Дети выживших - Сергей Смирнов

— Ну, предложи им награду! — смотритель уже терял терпение.

— Награду?.. — полусотник задумался. — Пожалуй, это мысль. Схожу-ка я к магистрату — пусть выделит денег из городской казны.

Городской магистрат — каул, коренной житель этих мест, — исправлял свою должность два последних года, с тех пор, как калекой вернулся с войны: у него не было одного глаза и он прихрамывал на правую ногу.

Выслушав полусотника, магистрат вздохнул:

— Ты же знаешь, казна почти пуста. Сейчас все налоги собираются наместником и его фискалами-баскачами. А те крохи, что достаются городу, сразу исчезают. Ремонт водопровода, например, обошелся нам так дорого, что пришлось просить о помощи наместника…

Он помолчал.

— Да, волки — это плохо. Смотритель докладывал мне о них. Время от времени он устраивает облавы, нанимая бродяг, которые живут в полуразрушенных склепах…

Полусотник поежился. Магистрат взглянул на него из-под насупленных косматых бровей.

— Бродяги не опасны. Они отгоняют волков…

Он подумал, потом вздохнул:

— Впрочем, я думаю, что делу можно помочь иначе. Среди горожан хватает нищих, которые не боятся ни богов, ни духов, и готовы на все. Думаю, волчья шкура будет им достаточной наградой. Я сейчас же пошлю глашатая.

Во время ночной охоты полусотник оставался в усыпальнице Ахха. Жрецы Танны собирались молиться здесь всю ночь, и полусотнику это место показалось наименее опасным.

Он заглянул в главный зал, где, окруженные низкой решеткой, на возвышениях стояли четыре саркофага, украшенные изображениями покойных Ахха, его супруги и двух детей, умерших во младенчестве. Здесь жрец с прислужником негромко читал молитвы, отвешивая поклоны статуе Танны. Статуя была небольшая, высеченная из темного гранита. Это была скорбная фигура в погребальном одеянии и безглазым лицом.

В другом помещении сидели два стражника. Отсюда вела дверь в келью, где поочередно дежурили жрецы Танны.

Полусотник присел на каменное возвышение. Ему показалось, что это самое безопасное место во всем городе мертвых.

Стражники, покосившись на него, продолжали бросать кости, играя на солдатский паек.

Издалека донесся неистовый лай собак, потом он стал удаляться.

— Собаки гонят волков, — сказал стражник, бросая кости.

— Нет, — ответил второй, — сегодня тут что-то вроде охоты. Жители склепов вооружились дубинами. Говорят, их ждет награда…

— Награда у них одна, — усмехнулся первый, — обобрать покойника…

Полусотник посмотрел на говорившего, но промолчал.

Некоторое время игра продолжалась в молчании, потом стражники снова завели разговор о покойниках.

— Да, иного покойника обобрать трудно, — глубокомысленно сказал один из игроков. — Надо вскрыть плиту, спуститься вниз… А тут собаки.

— Я слышал, что бродяги, которые живут в здешних склепах, некоторых могил как огня боятся.

— Еще бы… Покойники разные бывают. Одни лежат себе смирно, а другие…

— Тьфу! — не выдержав, в сердцах плюнул полусотник. — Нашли вы о чем говорить!

— Прости, господин, — сказал игрок. Задумчиво посмотрел под ноги полусотника и проговорил: — Ты как раз сидишь на могиле одного такого покойника.

Полусотник едва не подскочил. Поглядел себе под ноги, пощупал холодный камень.

Стражник подмигнул товарищу.

— Здесь лежит тот монах, который приплыл на плоту.

— О чем ты болтаешь? — спросил сотник, приподнимаясь. Он уже понял, что стражник говорил правду: на камне был выбит странный знак в виде креста.

— Разве господин не слышал эту историю? — удивился стражник и отложил кости. Его товарищ сел поудобней, опустив руки между колен.

— Давным-давно к берегу прибило плот, на котором были полумертвый монах и грудной ребенок, девочка.

— Знаю, — проворчал полусотник, оглядываясь, где бы присесть: садиться на надгробие странного монаха-крестоносца он теперь не решался. — Кто же не знает историю нашей царицы.

— Так вот, — сказал стражник, — монаха похоронили здесь, в царской усыпальнице, по повелению Ахха Мудрейшего. К тому времени здесь уже покоились его супруга Тахма и двое детей. Но негоже было класть незнакомца рядом с ними. И тогда Ахх придумал положить его здесь.

Стражник понизил голос и продолжал:

— Но здешние бродяги, господин, рассказывают, что монах этот не умер. Иной раз по ночам он встает и бродит по кладбищу. Тогда наутро на многих надгробьях находят веточки, сложенные крестом. Такая уж вера была у этого монаха, — добавил он задумчиво. — А встает он, господин, потому, что похоронили его не по его обычаю, а по-нашему. Вот и нету ему покоя…

— Нет, — перебил второй стражник. — Я слышал другое. Его просто похоронили живым. Он, понимаешь, уснул от безводицы, да так, будто казалось, что умер…

Полусотник раскрыл было рот, в страхе покосился на могильный камень, на котором только что сидел. Ему показалось, что камень сейчас поднимется.

— Он казался мертвым, когда его перенесли с плота на берег, — продолжал рассказчик. — Наши лекари посмотрели и решили, что он умер. Вот и поторопились похоронить. А на самом деле… Да вот, изволь взглянуть, господин… Видишь? Плита как будто сдвинута.

Полусотник машинально взглянул и действительно увидел зазор между крышкой и стенкой саркофага.

— Великий Аххуман! — охнул сотник. — Послушаешь вас, бездельников, так…

Голос его предательски дрожал, поэтому он резко оборвал себя и решил, что, пожалуй, лучше выйти на воздух.

У костра тоже сидели стражники — воины его собственной полусотни. Один из них тихим голосом рассказывал что-то, а другие слушали, затаив дыхание, и по временам испуганно оглядывались в темноту.

— …Говорят, с тех пор, как хуссарабы надругались над усыпальницей, Ахх потерял покой, — говорил худой, как скелет, солдат-нестроевик. — По ночам он выходит из склепа и обходит весь город. Иной раз они выходят вдвоем — вместе с монахом, который лежит у входа. Люди слышат причитания Ахха: он зовет потерянных детей. Его встречали и в гавани, и на базаре. Один нищий рассказывал мне…

Заметив командира, солдат притих.

Полусотник мрачно поглядел на него. Досада вытеснила страх и он рявкнул:

— Хватит болтать!

Домелла хорошо отдохнула в последнем перед городом постоялом дворе, и въехала в Кейт верхом на белой кобыле. Ее иссиня черные волосы были расчесаны на пробор и собраны на шее заколкой с золотым орлом. Верная Собака, скакавший следом, глядел на заколку неодобрительно.