Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски - Валентин Фалин

В средствах массовой информации необходимо без передыху сечь антитоварников. А логично го­ворить о товарном характере социалистического способа производства и одновременно пугать лю­дей «рыночным социализмом».

Ленин в 1921 году кронштадтский бунт подавил, но корень познания из него извлек. Мы также обя­заны подавить бунт Главмосплодоовощпрома-88, но не правом силы, а силой права. И отменить интендантско-казенную торговлю «по довольствию», за­менить ее свободой торговли.

Все московские плодоовощные базы надобно сдать в аренду кооператорам-оптовикам. Пусть люди торгуют. Одновременно они должны полу­чить и право на подбор и разгон кадров по мето­ду трудовой селекции: вор и пьяница — вон, ло­дырь — за ворота, труженик — зарабатывай без потолка, хоть 10 тысяч в месяц.

За 60 лет, после слома нэпа, государство так и не накормило москвичей нормальной пищевой, а не технической картошкой, овощами, фруктами, зеленью. И никогда не накормит: это не его фун­кция. Кооператоры-торгаши в смычке с коопера­торами-арендаторами накормят. А если арендатор цивилизуется в фермера, он страну завалит про­довольствием.

Не надо мудрить: нэп Ленина и нэп Дэн Сяо­пина начались со свободы торговли, с нормали­зации обмена трудовыми эквивалентами. Пора, наконец, равенству в нищете убежденно и по­следовательно предпочесть неравенство в процве­тании.

Что напрашивается уже сейчас, сегодня, завт­ра? Разрешить и поощрить создание Всесоюзного общества защиты потребителей — добровольно­го, с мощной юридической службой. Это позво­лит даже на базе нынешней законности разорвать преступный синергизм отраслевого монополизма. Пример: министерство торговли, вопреки прави­лам, меняет пожароопасный, бракованный теле­визор после пяти «гарантийных» ремонтов: да­леко не все люди — стоики, многие из них не выдерживают «хождения по мукам». Налицо — обираловка.

Когда общество защиты потребителей вызовет министра торговли и его команду в суд и выигра­ет дело, тогда создание правового государства пе­рейдет от лозунгов и митингования в плоскость практических дел.

Юридическая служба — суд присяжных, про­куратура, следствие, адвокатура — лаборатория и мастерская правотворчества перестройки. Суд, где в нормальном обществе вердиктуется истина, у нас в силу сталинского «народовластия» ассоциирует­ся с бериевским лагерем. Народ предстоит при­учать к норме: суд — не палач, а защитник от лю­бой формы произвола, от лжи, клеветы, торгового и иного обмана. Партийное руководство юриди­ческой службой целесообразно сдвинуть на сту­пень выше: районное звено политически и мораль­но руководится обкомом, а не райкомом, област­ное - ЦК КПСС.

Исполнение закона ни при каких обстоятель­ствах не может быть безнравственным. Наши моря­ки, получающие минимум в 10 раз меньше своих зарубежных коллег, везут домой всяческие запад­ные штучки типа видеомагнитофонов, сдают их в комиссионные магазины, где с них берут 7% от сто­имости проданного товара. Работники БХСС пере­писывают фамилии законно поступающих моряков и передают списки «спекулянтов» в парткомы па­роход ств.

Разве так можно? Только абсолютный произвол в загранвыездах («презумпция виновности» челове­ка — песнь песней сталинизма) не позволяет мо­рякам подать в суд на БХСС. Разве у сотрудников БХСС свой закон? Другое дело, что действующие правила, видимо, несовершенны. Но коль они дей­ствуют, коль люди их выполняют, то не может быть «закона БХСС», «закона министерства», «закона администрации», равно как, по Ленину, рязанских, казанских и пошехонских законов.

Примерно так же действуют сейчас и службы Внешэкономторга в отношении кооперативов: вдруг обогатятся. Из 3000 московских кооперати­вов только шесть получили право выхода на ми­ровой рынок.

Почему? Разгадка проста. Государство — точ­нее, его чиновники — абсолютно неконкуренто­способно по сравнению с кооперативами. И мо­нопольно душит их, продавая «частникам» сырье и ресурсы в 6 раз дороже, чем государственным предприятиям. И несмотря на этот экономичес­кий разбой, кооперативы живут, а некоторые из них даже процветают.

