Кремлевское дело - Николай Иванов

Наша следственная группа решила сломать подобную порочную практику, а значит, устранить ещё одну причину самоубийств. Фактически следователи вступили в борьбу за сохранение жизни мафиози.

К сожалению, первый блин вышел комом. Осенью 1984 г. мы оперативным путём установили несколько человек, у которых по дальним кишлакам жена и дети Эргашева хранили крупные ценности покойного министра. Однако Сорока решительно не позволил нам трогать эти ценности. Через некоторое время, когда удалось изъять 338 тысяч рублей, принадлежащих Эргашеву и выданных его сослуживцем Норбутаевым, мы опять вернулись к первоначальному плану. Стали настаивать на его реализации перед руководством. И вновь последовал столь же категоричный отказ со ссылками на сложившуюся практику и увещевания, что, дескать, недопустимо глумиться над покойным. Более того, Сорока настоял на прекращении дела в отношении Эргашева, а самое главное, запретил оперативным службам оказывать содействие в поисках его миллионов. А они в то время дробились на всё более мелкие партии, перемещались по всё большему кругу хранителей. Мы же не имели возможности контролировать смену адресов и, в конечном счёте, дело в отношении Эргашева вынуждены были прекратить.

Столкнувшись со столь явным противодействием, ещё раз убедившись, что плетью обуха не перешибёшь, мы стали действовать более осторожно и осмотрительно. В частности, собрав достаточно улик в отношении сыновей покойного Гаипова, мы не стали согласовывать их арест со своим московским начальством, а получили санкции на арест у местных прокуроров.

По мафиозной паутине пошли судороги. В устоявшейся за десятилетия порочной правовой практике была пробита серьёзная брешь, создан опасный для коррумпированной власти прецедент: оказывается, и добровольный уход из жизни сановного мздоимца не является индульгенцией, не освобождает от ответственности соучастников-наследников, не гарантирует сохранность наворованных миллионов. Так стоит ли в таком случае накладывать на себя руки? И своей цели мы добились: после ареста сыновей Гаипова ни один крупный босс из числа подозреваемых уже не спешил свести счёты с жизнью. И хотя проблема этим полностью не исчерпывалась, следствие уже не несло столь существенных потерь.

Сохранилась проблема потому, что не произошло изменений в позиции руководства страны, правоохранительных ведомств, в том числе – Прокуратуры СССР. Какой шум был поднят по поводу ареста сыновей Гаипова! Но после проверки материалов дела Сорока не решился освободить их из-под стражи, поскольку собранные доказательства сомнений не вызывали. Тем не менее профилактические меры против повторения подобных прецедентов наше начальство приняло: прокурору Узбекистана было запрещено санкционировать любые наши акции без согласования с Москвой. Оперативным службам предписывалось не оказывать никакого содействия по розыску капиталов самоубийц. Надзирающим прокурорам вменялось в обязанность прекращать уголовные дела в отношении покойных миллионеров.

В закрепление порочной практики внёс свою лепту и Верховный суд СССР. На чурбановском процессе, как в фокусе отразившем все пороки государственной правовой политики, из обвинения подсудимых были исключены все эпизоды получения и дачи взяток, связанных со Щёлоковым, Эргашевым, Давыдовым и другими самоубийцами.

Когда в 1989 г. начался разгром дела, то в числе первых были реабилитированы сыновья Гаипова. Им простили все доказанные факты взяток и хищений ради восстановления сомнительных принципов «социалистической законности», на которые осмелилась посягнуть наша следственная группа.

Итак, в конце 1985 г. нам удалось освободиться от назойливой опеки мафиозного ЦК КП Узбекистана и приостановить эпидемию самоубийств. Но от этого легче не стало. Опекать взяточников теперь взялись стратеги со Старой площади, с которыми надлежало согласовывать все вопросы по расследуемому делу. Действовали же они так же, как и ташкентские функционеры. С одной стороны всячески препятствовали проведению расследования, в результате чего вопрос об аресте Чурбанова затянулся на 1,5 года, Осетрова – на 2, Усманходжаева и Салимова – на 3, Смирнова – на 4 года. С другой стороны, даже давая согласие на привлечение к уголовной ответственности, цековские «прокуроры» оговаривали его массой условий, всячески затягивающих проведения расследования, тем самым подталкивая подследственных к принятию уже знакомого «мужественного решения».

Мы вынуждены были неоднократно информировать о таких ситуациях Генерального прокурора СССР. Вот выдержки из рапорта, поданного 13 мая 1988 г .:

«По расследуемому нами уголовному делу № 18/58115-83 было получено следующее указание заместителя Генерального прокурора СССР тов. Катусева А. Ф.:

1. Осуществлять вызовы и допросы бывшего секретаря ЦК КП Узбекистана И. Усманходжаева и бывшего Председателя Президиума Верховного Совета УзССР А.Салимова без избрания в отношении них мер пресечения в виде содержания под стражей. Кроме того, производить им очные ставки с изобличающими их лицами, содержащимися под стражей.

2. Не привлекать к уголовной ответственности по данному делу второго секретаря ЦК КП Молдавии В.Смирнова, заведующего сектором отдела сельского хозяйства ЦК КПСС Б. Истомина, бывшего инструктора отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС М. Ишкова, бывшего инструктора ЦК КПСС, ныне первого секретаря Бухарского обкома КП Узбекистана И. Джаббарова. Выделить материалы в отношении них в отдельное производство.

Это указание не может быть исполнено по следующим основаниям.

Вызовы и допросы Усманходжаева и Салимова без решения вопроса о привлечении их к уголовной ответственности и аресте не будут способствовать установлению объективной истины, не прибавят новых доказательств по делу. В то же время это даёт им возможность принять меры к надёжному укрытию нажитых преступным путём ценностей. Кроме того, появится реальная опасность, что Усманходжаев и Салимов могут покончить жизнь самоубийством, организовать провокации или акты насилия против следствия, либо совершить иные непредсказуемые действия, зная степень своей вины.

Подобные случаи уже имели место в прошлом. Последовательное доведение до самоубийства Н. Щёлокова, Ю. Чурбанова, К. Эргашева, Г. Давыдова, Р. Гаипова уже заканчивались необратимыми последствиями для правосудия.

Лишь Чурбанов не решился покончить с собой, однако бессмысленные вызовы его на допросы до ареста позволили ему принять меры к надёжному сокрытию ценностей, которые не изъяты и поныне. Однако и он заявил в беседе, что не ожидал ареста, в противном случае «мог бы сутки отстреливаться».