Повседневная жизнь российского рок-музыканта - Владимир Марочкин

Что же касается музыки, то обе наши супергруппы — «Воскресенье» и «Машина Времени» — на рубеже веков отыграли в программе «50 лет на двоих», собрав на свои концерты полные стадионы и дворцы спорта. Все проблемы возникают, когда власть, как та истеричная баба, с воплями бегает, не зная, что предпринять, и в своих неудачах винит первого попавшегося под горячую руку. Музыкантам же делить нечего, на протяжении двух десятилетий «Машина Времени» и «Воскресенье» были как инь и янь нашего рока, но ведь инь и янь на самом деле составляют неразделимое целое…

Гастрольные байки

В 1985 году Боров работал на Сретенке дворником в ЖЭКе № 2. Здесь в Даевом переулке, в красном уголке состоялся первый концерт «Коррозии Металла». Пришло человек шестьсот, денег за вход не брали, просто скинулись на выпивку, Состав «Коррозии» на этом концерте должен был быть таким: Паук (гитара), Боров (гитара), Саша Шиз (вокал), Вадик Морг (барабаны) и Сакс (бас). Но незадолго до концерта Сакс уехал в Ялту, поэтому на том концерте на басе играл Боров, а Костыль на гитаре. Неожиданно Сакс вернулся и встал на подпевках. Светом заведовал Лысый (в будущем лидер группы «Див»). Аппарат был свой — «УЭМИ».

Группа отыграла только четыре песни, как приехали менты, причем машины съехались сразу из трех отделений. Паука со сцены забрали в наручниках, под дулом пистолета.

В тусовке был парень по кличке Милорд, с огромным хаером. Местные старушки его приняли за батюшку и запричитали: «За что ж вы батюшку-то арестовываете?»

Всех отвезли в отделение милиции в Сокольники. Борова и Костыля туда доставили последними, поскольку они раскоммутировали аппаратуру.

В отделении милиции даже не поняли толком, что случилось: допросили, заполнили протокол и отпустили.

На следующий день Боров и Костыль поехали забирать аппаратуру, так как боялись, что ее могли опечатать. И там, в сретенских переулках, чуть ли не погоня за ними случилась. Только они подогнали такси, только загрузились и отъехали, как подъехали менты. «Где они? — спрашивают. — Куда поехали?» Но Боров с Костылем уже скрылись из виду…

Глава 18

Информация. Трофейные пластинки, «рок на костях», рукописные журналы и дальше в будущее…

Рок-н-ролл — это всегда новость. Рок-н-ролл всегда находится в движении, он не в состоянии остановиться, замереть даже на минуту, потому что это движение прописано в самом его названии — «крутись-вертись». Если же он замрет, застынет, даже просто притормозит, прислонившись к красивой витрине, то это будет уже не рок-н-ролл, а «попса», как пренебрежительно рокеры называют все, что не крутится и не вертится.

Бывает, что музыка, не успев стать новостью, уже вписывается в установленный «формат», тогда это тоже — не рок-н-ролл, это — «попса». Рок-н-ролл жив только движением. Это же танец! Останови танцоров — и рок-н-ролл закончится. Что здесь непонятного?

Рок-н-ролл и начался с новости, с эксперимента, буквально со скандала, когда нью-йоркский диск-жокей Алан Фрид придумал новый вид музыки. А может, и не он придумал, а Чак Берри, переложивший фортепианный стиль буги-вуги для ритм-группы: партию правой руки — для гитары, левой — для контрабаса. А может, вовсе и не они были первыми, а Билл Хейли, спевший 12 апреля 1954 года на танцах в Медисон-сквер-гарден свой знаменитый «Рок вокруг часов». Интересно, что сам Хейли еще не знал, что это — рок-н-ролл: в программке концерта песня значилась как «быстрый фокстрот». О том, что это — настоящий рок-н-ролл, Хейли узнал от своих вдруг появившихся в несметном количестве фанов. Смотрите, как одновременно все может происходить: Алан Фрид, Чак Берри, Билл Хейли — они будто бы выхватили рок-н-ролл из воздуха, будто бы ветер задул и все понеслось.

Рок-н-ролл — это ветер перемен.

Более того, рок-н-ролл — это само время.

После того как зимой 1944/45 года войска Красной армии освободили Европу от фашистских оккупантов, в Москву, в Ленинград и другие большие города стали привозить так называемые «трофейные фильмы» и американские джазовые пластинки — это уже был настоящий рок-н-ролл, пусть даже формально он и назывался «джазом». Это был момент, а вернее — действие, с которого можно начать отсчет рок-н-ролла в России. Поэтому, разговаривая с музыкантами, я многим из них задавал вопрос о тех пластинках.

