами-мехматовцами, для них любой персонал университета был очень важным начальством, поэтому, задрожав и прижавшись к стене, они задом выбрались из бассейна и поскорее ретировались. А я, почуяв безнаказанность, решил попроказничать и начал ходить туда-сюда. Перенес одежду, кофр с фотоаппаратурой, шнуры какие-то. Каждый раз командир оперотряда встречал меня грозным окриком: «Ваши документы!» — но поднимал на меня глаза и только тихий стон его разносился по общаге…

Кстати, ту девчонку, что увела музыкантов есть макароны, я больше нигде и никогда не встречал. Кто она была? Ангел, наверное, кинчевский пролетел…

Глава 17

Рокеры и милиция. Жесткое противостояние или миф о противостоянии?

Когда мы идем на рок-концерт, то часто рефлексивно оглядываемся, ищем глазами милицию. Когда мы видим скопление милиционеров в одном месте, то думаем, что где-то рядом играется рок-концерт. Эти два понятия — «рок» и «милиция» — уже давно бродят рука об руку по нашим краям.

Лично меня «брали» дважды, но никакого криминального продолжения ни в тот, ни в другой раз не последовало. Причем в первый раз меня взяли на концерте с деньгами «на кармане». Это случилось в мае 1985 года в районе Китай-города, в дискозале, приютившемся на задворках Министерства культуры РСФСР на сейшне «Ночного Проспекта». Следователи в отделении милиции быстро и профессионально вычислили меня как устроителя концерта, да я и сам не особо скрывался — выложил перед ними на стол заработанные деньги. Правда, было там немного, всего 13 рублей 50 копеек. «Можете, — говорю, — взять их себе, если хотите, и даже протокола никакого не надо». Милиционеры брезгливо пододвинули мелочь мне обратно: «Забирай и уматывай отсюда поскорее!» Надо сказать, что этих денег нам хватило лишь на то, чтобы погрузить аппаратуру группы в проезжавший мимо экскурсионный «Икарус» и отправить все барахло Алексею Борисову домой, на проспект Вернадского. На этом все и закончилось, последствий никаких не было, хотя испугался я очень сильно: ведь если бы милиция направила гневное письмо мне в университет, где я тогда учился на четвертом курсе факультета журналистики, то это повлекло бы за собой автоматическое отчисление.

Вообще у меня возникло такое ощущение, что эта милицейская акция, в которой были использованы около десяти «воронков», чтобы перевезти в отделение и музыкантов, и публику, была наполнена пафосом другой милицейской операции, состоявшейся в Бескудникове (это отдаленный район на севере Москвы) за полтора месяца до моего случая. Та операция готовилась тщательнейшим образом на Петровке, 38, и в ходе нее были задержаны музыканты группы «Браво», а Жанну Агузарову осудили за нарушение паспортного режима. Там фигурировали и приличные деньги, поскольку, говорят, какие-то комсомольцы, организовавшие концерт, продали на этот сейшн около четырехсот «левых» билетов. В моем же случае милиционеры столкнулись с такой незначительной суммой, что просто потеряли к нам всякий интерес…