Как? У кооперативов только одно, но решающее преимущество — подбор кадров по методу трудовой селекции. Лодырей, неумех, пьяниц не перевоспи­тывают, а гонят взашей. Уже этого достаточно, что­бы бить казенный сектор.

Кооператоры, вне сомнения, тому же государ­ству заработают не меньше валюты, чем Внешторг. Ныне доля СССР в мировой торговле продукцией машиностроения в 10 раз, на порядок (!), ниже, чем Японии. И это с включением сэвовских товарообменов и индийского, финляндского клиринга. Если же взять Запад, то там наших товаров высокой тех­нологии минимум в 100 раз меньше, чем японских! Куда дальше?

Продавать почти 200 миллионов тонн неф­ти, десятки миллиардов кубометров газа, круг­лую древесину, руды и иные божьи дары ума не надо. Да он чиновнику и не нужен: подписал раз в год контракт по 3—4 позициям и спи спо­койно.

Товарной «мелочевкой» казенные службы не за­нимаются, не умеют, не хотят. Тут риск, сметка, самостоятельность решений. Вот пусть кооперато­ры этим и займутся. Продают за рубеж нехитрые и хитрые поделки, пусть учатся торговать.

Может быть, за тыквенные семечки кооперато­ры и наменяют нам бананов, накормят ими де­тей[27], будут перерабатывать сырье, шить модницам индивидуальные наряды, угостят скандинавов, а то и англичан уральским груздем, возьмут заказы на переводы, на составление программ для ЭВМ, откроют гомеопатические аптеки и т. д. Кому это мешает? Люди будут учиться культуре западного труда, учиться торговать по-европейски, о чем мечтал Ленин.   

Намордник на внешнюю торговлю кооператоров — еще одно свидетельство того, что нам, как воздух, нужен Закон об общенародной собственности. Этот закон должен уравнять в правах все виды собственности — от государственной до личной. Пока партия, а это только ей под силу, не обуздает государство, не начнет действительное обобществление государственной собственности и власти, перестройка будет буксовать.

Теперь о главном товаре мировой торговли — информации. Ее производство и продажа стреми­тельно растут, стоимость информации уже намно­го обогнала стоимость всех энергоносителей.

Человечество, к сожалению, не наша его соци­алистическая часть, буквально врывается в инфор­мационный век. Он уже брюхат, причем заметно, психологической революцией, которая увеличит КПД человеческого мозга, может быть, в 10 раз, в 2 раза — наверняка. Замаячило что-то неверо­ятное. И на какой обочине окажемся мы? Не по­следней ли телегой в обозе?

Медлить нельзя. На Западе идет стремительный процесс формирования информполисов по типу технополисов. Традиционная печать обзаводится электронными средствами массовой информации. Журнал «Штерн» и газета «Асахи» уже купили и искусственные спутники для телепередач.

В космосе над северным полушарием уже 18 те­лепрограмм. В Японии миниатюрные параболлические антенны доступны каждой семье. Лазерные диски с цифровой звуко- и видеозаписью становят­ся предметом первой необходимости.

А что мы? По-прежнему страдаем от нехватки убогой газетной бумаги, 70 лет правим величай­шей страной, а «Правда» — все та же листовка, до «Униты» и «Юманите» не доросла. По Госте­левидению одна на всю страну информпрограмма, убеждающая, как после взрыва в Арзамасе, что во всем виноват стрелочник.

При капитализме информация — главный то­вар. У нас — информация все еще, несмотря на перестройку и гласность, главное зло для государ­ственного чиновника внутри, голая пропаганда — вовне. Пропаганда — вещь сытая: пиши, что «За­порожец» лучше «мерседеса», а в Вологде — сыт­нее, чем в Стокгольме, и за рубеж поедешь, если «правильных» мыслей оттуда пришлешь: разлага­ются, негров линчуют, не сегодня-завтра переве­шают или перетопят.

Но пропаганда ведь в любом виде, в самой про­фессиональной упаковке, почила в бозе: информа­тика хлеще арзамасского взрыва разнесла ее в куски. Началась эпоха информационной работы. Это — удел профессионалов. Чтобы быть хотя бы на сред­нем уровне, надо жестко перейти на кадровую поли­тику по методу трудового отбора. Народные деньги надо оправдывать, да еще и с наваром.

Короче: информацию надо продавать. Это — главный вектор прорыва в нашей внешнеторговой деятельности вообще, учитывая закрытость наше­го общества и монополию на информацию.