Кремлевское дело - Николай Иванов

Правда, на сей раз Прокуратура УзССР действовала более оперативно. Уже 20 июня 1985 года расследование было завершено и его результаты изложены в постановлении о прекращении уголовного дела. Приведём некоторые выводы из этого документа:

«…Две рукописные записки, обнаруженные в правом кармане пиджака Давыдова, согласно заключению судебно-почерковедческой экспертизы, выполнены Давыдовым.

По заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть Давыдова относится к категории насильственной и наступила от множественных огнестрельных пулевых ранений головы с повреждением костей черепа и вещества головного мозга. Учитывая расположение и направление раневого канала, тяжесть повреждений, можно предполагать, что первые два выстрела произведены в одно входное отверстие, имеют два разных раневых канала и не смертельны, третий выстрел был произведён в верхнее входное отверстие и его раневой канал проходит, повреждая стволовую часть головного мозга, и является смертельным. Учитывая локализацию входных отверстий, доступность для нанесения собственной рукой, несмертельный характер первых двух выстрелов экспертная комиссия полагает, что Давыдов мог сам в себя произвести три выстрела.

Согласно заключению судебной-баллистической экспертизы пистолет ПСМ № МС 0334Е исправен и к стрельбе пригоден. Три гильзы и пули калибра 5,45 мм выстрелены из пистолета ПСМ № МС 0334Е.

Судебно-дактилоскопическая экспертиза пришла к выводу, что след пальца руки на спусковом крючке пистолета ПСМ № МС 0334 Е оставлен большим пальцем правой руки, а на левой стороне рукоятки оставлен безымянным пальцем правой руки Давыдова…

При осмотре палаты № 80, где находился труп Давыдова, обнаружена книга А. П. Чехова, которую он читал. На странице 240 была закладка, где имеется иллюстрация человека с пистолетом, направленным в грудь, внизу подпись «Рассказ без конца». Осмотром места происшествия не установлены признаки, свидетельствующие об убийстве другими лицами или об инсценировке самоубийства.

Свидетель Матюшин Г. И., который находился на лечении в госпитале вместе с Давыдовым и часто навещал его, показал: Давыдов особенно удручённо вёл себя в последний вечер, на вопросы отвечал неохотно, лежал в каком-то забытьи. Поэтому в 20 час. 30 мин. 16 мая 1985 года он попрощался и ушёл из его палаты.

Свидетель Кадыров X. из палаты № 81 показал, что 16 мая 1985 года Давыдов был замкнут, очень много курил, о чём-то думал.

Сын Давыдова Г. И. – Давыдов Александр показал, что 16 мая 1985 года в начале восьмого пришёл к отцу в госпиталь. Тот сказал, что есть приказ о его уходе на пенсию и формулировка плохая, что не так представлял себе завершение своей деятельности. Настроение было плохое. У отца было личное оружие.

Указанные материалы приводят к выводу о том, что Давыдов Г. И. покончил жизнь самоубийством. Нет данных, указывающих на доведение Давыдова до самоубийства».

В прессе высказывалось немало недоумений по поводу того, мог ли Давыдов самостоятельно произвести три выстрела в голову? Исключать этого нельзя. Несмотря на жалобы на здоровье, Давыдов был плотного телосложения, крупный, ещё крепкий мужчина. Он использовал пистолет малого калибра – 5,45 мм и из трёх выстрелов два первых не причинили смертельных повреждений. Заранее подготовленное им табельное оружие, содержание записок, вся обстановка происшедшего свидетельствовали о его намерении покончить счёты с жизнью. Кстати, ни наша следственная группа, ни КГБ, ни МВД не получили ни одной информации о том, что кто-либо «помог» Давыдову нажать спусковой крючок пистолета. Вместе с тем сомнения остались. Тем более, что местные следователи не сумели или не захотели как следует обосновать свои доводы. Они не дали оценки такому, например, факту, что у Давыдова, по заключению экспертов, не было рака или других смертельных заболеваний, что находится в явном противоречии с содержанием двух его записок.

«За отсутствием события преступления» уголовное дело было поспешно прекращено.

Понятно, почему марионеточная местная прокуратура ни словом не обмолвилась о том, что предшествовало смерти Давыдова, каковы подлинные мотивы этого происшествия. Ведь в противном случае предстояло поднять руку на партийную мафию в руководстве республики и говорить о том, что хотя Давыдов и не вызывался на допросы, но был изобличён в коррупции и понимал, что вслед за увольнением с должности последует привлечение к уголовной ответственности. Нужно было также сказать и о нарушениях УПК в Москве и Ташкенте в целях противодействия аресту Давыдова. Короче, мафия права: лучший свидетель – мёртвый свидетель. Именно здесь кроются причины неполноты следствия по обстоятельствам смерти Давыдова, нежелание выяснять мотивы и делать объективные выводы.

Расследование дела о коррупции тем временем продолжалось. Несмотря на самоубийство Давыдова, в Верховном суде УзССР были проверены и признаны достоверными факты получения им взяток от работников Бухарского УВД Дустова, Рахимова, Музаффарова, Очилова. 13 мая 1986 года они были осуждены. Но фамилия Давыдова продолжала фигурировать в деле. Прозвучала она и в Верховном суде СССР на чурбановском процессе: трём из девяти подсудимых – Джамалову, Норбутаеву, Махамаджанову были вменены в обвинение эпизоды дачи ими взяток покойному замминистра. Но самого Давыдова на скамье подсудимых не было…

От миллионов Рашидова – к капиталам Брежнева

«Есть человек – есть проблема, нет человека –нет проблемы». Это указание Сталина наследники его всегда помнили и неукоснительно претворяли в жизнь. Конечно, тот факт что кто-то собственной рукой лишает себя жизни, в любом нормальном человеке не может не вызывать чувства сострадания. Но как бы то ни было, у нас к этому чувству примешивалась ещё и профессиональная досада. Ведь обрывались связи, которые могли стать для следствия ценными источниками информации.

Только хотя бы по этой простой причине следствию были вовсе ни к чему подобные трагические происшествия – они путали планы, выбивали расследование из намеченной колеи. Тем нелепее кажутся обвинения в том, что в следственной группе доводили, дескать, хороших людей до самоубийства. В печати появились леденящие душу рассказы о зверствах следователей, живописалось, как честные труженики вынуждены были накладывать на себя руки. Особенно преуспела в этом Ольга Чайковская, в конце мая 1989 г. опубликовавшая в «Литературной газете» свой «Миф». Как сообщил позднее Лигачёв в своей книге «Загадка Горбачёва», это произведение произвело на него неизгладимое впечатление, открыло глаза на творимый следователями произвол. Удостоил Егор Кузьмич благодарного внимания и другие статьи любимой писательницы. Впрочем, ни Чайковская, ни Лигачёв не посчитали нужным посоветоваться по этому поводу хотя бы со своим единомышленником Сухаревым. А ведь Генеральный прокурор СССР, не скрывающий неприязни к руководителям следственной группы, в мае 1989 г. в своей докладной записке в ЦК КПСС сообщил, что Давыдов, Ходжимуратов и другие лица покончили с собой, опасаясь привлечения к уголовной ответственности…