Последний оракул - Джеймс Роллинс

Под объективами телекамер он сошел с асфальта и приблизился к стене, на которой черной краской были нарисованы двое детей с игрушечным грузовиком. Рассказывают, что в Припяти несколько лет жил какой то сумасшедший француз, и теперь произведениями его мрачного искусства, представляющими призраки погибших детей, были изукрашены стены многих домов города.

Персональная тень Николая, Елена, оставалась на асфальтовой дорожке. Она заранее выбрала этот рисунок, решив, что он придаст эмоциям наибольшую остроту. Она предусмотрительно прошлась по этим дорожкам с дозиметром и убедилась в том, что уровень радиации здесь вполне безопасный.

Все это было задумано и проделано только ради сегодняшнего вечер него шоу.

Николай приложил руку к стене и провел пальцами по контурам нарисованного на стене ребенка, а затем прижался лицом к запястью. Елена предусмотрительно пропитала рукав его пиджака нашатырным спиртом, и острое зловоние вызвало на глазах желаемые слезы.

Не отнимая ладони от щеки ребенка-тени, Николай повернулся к камерам.

— Вот почему мы должны изменить себя,— проговорил он, обведя рукой перспективу города.— Разве можно смотреть на этот ужасный ландшафт и не понимать, что наша великая страна должна войти в новую эру? Однако и забывать об этом мы не имеем права.

Николай вытер щеки и добавил твердости в голос. Несколько слезинок были в самый раз, но он не должен казаться слабым.

— Взгляните на этот город! То, что не разрушил человек, пожирает природа. Некоторые прозвали это место Эдемским садом Чернобыля. Разве не прекрасен этот лес, взявший верх над городом? Поют птицы, привольно пасутся олени. Но знайте: волки тоже вернулись. Он устремил взгляд на темнеющий горизонт.

— Пусть вас не обманывает вся эта красота. Этот сад по-прежнему остается радиоактивным. Чтобы попасть в тридцатикилометровую Чернобыльскую зону отчуждения, нам с вами пришлось миновать три армейских блокпоста. Мы проехали мимо двух тысяч брошенных автомобилей, которые были задействованы в тушении радиоактивного пожара и дезактивации Чернобыля. Пожарные машины, кареты «скорой помощи», даже самолеты до сих пор настолько радиоактивны, что к ним опасно приближаться. На нас дозиметрические значки. Так что не обманывайтесь. Природа вернулась, но она будет страдать еще на протяжении жизни многих поколений. То, что кажется полезным и здоровым, таковым не является. Это не возрождение, а всего лишь ложная надежда. Для того чтобы добиться подлинного возрождения, мы должны смотреть в новых направлениях, ставить перед собой новые цели, двигаться к новому Ренессансу.

Он повернулся к нарисованным на стене детям и горько покачал головой.

— Как мы могли не замечать этого раньше! Кто-то в толпе захлопал.

Отвернувшись от телевизионщиков, Николай улыбнулся. Камеры фиксировали его задумчивую позу, его собственная тень заслонила похожие на тени рисунки на стене. Постояв немного, он вернулся на асфальтовую дорожку.

Он пошел назад, по направлению к гостинице, Елена — следом за ним. Завернув за угол, Николай увидел оживление, царившее перед отелем «Полисся». Перед входом стоял длинный черный лимузин в окружении стайки приземистых бронированных седанов. Из них высыпали мужчины в черных костюмах и моментально образовали защитный кордон. Приехавшая персона выбралась из лимузина и приветственно помахала рукой встречающим.

Вспышки фотокамер и софиты телеоператоров высветили очертания прибывшего. Ошибки быть не могло.

Президент Соединенных Штатов Америки.

Он приехал, чтобы своим присутствием выразить поддержку важнейшему договору в области ядерной энергетики, который должны были заключить Россия и США.

Для того и была вычищена и дезактивирована Припять — чтобы принять столь важных персон.

Не желая быть отодвинутым на задний план, Николай дождался, по куда президент и его свита исчезнут в вестибюле отеля, и только после этого вновь двинулся вперед.

Все было готово.

Он взглянул на Чернобыльскую АЭС. Солнце село, и наступили су мерки.

Завтра к этому часу родится новый мир.

17 часов 49 минут

Южноуральские горы

Монк стоял на тропе и смотрел на низкие горы. Солнце опускалось за горизонт, и долину внизу заволакивали тени.

— Мы должны пройти через вот это? — спросил он.— И никакого другого пути нет?

Константин сложил карту.

