Режиссер Советского Союза - Александр Яманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Обещаю ходить на все общественно-партийные мероприятия, — говорю совершенно серьёзно, — В партию вступлю, так как это нормальная потребность любого советского человека. Но думаю, это будет немного позже. Что касается поездок на разные фестивали, то они мне безразличны. Я хочу снимать кино, которое можно продать буржуям. Для этого мне нужен выход на несколько кинопродюсеров. Думаю, один раз меня отпустят в Рим на пару дней. Вы только определитесь, нужна ли стране валюта, которая так тяжело достаётся?
Отдышавшись, продолжаю.
— И по поводу стукачей и всяких доброхотов. Я советский гражданин и люблю свою страну, — говорю совершенно искренне про свой патриотизм, — Если у коллектива есть претензии, то их надо высказывать в лицо. Это моя принципиальная позиция, от которой я не отступлю. Писать жалобы и чего-то замышлять за спиной просто мерзко. Что касается этих двух хмырей звукорежиссёров, то вопрос странный. Не понимаю, почему государство так лояльно относится к бездельникам и лодырям. У них каждый час по два перекура или похода в туалет. При этом идут толпой, устраивая диспуты на полчаса. Как-то я прикинул, что данные товарищи таким образом убивают половину рабочего времени, за которое государство платит им деньги. Я бы дам им пинка под жопу и выгнал с волчьим билетом, чтобы они, кроме сторожей, никуда устроиться не смогли. Или ехали на вахту, добывать нефть для Родины. Но мы же гуманное и самое доброе в мире государство… А потом удивляемся, откуда берутся все эти паразиты и прочие бездельники. Знали бы эти хмыри, что завтра потеряют работу и не найдут новую, то быстро изменили своё отношение к работе.
— Не перестаю поражаться твоей наглости и самоуверенности, — первый раз за сегодня Фурцева изобразила улыбку, — Но это даже хорошо. Именно такие чего-то добиваются в жизни. Давай пока оставим в покое трудовую дисциплину на киностудии. Объясни, почему Бондарчук, Хуциев или твой защитник Данелия не смогут добиться успеха в Европе?
— Потому что на западе их фильмы не купят. Совершенно иной подход. Да и неинтересны там «Девчата», Фёдоры и прочие Димы Горины. Это сугубо внутренний продукт. Я не говорю, что наши режиссёры хуже. Может, наоборот, многие работают получше и придумывают чего-то новое, что потом воруют западники. Калатозов — вообще гений. Но есть большая разница между внутренним советским, европейским фестивальным и массовым западным кино. Разве что вложить миллионы долларов в саму индустрию, купить свою студию, нанять профессиональных продюсеров. Но кто будет этим заниматься? И кому нужны конкуренты такого уровня?
Чую, что Лёша наболтал лишнего. Причём очень много.
— Мещерский, ты, часом, не американский шпион? Такие вещи советский комсомолец просто не может знать. Уж поверь моему опыту. Я-то с киношной братией полжизни общаюсь. С иностранцами тоже.
— Я с созвездия Тау Кита, Екатерина Алексеевна, — заявляю с самым серьёзным видом, хотя понимаю, что иду по грани, — Но это всё шутки. На самом деле, понять происходящее может любой погружённый в тему человек. Здесь главное — сопоставить факты и сделать верные выводы. Не хвалюсь, но я это умею. Просто нашим режиссёрам всего этого не надо, их и так неплохо кормят. Ну, разве что выиграли какой-то второстепенный фестивальный приз и ещё больше поверили в свою гениальность. Родина не оставит заслуженного человека без наград. А на западе кино — это бизнес и средство зарабатывать деньги. В нашей стране всё сложнее. Советский кинематограф несёт более воспитательный и просветительский посыл. И это даже хорошо, но не интересно на западе. Подходы просто совершенно иные. Хотя наша публика вполне себе неплохо реагирует на западное кино, пусть и весьма простенькое. Вот такой парадокс.
— Вот поэтому мы сейчас и снимаем строго фестивальное кино. И продать его вряд ли получится, — продолжаю я свою речь.
— Я уже перестала удивляться, Алексей. Но давай по нынешнем ему фильму. Почему он фестивальный?
— Потому что там будет весь европейский и частично американский бомонд. Это владельцы киностудий, ведущие продюсеры и режиссёры. Профессионалы своего дела сразу распознают необычный подход и сюжет. Ещё и музыка у нас отличная. Вот её точно запомнят. Мне даже не нужна «Пальмовая ветвь», хватит любого второсортного приза и возможности пообщаться с Лаурентисом или Билли Уайлдером. Да без разницы. Главное — найти человека, кто сможет потянуть смету или купить мои идеи.
— В смысле — купить идеи? Почему не сами фильмы? Ты меня совсем запутал. Давай-ка по порядку, — недоумённо произнесла министр.
— Мы там никому не нужны. Всё поделено и куплено много лет назад. Единственная возможность влезть в европейскую киноиндустрию — это совместный проект. При этом наша сторона должна предложить буржуям нечто настолько необычное, чтобы они гарантированно заинтересовались. С кассовых сборов мы будем получать часть прибыли, только необходимо не продешевить и заключить грамотный контракт. И ещё будет польза для нашей пропаганды — мол, мы продвигаем советские культурные ценности, которые пользуются спросом у европейцев. С американцами сложнее — но, думаю, я смогу с ними договориться. Их кино сейчас переживает определённый упадок. В первую очередь идейного характера. Денег у Голливуда выше крыши, но очень мало хороших фильмов. Если правильно договориться, то можно не только зарабатывать деньги, но и получить политические выгоды. Только это уже не моя компетенция, а ваша. Но интересных идей у меня хватает. Как их правильно продавать — это уже другой вопрос.
Я здесь блефовал просто внаглую. Но, видать, попал в цель. Глаза Фурцевой на миг затуманились, а вот далее полыхнули чем-то недобрым. И именно эти немигающие буркалы буквально пронзили меня насквозь. Через некоторое время министр привела эмоции в порядок и даже мило улыбнулась.
— Иди, Алексей Мещерский. Я буду думать и сообщу тебе своё решение через несколько дней.
А мне всё равно, и просто надоело. Поэтому выдал Фурцевой часть своего плана. Вот что они со мной сделают? Обвинят в каком-нибудь заговоре? Ну,
