Группа поддержки для выживших девушек - Грейди Хендрикс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что, если я ошибаюсь? Что, если Кристоф Волкер под конец сломался? Что, если Джулию в моем доме пытался убить какой-то случайный сталкер? А Хизер сама подожгла свой диспансер, а потом лгала о том, что случилось, а Гарри Питер Уарден сплел историю, чтобы выйти из тюрьмы, а Билли Уолкер в конце концов решил раскрыть место хранения этих писем, а я написала и эту книгу, и все эти письма, а теперь пытаюсь избежать заслуженного наказания?
Когда я налила в глаза Джилли шампунь, я видела, что на его этикетке было написано «Теперь без слез», и сделала неправильный вывод, а потом действовала соответственно этому выводу и сделала больно сестренке, которую любила. Что, если весь этот заговор существует только в моей голове?
Нет.
Доктор Кэрол – единственное разумное умозаключение. Никто, кроме доктора Кэрол. Никто.
Потому что если не она, то тогда – я.
Они дали мне еще одну порцию нутралоуфа на ланч, но я не стала его есть. С обеденным подносом опять приходил тот же молодой полицейский со сломанными пальцами.
– Я принес вам кое-что, – говорит он.
Я с трудом сажусь в этой виниловой трубе, прижимаю верхнюю часть моего тела к стене. Мои ноги вытянуты. Он прикасается к своему плечу, потом быстро достает плитку мюслей из кармана и кладет ее на поднос.
– Вам нужно быть сильной, – говорит он мне с улыбкой.
Они будут делать все, что скажет им доктор Кэрол Эллиотт. Они последуют за ней в уединенное место, где она сможет долечить их до конца, одну за другой. Она возьмет их в Сейджфайр, ее оздоровительное убежище в горах. Вот что она сделает. Она заманит их в ловушку, заморит их, и они умрут, до последнего мгновения доверяя ей.
– Мне нужен телефон, – хриплю я.
– Мне очень жаль, – говорит молодой полицейский. – Все, что я могу, – это дать вам плитку. И это все.
И мне тоже жаль.
* * *
Антисуицидальная труба обездвиживает меня, и мои мышцы немеют. Мои ноги пульсируют и болят от замедленного кровотока. Мне хочется обнять себя, чтобы стало потеплее, но мои руки почти не сгибаются. Когда коп со сломанными пальцами возвращается и видит нетронутую плитку, он только недовольно покачивает головой.
Он ставит новый поднос на мою плиту-кровать, садится на корточки, разглядывает меня.
– Пожалуйста, – говорю я через потрескавшиеся губы. – Вы должны принести мне телефон.
– Вы и в самом деле любили его? – спрашивает он.
Мой мозг настолько отупел, что я не сразу понимаю, о ком он спрашивает.
– Рикки Уолкер, – говорит он. – Вы его любили?
– Нет, – хриплю я в ответ, не понимая, к чему он клонит.
– Очень плохо, – говорит он и кладет свою большую руку мне на рот.
Он сжимает мои ноздри. Я не могу дышать. Я только чувствую солоноватый вкус его ладони. Мне нужен воздух. Я пытаюсь сесть, но он легко удерживает меня своей рукой со сломанными пальцами. Он оглядывается через плечо, потом поворачивается назад ко мне, и на его лице выражение человека, который заправляет свою машину газом. Он не злится. Он просто сошел с ума.
– Все будут мне завидовать, – говорит он.
Кто сказал, что среди полицейских не бывает монстров? Все, я дошла до конца пути, но мое тело рефлекторно продолжает сопротивляться. Я пытаюсь поцарапать его запястье, но в «Ферджи» невозможно найти точку опоры. Я пытаюсь лягнуть его, но мои ноги обездвижены. Мой череп пульсирует черной кровью. Быстро надвигаются черные тучи, я теряю периферийное зрение, и все звуки доносятся до меня словно издалека.
Я ничего не достигла. Я оставила Джулию истекать кровью у меня на полу, я убежала, меня арестовали, я оказалась здесь, я умерла. Все мои планы оказались бесполезными, все мои сильные стороны были слабостями, прикидывавшимися сильными. Я никого не спасла. Я написала те письма. Я написала ту книгу. Вот и все, что я сделала.
Я заставляю мои легкие прекратить сопротивление. Поле моего зрения чернеет. С верха колодца до меня доносится голос Гарретта П. Кэннона.
– Очень вовремя, – говорит он.
Коп разворачивается. Гаррет стоит в дверях моей камеры.
Молодой коп убирает ладонь с моего рта, и я икаю, заглатывая огромные порции кислорода. Мне, кажется, никак не удается отправить в достатке кислорода к моему мозгу. Коп, оставаясь на корточках, тянет руку к кобуре. Гарретт ногой в ковбойском сапоге ударяет его ногой в подбородок, и коп приземляется на задницу, а потом вытягивается во всю длину на спине, его голова при этом ударяется о стену из шлакобетона.
– Говнюк, – говорит Гарретт и начинает топтать его своими сапогами.
Я вырубаюсь.
* Расшифровка допроса Мэрилин Торрес, оставшейся в живых свидетельницы массового убийства, допрос проводился лейтенантом Баудом Энрайтом и помощником шерифа Карлом Хартманом 17 июля 1978 года
Группа поддержки последней девушки XIII: Последняя жертва
Когда я пришла в себя, «Ферджи» с меня уже сняли. Я в другой камере, здесь нет писем, приклеенных к прозрачной стене наблюдения. Парамедик светит мне фонариком в глаза. Спрашивает, сколько его пальцев я вижу. Я решаю рискнуть.
– Три?
Меня ведут в душ. Когда я выхожу, меня ждет моя уличная одежда – она сложена на скамье перед женщиной – помощницей шерифа, выглядит она довольно злобно. Я вытираюсь шершавой бумагой размером с кухонную тканую мочалку, которую здесь выдают за полотенце, потом натягиваю одежду на холодную влажную кожу, и все это время я продолжаю чувствовать руку молодого копа у меня на языке. И все это время жду, что эта женщина-коп вытащит дубинку и раздробит мои коленные чашечки, поломает мою трахею и оставит меня задыхаться в собственной крови на мокром бетонном полу.
Но она надевает на меня наручники и ведет в комнату для допросов, где я сижу в ожидании бог знает сколько времени.
Наконец дверь открывается, и входит Гарретт П. Кэннон, на нем один из его многочисленных коричневатых костюмов и гигантская белая шляпа.
– Готова в путь? – спрашивает он. – Мы с тобой едем в Юту. Лос-анджелесская полиция не имеет условий для твоего безопасного содержания, так что мы совершим короткую поездочку в Американ-Форк, где ты будешь предана суду по обвинению в пособничестве убийству