— Нет, если мы не хотим идти в обход, что заняло бы у нас много дней и потребовало бы преодолеть сотни миль. А нужный нам рудник расположен на противоположной стороне озера Карачай, в двенадцати милях отсюда. Если, конечно, мы пойдем здесь.

Монк взирал на болотистую долину. Река, по которой они приплыли сюда, делала тут последний поворот, после чего стекала в еще одну, более широкую долину вместе с множеством других, мелких потоков. В свете кренящегося к горизонту солнца водопады и озерца блестели, как ртуть, но долина, затянутая тенями от края до края, заросла пропитавшимся водой лесом и была иссечена длинными и широкими черными канавами, с берегами, поросшими камышом и травой. Здесь будет сложно пройти, зато легко заблудиться, когда стемнеет.

Монк тяжело вздохнул. Им не оставалось ничего другого, кроме как идти через это болото. Киска и Петр сидели на бревне и напоминали двух котят, только что вытащенных из воды. Они плыли с четверть мили, пока холод не выгнал их из воды. Монк заставил ребят выбраться на 6epeг, противоположный тому, где охотились голодные тигры. Вода собьет хищников со следа, а река становилась тем шире, чем ближе оказывались горы. Чтобы вновь обнаружить их след, тиграм придется совершить непростую переправу.

За последние два часа Петр не произнес ни слова. Очевидно, он очень переживал за судьбу Марты. Утешало лишь то, что мальчик не проявлял признаков страха, а значит, не чувствовал поблизости тигров.

Когда они выбрались на берег, Монк велел всем снять одежду, досуха выжать ее и разложить на солнце. Поскольку это происходило в самое теплое время дня, вещи быстро высохли. Но теперь они снова вымокнут до нитки, а поскольку солнце садилось, можно было не сомневаться: их ожидает долгая и холодная ночь.

Но Константин был прав, они должны двигаться. Оставаться здесь, на открытом пространстве, когда где-то неподалеку бродят тигры, было далеко небезопасно. Болото, по крайней мере, может стать для них хоть каким-то укрытием.

Монк первым двинулся по крутой тропинке. Он помогал спускаться Петру, а Константин держал за руку сестру. После того как они покинули солнечный склон и вступили в тенистую зону, очертания младших детей стали размытыми.

Здесь деревья — преимущественно сосны и березы — росли гуще, но по мере того, как они углублялись в лабиринт больших и малых ручьев, заливавших болотистую долину, им все чаще встречались опустившие ветви к воде плакучие ивы, похожие на скорбящих вдов, горестно склонивших головы.

Монк не без труда прокладывал себе дорогу. Подлесок представлял собой переплетение кустов можжевельника и дикой малины, однако чем более болотистой делалась почва, тем меньше их становилось. Вскоре путники уже перепрыгивали с одной поросшей мхом кочки на другую, что, впрочем, было нетрудно, учитывая то, каким густым здесь был мох. Пушистым зеленым ковром он покрывал нагромождения валунов, взбегал по белым стволам берез, словно пытаясь утащить их под землю.

Они замедлили шаг, а нередко и вовсе останавливались, когда перед ними возникала очередная яма, наполненная стоячей водой.

Пронзительный крик, раздавшийся сверху, заставил Монк посмотреть в небо. Над их головами пролетел орел. Размах его крыльев был не меньше, чем размах рук взрослого мужчины.

Воздушный хищник охотился.

Это напомнило Монку об опасности за их спиной.

Он пошел быстрее. Пока детям было проще передвигаться по этой пресеченной местности. Их легкие тела будто парили над мокрой землей, в то время как Монк должен был следить за каждым своим шагом, чтобы не оставить в грязи ботинки.

Последний час они едва плелись и прошли, как прикинул Монк, меньше мили. Несколько раз он видел, как с их пути скользили в сторону змеи а один раз заметил на себе взгляд блестящих глаз лисицы, которая тут же пустилась в бегство, перескакивая с бугорка на бугорок, и вскоре исчезла. Монк настораживался при каждом новом звуке. Он слышал, как по болоту кто-то тяжело пробирается. На земле лежали массивные рога, сброшенные лосем.

Теперь они уже шли по колено в воде, двигаясь зигзагами от одного островка к другому. Сырой, холодный воздух пах ряской и плесенью Солнце продолжало опускаться за горы, и вокруг становилось все темнее.

Монк едва тащился. Его догнал Константин, который по-прежнему вел, держа за руку, Киску. Девочка, казалось, спала на ходу.