Двойная игра - Гюнтер Карау

— Да, припоминаю. Как, бишь, звали того механика?

— Звали? — Фуллер наклоняется над столом — его лицо выражает и почтительность, и презрение одновременно.— Сэр, все мы уважаем ваши особые полномочия. Именно поэтому для меня очень важно, чтобы вы правильно меня поняли. Я убежден, что было бы ошибкой говорить об этом человеке как о мертвеце. И если вы спрашиваете, как его зовут, то я могу сказать, что его зовут Шмельцер. А мертв доктор Баум!

— Мистер Фуллер, да успокойтесь нее наконец! Нам еще пригодится ваш опыт. Я не упрекаю вас за совершенные ошибки, а только требую, чтобы они были исправлены.

— Ошибки, сэр?

— Мы едины во мнении, что имел место холодный вариант.

— Хотя на этот раз при довольно-таки горячих обстоятельствах. Наш человек из фирмы Мампе доложил, заметьте, лично доложил, о выполнении задания.

— Итак, мы расходимся только в частностях: кого постиг холодный вариант. Вы знаете, вначале я поддержал ваши действия и сам был убежден в том, что под именем

Шмельцер скрывается тот, кто нам нужен. Должен признать, нас классически ввели в заблуждение.

— Я своими собственными глазами видел, что данное лицо имело при себе две фишки для так называемой игры го. Мы осмотрели его одежду в сауне, и я сам подержал эти фишки в руках, прежде чем положить обратно.

— Я знаком с вашим докладом.

— Я помню наизусть приметы, которые сообщили мне и Флинчу. В качестве важнейшей приметы для опознания этого доктора Баума служили две маленькие фишки. Все другие трюки — фальшивые удостоверения личности, регистрацию в отеле под чужим именем и все прочее из области маскарада — мы посчитали неумными уловками. Но не фишки.

— А вам не пришла в голову мысль, что в сауне кто-то мог подложить ему в карман эти фишки с такой же легкостью, с какой вы их вытащили?

— Сэр. у пас не было другого выбора, как только исходить из того, что мы должны найти Шмельцера, если хотим заполучить доктора Баума. Помимо всего прочего Шмельцеру предстояло выполнить срочное задание в качестве связного. Выдавая себя за него, доктор Баум мог перейти через границу, да еще с секретными материалами, о которых главным образом и идет речь. Мы должны были действовать решительно, сэр, и предоставили людям Мампе полную свободу.

— Я ценю вашу энергию, — говорит сэр, позванивая кубиками льда в бокале с сельтерской.

Его слова Фуллер воспринимает как удар хлыстом. Он пытается скрыть это под улыбкой, но у него получается лишь болезненная гримаса. Он видит перед собой равнодушное лицо, на котором застыло самодовольное выражение, и понимает, какая дистанция разделяет их.

— Благодарю вас, сэр, — вымученно произносит он.

— Так вот я и спрашиваю: чего вы добились, потратив столько энергии? Получили вы обратно в целости и сохранности от нашего человека из фирмы Мампе магнитофонные пленки, о которых, как вы правильно заметили, главным образом и идет речь?

— Признаю, сэр, что нет.

— Да это было и невозможно, поскольку те материалы, как мы узнали сегодня, к тому времени еще не прибыли в Берлин. Знаете, Фуллер, что я особенно ценю в людях вашей профессии? Прямолинейность мышления. Вот почему я не упрекаю вас за то, что вы стали жертвой хитрой, чисто левантийской уловки.

— Мне доводилось бывать в Леванте, сэр! Дамаск, Хайфа, Бейрут… Четырнадцать лет службы…

— Ну ладно, Фуллер, — мягко успокаивает его сэр. — У вас были точные приметы, по вам подсунули подставное лицо. Мы были уверены, что доктор Баум отправился в Западный Берлин, и лишь сегодня узнали, что прибыл он сюда под именем профессора Штамма и в сопровождении какой-то красотки. А его-то до сих пор считали нелюдимым одиночкой. Здесь, мистер Фуллер, я не могу скрыть своего разочарования. Заказать вам чего-нибудь выпить?

— Спасибо, нет, сэр. Если я вас правильно понял, предстоит еще кое-что сделать.

В этот момент приходит Флинч, который успел закончить опрос служащих отеля. Не здороваясь, он плюхается в третье кресло.

— Они ушли ночью, — угрюмо роняет он. — Сначала профессор, потом его куколка. Говорят, она помчалась за ним вне себя от ревности. Должно быть, он хотел гульнуть, а она…

— Вздор, Флинч! Амурные похождения и ревность в то время, когда они уже знали, что мы идем за ними по пятам? Докладывайте без всяких домыслов, прошу вас.

Фуллер под столом незаметно наступает Флинчу на ногу.

