Антология «Дракула» - Нэнси Холдер

С пленкой — материалом, которому впоследствии предстояло стать фильмом, — обращались так, словно она была дороже золота и опаснее плутония. В багажное отделение самолета она была доставлена под охраной солдат.

За столом напротив Кейт сидела женщина с непроницаемым лицом.

Кейт чувствовала, как пузырьки паники щекочут ей внутренности. Время отлета приближалось.

Все прочие члены группы стояли рядом со своим багажом и, несмотря на усталость, перебрасывались шутками. Проведя почти год в этой захолустной стране, все были чертовски рады ее покинуть. Каждый мечтал о том, что сделает, вернувшись домой. Мартин Шин выглядел намного здоровее и моложе, чем в тот день, когда прилетел в Румынию. Фрэнсис, предвкушая следующую стадию работы, вновь фонтанировал идеями.

Кейт подняла взгляд на портрет Николае и Елены Чаушеску, висевший над головой чиновницы. Глаза на портрете были исполнены такого же холода и ненависти, как и у женщины, сидевшей напротив. На шее у нее болтался маленький крестик, к лацкану форменного пиджака был прикреплен партийный значок.

Веревочный барьер, закрывающий проход, наконец убрали, и съемочная группа, истомленная ожиданием, устремилась к самолету. Отталкивая друг друга, люди взбирались по ступенькам трапа, протискиваясь в салон.

Первую посадку самолет должен был совершить в Лондоне. Потом Нью-Йорк, потом Лос-Анджелес. Им предстояло пролететь почти полмира.

Кейт хотелось встать, пройти в самолет, внести свою лепту, в оживленный гомон, улететь отсюда. Багаж ее был уже на борту.

Мужчина в черном пальто — представитель Секуритате — и двое в штатском вошли в комнату и обменялись с женщиной за столом несколькими отрывистыми фразами.

Кейт догадалась, что они говорят о Лоснящемся Костюме. И о ней. Они использовали устарелые, жестокие слова: «пиявка», «носферату», «паразитка». Представитель Секуритате заглянул в ее паспорт:

— Мы не можем позволить вам покинуть страну.

На летном поле последние киношники — и среди них Ион — Джон, в бейсболке козырьком назад, с туго набитым рюкзаком на плече, — исчезали в серебристом брюхе самолета. Двери закрылись.

Ее забыли. Оставили здесь.

Сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь заметит ее отсутствие? Если учесть, что при каждой посадке пассажиры будут меняться, возможно, никто не обратит внимания, что в самолете нет Кейт Рид. Сейчас, когда все охвачены радостным возбуждением, предвкушают триумфальное возращение домой и грядущий успех фильма, вряд ли кто-нибудь хватится тихого как мышь консультанта. Впереди у членов группы месяцы монтажа, озвучивания, редактуры, предварительных просмотров, обсуждений, и венец всего — премьера. Кого-то будут приглашать на телевизионные ток-шоу, кого-то ожидают премии Каннского кинофестиваля и вожделенный «Оскар».

Вряд ли кто-нибудь с теплотой вспомнит о ней и спросит, где теперь та смешная девица неопределенного возраста, рыжеволосая и очкастая.

— Вы симпатизируете Трансильванскому движению.

— Вот уж нет, — пожала она плечами. — Мне даже трудно представить, что кому-то хочется жить в этой стране.

Никто словно не услышал ее слов.

Зашумели моторы. Самолет двинулся ко взлетной полосе.

— Это древняя страна, мисс Кэтрин Рид, — отчеканил представитель Секуритате. — Привычки и обычаи вашего племени нам хорошо знакомы. Мы давно научились справляться с такими, как вы.

На лицах людей, окружавших Кейт, не было ни проблеска жалости.

Цыгане вводят во внутренний двор замка гигантского вороного жеребца. Вынув из ножен сабли, они салютуют животному. Жеребец тихонько ржет, раздувая пунцовые ноздри. Шкура у него гладкая, как черное дерево.

В замке Харкер осторожно спускается по винтовой лестнице, затянутой паутиной. В руках у него деревянный кол.

Цыгане плотно окружают жеребца.

Голос Харкера: Даже сам замок хочет, чтобы он умер. Древние, пропитанные кровью камни трансильванской крепости больше не желают ему служить.

Харкер останавливается над гробом Дракулы. Граф лежит, раздувшийся от крови. Лицо его распухло и приобрело багровый оттенок.

Цыганский нож ударяет в бок лошади. Из раны бьет алая кровь.

Харкер обеими руками поднимает кол над головой.

Дракула открывает глаза. Его обрюзгшее лицо покрыто красными прожилками. Харкер замирает.

Жеребец пронзительно ржет от боли. Топоры впиваются в его шею и ноги. Могучее животное падает.

Харкер вонзает кол в широкую грудь графа.

