Дети выживших - Сергей Смирнов

Утром город мертвых не казался страшным. Невыспавшийся полусотник расставил караулы и пошел в сторожку смотрителя.

На кладбище стали появляться хуссарабы. Один из них, толстый и сердитый, видимо, был тем самым, которого звали Верной Собакой.

Он объехал все кладбище, спешился у усыпальницы, вошел внутрь. Обернулся к Хуараго.

— Всех местных стражников отсюда убрать, — сказал Хуараго. — Пусть охраняют аллеи кладбища. А усыпальницу будут охранять мои люди.

Верная Собака кивнул.

Домелла подъехала к кладбищу верхом, у ворот сошла на землю и вошла внутрь, на посыпанную песком центральную аллею. Вдоль аллеи, обсаженной вечнозелеными кипарисами и миртом, стояли шеренги хуссарабских воинов — темных и невозмутимых, в шлемах с опушкой и стеганых кафтанах с нашитыми латами.

Домелла шла очень медленно. Позади шел Харрум, а за Харрумом — смотритель и магистрат. Хуссарабский наместник держался рядом с Верной Собакой, Хуараго и десятком телохранителей в черных панцирных доспехах.

Она помнила здесь каждую тропинку — кладбище было одним из излюбленных мест детских игр. Аххаг хвастался, что не боится мертвяков, и не раз приводил сюда маленькую Домеллу. Рассказами о покойниках, которые ночью встают из могил, он, бывало, пугал ее до полусмерти.

Сейчас кладбище выглядело заброшенным. На некоторых холмиках не было надгробий, иные лежали разбитые.

Она поднялась на холм и остановилась перед усыпальницей Ахха. Это было приземистое сооружение из гранитных блоков, слишком тяжелых для почвы: гробница, казалось, постепенно тонула в земле, и даже вход в нее опустился настолько, что надо было наклонять голову, чтобы войти.

Два жреца Танны встретили ее внутри. Харрум обменялся с ними несколькими словами. Вместе с Домеллой в усыпальницу вошли Верная Собака и Хуараго.

Домелла подошла к гробу безымянного монаха.

Верная Собака с неудовольствием посмотрел на высеченный на камне крест. Он помнил тот страшный ночной штурм. Он был тогда совсем юным, и штурм монастыря был первым штурмом в его жизни. Он помнил, как лез на стену по шаткой приставной лестнице, помнил, как бежал по задымленным узким коридорам монастыря, и, пьянея от запаха крови, рубил саблей странных белолицых людей в черных рясах. Он помнил хриплый голос Шаат-туура — седой полководец тогда тоже был молод, — Ищите девчонку!

Девчонку так и не нашли. Ее спас тот, чьи кости покоятся сейчас под плитой с ненавистным крестом… Зато девчонка — вот она. И сейчас она в его власти.

Верная Собака обменялся взглядом с Хуараго. Хуараго чуть заметно качнул головой.

Постояв над плитой — Харрум возложил на крест кипарисовый венок и прочел молитву, — Домелла прошла в царскую усыпальницу.

Жрецы Танны отступили в стороны. Харрум неторопливо двинулся вдоль саркофагов, с благоговением шепча то ли молитвы, то ли читая надписи, сделанные староаххумскими значками, которые нынче мало кто умел разбирать.

Когда Домелла склонилась над гробом Ахха Мудрейшего, Верная Собака почувствовал слабый толчок. Кровь ударила ему в голову, и проклятый аххумский орел, скреплявший волосы Домеллы, ослепил его золотым блеском.

Верная Собака неуловимым движением выхватил из-за пояса нож. Мгновение, когда он выбирал место для удара — в основание неприкрытой белой шеи Домеллы, — показалось ему слишком долгим. Он сделал короткий замах, слыша за спиной тяжелое дыхание Хуараго…

Но что-то помешало ему опустить руку. Чужая рука — только Верная Собака не сразу это понял. Он подумал, что Хуараго в последний момент передумал, или это жрецы успели кинуться к нему, заметив блеск стали… Все это промелькнуло у него в голове в одно мгновенье, а потом он почувствовал жесткую хватку — казалось, его запястье попало в клещи. Он удивился. До сих пор ему не встречалось равных в борьбе на руках. Он был самым сильным в стойбище, и еще подростком удивлял взрослых богатырей, легко разжимая их руки. Он был самым сильным в ставке Богды — и все это признавали, потому, что охотников померяться с ним не находилось. И вот…

Потом до него дошло, что вокруг внезапно стало темно, потому, что порыв ветра погасил сразу все светильники. Потом он услышал позади вопли и возню, а сам, внезапно потеряв опору под ногами, стал падать на пол. Он с размаху ударился лицом о край саркофага, замычал, зарычал, пытаясь свободной рукой нащупать голову Домеллы — но под рукой почему-то оказалась холодная мокрая плита, и он рухнул на нее, уже не чувствуя боли в вывернутой руке…

Кладбище, только что погруженное в суровую тишину, огласилось воплями.

Кто-то — или что-то — внезапно вырвалось из склепа и помчалось на гребень холма. Кто-то из хуссарабов успел бросить ему вослед тяжелое копье, но не достиг цели, — остальные даже не сообразили пустить в ход оружие.

Потом из склепа вынесли окровавленного Хуараго, а следом за ним — Верную Собаку. Он был очень тяжел, невероятно тяжел. Трое солдат едва вытянули его из гробницы, им на помощь подскочили еще несколько. Лицо Верной Собаки было обезображено: сквозь кровь и вывернутые лоскутья кожи белела кость. Правая рука, неестественно согнутая, волочилась по траве.

Потом из гробницы выволокли живых, но едва дышавших от страха Харрума и жрецов. Их тут же связали и посадили на землю.

Никто не понимал, что происходит.

Никто не знал, что делать дальше.

Пока не вышла Домелла. Белая, как полотно, она шаталась, и два стражника из аххумской полусотни, стоявшие на карауле у гробницы, подхватили ее под руки.

Один из них, сообразив, открыл солдатскую фляжку и плеснул ей в лицо. Она подняла голову.

— О боги! — прошептала она. — Вот я и дома.

Потом рассказывали всякое. Один из стражников уверял, что в склепе, видно, притаился волк, который накануне ушел от облавы.

— Он выскочил — и прямо на меня! — рассказывал стражник. — Огромный, как теленок. Такой огромный, что не вместился в собственную шкуру, и синие кишки волочились за ним!

Волка искали. Но не нашли никаких следов.

Впрочем, это была самая приемлемая версия. Действительно, кто еще, кроме громадного волка, мог справиться с Верной Собакой? И сам Верная Собака, наверное, знал, с кем имеет дело, — успел вытащить нож!..

— Что ж, волк — это не самое худшее из объяснений того, что случилось, — проговорил Хуараго.

Он прохаживался по комнате в покоях Верной Собаки. Сам Верная Собака, сложив руки на груди, лежал в гробу, установленном на двух тяжелых аххумских табуретах.

— Следствие будет вестись в Арманатте, — сказал он. — Всех арестованных, всех свидетелей Ар-Угай велел доставить к нему.