— Разумеется, сэр, — говорит Флинч, выпрямляясь.— Он ушел еще до полуночи, примерно в двадцать три часа. До этого он вообще никуда не выходил. Мы не выявили также, чтобы он имел какие-либо контакты в отеле. Для него он оставил письмо, а у портье ключ от номера.

— Когда она поднималась наверх, у нее был только ключ от собственного номера, — рассуждает Фуллер, — однако когда Флинч хотел открыть дверь, то обнаружил, что она заперта на задвижку изнутри. Тут что-то не так!

— Вот именно. Потом она также оставила свой ключ у портье, но это было уже в третьем часу ночи. Мы осмотрели ее номер — в него можно попасть через балкон. Все тряпки на месте. Хозяин отеля, между прочим, спрашивает, кто оплатит счет. Целая куча денег, сэр.

Сэр думает о том, что человек, который не оплатил здесь свой счет, когда-то получал довольно высокий оклад и что, хотя речь идет не о последнем счете за приличествующие его положению похороны, закон фирмы, которой чужда мелочная мстительность, обязывает ее быть щедрой даже в подобных случаях…

— Распорядитесь потихоньку уладить это дело, мистер Фуллер, чтобы все наконец успокоились. А вы, мистер Флинч, отправляйтесь-ка в путь.

— Потом здесь внизу она читала письмо. Профессор, как лунатик, ушел пешком. Она же взяла такси, которое вдруг прибыло без заказа.

— Такси?

— Да, сэр. Если вас интересует эта чернокожая красотка, то, пожалуй, кое-что можно выяснить. Водитель такси прямо-таки монстр. Она уехала с этим Кинг-Конгом[52] в стареньком «БМВ», что совсем нетипично для такси, сэр.

— Детали — это ваша забота.

Сэр встает и расплачивается у стойки бара. В гардеробе Флинч и Фуллер помогают ему надеть пальто на бобровом меху. Они подходят к дверям и, как по команде, поднимают воротники. Идет мелкий холодный дождь. Некоторое время они стоят под навесом подъезда.

— И последнее, мистер Фуллер. Вы понимаете, чего я от вас жду? Магнитофонные пленки передвинут вас в шкале окладов на две ступеньки вверх. Возьмите с собой Виллинга. Тогда вас будет трое, а больше людей для этой операции и не нужно. Работу необходимо проделать быстро и без лишнего шума. В Восточном Берлине пока все спокойно. Никаких официальных обращений с просьбой о содействии и никаких контактов по неофициальным каналам. Они либо еще не нашли этого Шмельцера, либо не знают, что с ним делать. Я бы хотел, чтобы так все и оставалось. Вы понимаете меня?

— Разумеется, сэр.

— Тогда желаю удачи. Они не могли уехать из города, и я позабочусь о том, чтобы это им не удалось. Но операция не должна длиться долго. Надеюсь, с орангутангом на такси вам повезет больше. Со мной вы сможете связаться через Центр, и я был бы очень рад, если бы у вас уже вскоре появилось желание сделать это. Есть еще вопросы?

— Нет, сэр, — отвечает Фуллер, хотя у него их целая куча.

Он потуже затягивает пояс пальто и, чертыхнувшись про себя и зло прищурившись, смотрит вслед этой благоухающей дорогими духами вонючке из Центра, этому сэру, обязанному своим благородным происхождением высокому положению в секретной службе, которого за углом — Фуллер готов спорить на что угодно — ждет персональный автомобиль, чтобы принять его в свое нагретое нутро. «Как чувствуете себя вдали от Центра, сэр? — хочется спросить Фуллеру. — Не очень уютно, не правда ли? А не становится ли вам дурно при мысли о том, что тем временем происходит в штаб-квартире? Не боитесь, сэр, что там подпилят ножки вашего стула? Мне известны ваши дерьмовые заботы, которые гложут вас, когда вы, сидя в ваших увитых плющом загородных домах, дергаете за веревочки, на которых мы подвешены, словно марионетки. Вы, принадлежавшие к богатым студенческим спортивным клубам, что вы вообще знаете о жизни? Приходилось ли вам всю ночь напролет пить дрянную водку с какими-нибудь темными личностями? Посещали ли вы когда-нибудь мрачный бар, чтобы с помощью денег и умильных глаз найти подход к девице какого-нибудь политикана, при этом беспрестанно думая, что за все это с вами расплатятся пулей? И вообще, представляете ли вы, что это такое — в стране, где каждого американца узнают I за три мили и где нас не особенно жалуют, среди сотни бандитов разыскать нужного человека, на которого стоит потратить деньги? Вспоминаете ли вы об этом, когда на тенистых террасах устраиваете приемы исключительно для людей своего круга? Думаете ли вы хоть немножко о нас, тех, кому приходится выполнять грязную работу? Сэр, я желаю вам хоть разок влезть в черный комбинезон, чтобы затем, спускаясь на парашюте, вы не знали, не есть ли это полет в вечность…»