Жеребец судорожно дергается. Цыгане наносят ему очередные удары топорами. Копыта отчаянно колотят по булыжникам, которыми вымощен двор.

Фонтан невероятно ярко-красной крови вырывается из груди графа и ударяет в лицо Харкеру. Кровь заливает его с головы до пояса. Алый фонтан продолжает хлестать, наполняя сначала гроб, потом всю комнату. Кровавый лоток подхватывает Харкера.

Огромные руки Дракулы цепляются за края гроба. Он пытается сесть. Множество кровавых капель вокруг него висят в воздухе, как туман.

Жеребец в последний раз ударяет копытами и затихает. Цыгане с благоговением глядят на существо, которое они умертвили.

Харкер хватается за кол и что есть силы налегает на него, загоняя глубже в могучую грудь Дракулы и опрокидывая графа в залитый кровью гроб.

Граф наконец сдается. Вместе с последним дыханием с губ его срывается едва слышный шепот.

Дракула: Ужас… ужас…

Кейт предполагала, что на свете есть места и похуже, чем румынская тюрьма. Но таких мест, несомненно, было немного.

Ее держали отдельно от теплокровных арестантов. Насильники, убийцы и диссиденты боялись соседства с вампиром. Сокамерниками Кейт оказались участники Трансильванского движения: высокомерные старейшины и молчаливые, надутые и полыхающие злобой неофиты.

Среди них была пара Малюток Мейнстера, исполненных спокойной, целенаправленной, неколебимой ненависти, от которой Кейт становилось не по себе. Понятие «враг» они трактовали чрезвычайно широко и свято верили в то, что существует лишь один способ борьбы с врагом — смерть. Никаких переговоров, никаких компромиссов, никаких уступок. Только смерть, причем в колоссальных масштабах.

Решетки на окнах были серебряными. Кейт питалась крысами и насекомыми. Ока слабела с каждым днем.

Каждый день ее допрашивали.

Они были уверены в том, что она убила Георгиу. Горло трупа было прокушено, и он был полностью обескровлен.

Но почему обвинение пало на нее? Почему не на какого-нибудь трансильванского террориста?

Потому что в кулаке убитый сжимал окровавленный желтый шарф. Кусочек тонкого шелка, который, по ее собственному признанию, она когда-то купила у «Биба». Изящная вещица, напоминавшая ей о цивилизованном мире. Именно этот шарф она использовала, чтобы перевязать рану Иона.

Об этом обстоятельстве Кейт не обмолвилась ни словом.

Ион — Джон находился на другой стороне мира, пытался начать новую жизнь. Ее он оставил здесь в качестве жертвы, рассчитывая умилостивить тех, кто мог пуститься за ним в погоню. Кейт не могла обманывать себя, не могла утешаться мыслью, что он совершил это неумышленно. Теперь она слишком хорошо понимала, как ему удавалось выживать все эти годы. Он полностью усвоил психологию хищника: быть любимым, но никого не любить. Поэтому ей было его жаль, хотя она с радостью откусила бы ему голову.

Конечно, из тюрьмы можно было бежать. Даже из тюрьмы с серебряными решетками и связками чеснока на каждом окне. Румынские тюремщики гордились тем, что хорошо знают повадки вампиров, но при этом обращались с Кейт так, словно она была хилым, дегенеративным созданием.

Силы ее убывали, и каждая новая ночь без нормальной пищи делала ее слабее.

Тем не менее пока что она была в состоянии проломиться через стену. Найти пути, ведущие прочь из этой проклятой страны. Пустить в ход навыки и умения, которые, как она думала, ей уже никогда не пригодятся.

Она была из племени бессмертных детей ночи.

Она тайно вынашивала планы побега и пыталась представить, где сейчас «сын Дракулы», доволен ли он тем, что встретил в Америке, много ли жертв осталось на его пути. Интересно, расстался ли он со своим «маэстро» или все еще пытается быть ему полезным? А может, он нашел нового патрона или сам стал таковым?

В конце концов Ион — Джон наверняка построит замок в Беверли-Хиллз и поселит там целый гарем. Какой бы вариант карьеры он ни избрал — хозяин студии, наркобарон, рок-продюсер, медиамагнат, кинозвезда, — успех ему обеспечен. Новое воплощение Дракулы, о котором мечтал Фрэнсис, — это вовсе не Брандо, а Ион — Джон. Древний монстр получил современное обличье, отвечающее требованиям нового мира и нового века. Но он по-прежнему губит все, к чему только прикоснется.

Она не собирается ему мешать, этому новому чудовищу, порождению голливудских фантазий и ее собственного милосердия. Мир, утративший Дракулу, нуждается в новом монстре. И Джон Попп ничуть не хуже, чем любой другой. Мир создал его и теперь должен с ним уживаться.