Маргарита Пушкина: «Мой отец штурмовал Берлин, но пластинок он оттуда не привез, а вот у моего дяди, который тоже брал Берлин, такие пластинки были. Там были все американские хиты тех лет».

Юрий Валов («Скифы»): «В моей семье не было таких пластинок, но мы жили в коммунальной квартире, и какие-то американские пластинки там были. Толстые, те, старые «колумбийские»… Я знаю — опять же из разговоров, — что привозили проекторы и фильмы и что был период после войны, примерно такого же свойства, как тогда, когда в начале 80-х в Москве появились первые видеомагнитофоны и начался бум видеофильмов. Я не застал этот период здесь, но по рассказам знаю, что это было очень похоже. А рассказывали мне об этом, кстати, ребята, с которыми мы в начале 70-х играли в «Голубых Гитарах». Мы — это Дюжиков, Дегтярев и я. Там, в «Голубых Гитарах», нас называли «хиппарями», а все остальные были «стилягами». Они как раз и застали все эти трофейные пластинки, и брюки-дудочки, и ботинки на толстой микропорке, конец 40-х и 50-е годы — это было их время».

Вот так у нас завертелся рок-н-ролл. Хотя в начале вертелись в основном пьесы оркестра Глена Миллера.

Но самым главным событием, после которого рок реально проник в толщи нашего народа, был Всемирный фестиваль молодежи и студентов, который состоялся в 1957 году в Москве. Тогда заявили о себе многие молодые музыканты, впоследствии ставшие звездами отечественного джаза, — Алексей Козлов, Георгий Гаранян, Алексей Зубов, Константин Бахолдин и другие.

Правда, Алексей Козлов в своей книге «Козел на саксе» утверждает, что все началось несколько раньше, и, конечно, он прав, потому что если бы ничего не было до фестиваля, то некому было бы выпрыгнуть и на самом фестивале. Просто до 1957 года эту музыку слушали еще в очень узком и далеком от народа кругу спортсменов, артистов, дипломатов, то есть в семьях людей, имевших возможность выезжать за границу. А после 1957 года и другие молодые ребята вкусили сладкого запретного пирога. Желая услышать джаз и другие музыкальные новинки, они стали ловить по своим радиоприемникам «Голос Америки» и «Свободу», и примерно к 1961 году уже считалось, что современный молодой человек обязательно должен знать, кто такие «Модерн Джаз Квартет», Диззи Гилеспи или Чарли Паркер. Конечно, уже тогда были люди, которые знали, кто такой Майлз Дэвис, но это были очень продвинутые люди. А имена Диззи Гиллеспи или Дэйва Брубека входили в обязательный минимум, и тебя просто в компанию не принимали, если ты их не знал.

И все же круг любителей джаза, а потом и рок-н-ролла, долгое время оставался элитарной тусовкой. Маргарита Пушкина рассказывала, что после раздольной музыкальной жизни в Венгрии ей безумно трудно было адаптироваться к советской школе и к советским условиям: «Я училась в 711-й школе на Кутузовском проспекте и как-то не замечала, чтобы там кто-то особенно слушал эту музыку. В основном слушали «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», на которых были записи разных танго да фокстротов».

И лишь тогда, когда появились так называемые пластинки «на ребрах», рок-музыка действительно приобрела размах — ведь на «ребрах» были уже и «The Beatles», и «Rolling Stones», и Чак Берри с Элвисом Пресли. «Ребята шуровали в основном в Военторге, — вспоминает Маргарита Пушкина, — втюхивали нам эти «ребра». А потом там же, на Калининском, открылся магазин «Мелодия». Вот там их можно было купить, и мы их покупали, причем часто нас надували: продавали совсем не то, а найти продавцов, чтобы морду набить, было почти невозможно. Потом это пошло как бы по спирали, и начали собираться кружки, ну, не то чтобы кружки, а компании по интересам. У меня с английского факультета был такой знакомый — Дискобол его звали — он занимался фарцой в тупике на станции метро «Киевская», и у него были все свежие пластинки, но это было уже позже. А до этого даже приезд «Червоных Гитар» был чудом! Любая группа из соцлагеря тогда воспринималась как сегодня «Rolling Stones» в Лужниках!»

«В Москве были совершенно замечательные места встреч — толкучки, — вспоминает известный социолог Андрей Игнатьев. — Были книжные и дисковые толкучки, куда приходили все. В то время на том месте перед Политехническим музеем, где сейчас лежит камень в память о жертвах политических репрессий, когда-то был большой блок зданий, и там находился магазин грампластинок, где была основная толкучка по продаже записей на «ребрах». Буги-вуги, первые записи Элвиса Пресли — они оттуда. Милиция боролась с этим рынком достаточно жестко, и в конце концов этот магазин закрыли, а на его месте сделали то ли авиакассы, то ли трансагентство. Потом эти здания вообще снесли, а перед Политехническим музеем сделали сквер.