Агентурная сеть - Игорь Прелин

В самом дебюте моей первой африканской командировки я совершенно случайно попал в переплет, который вполне мог закончиться для меня досрочным отъездом из страны и поставить крест на моей разведывательной карьере. Выручил меня резидент ГРУ, вернее, даже не он сам, а его агент, но агент-то этот был завербован резидентом и действовал в соответствии с полученными от него инструкциями!

А дело было так.

За несколько дней до этой глупейшей истории я возвратился из командировки по стране. На второй день я обнаружил на правом боку какую-то маленькую, но чрезвычайно болезненную красноватую припухлость. Всяческих болячек во время пребывания в Африке бывает более чем достаточно. И я уже привык к тому, что где-то что-то нарывает, ноет или чешется. И потому не обратил на эту припухлость большого внимания, решив, как и водится в таких случаях, дождаться, когда или перестанет болеть, или отвалится.

Но болеть не переставало, напротив, припухлость все больше увеличивалась в размерах и стала постреливать. Я терпел целую неделю, но когда припухлость превратилась в опухоль размером с финик, у меня поднялась температура и я не мог сесть в автомашину, потому что прислоняться спиной к сиденью было невыносимо больно, пришлось обратиться в медпункт советской колонии.

Хирург осмотрел меня и сразу же определил, что меня укусила манговая муха, и не просто укусила, а по своей подлой привычке, дарованной ей природой, внедрила мне под кожу свою личинку, из которой со временем должна была получиться такая же манговая муха. Но прежде чем эта личинка созреет, вылезет наружу и улетит по своим делам, я был обречен переносить длительные мучения, рискуя тем, что личинка может потерять ориентировку в моем организме и вместо того, чтобы пробираться на свет Божий, где ее ждут манговые деревья, заберется в брюшную полость и набедокурит в моем кишечнике.

Это было чревато, и потому хирург пожелал немедленно меня прооперировать, заодно обозвав меня идиотом: стоило мне обратиться к нему на второй день после укуса, и никакой операции не потребовалось бы! Он помазал бы мне укушенное место скипидаром или просто заклеил пластырем, личинка бы нанюхалась или задохнулась и сама высунула головку! Тут ее и можно было бы безболезненно подцепить пинцетом и удалить к чертовой матери!

Но делать было нечего, время для такой процедуры было безнадежно упущено, и пришлось лечь на кушетку.

Чтобы хоть как-то наказать себя за идиотизм, я потребовал, чтобы хирург резал меня без обезболивания: в то время я еще занимался самоизучением, а потому время от времени устраивал себе маленькие испытания и проверял свой характер на прочность.

Хирург, конечно, удивился, в очередной раз назвал меня идиотом, но принял мои условия. Он дал мне какую-то резиновую штуковину, я закусил ее зубами, потом повернулся на бок и стал наблюдать за его действиями.

В одну секунду он сделал надрез, извлек эту проклятую личинку, вставил дренажную трубку для оттягивания той пакости, что осталась в покинутом ею лежбище, прихватил рану несколькими скобками, и все было кончено.

Самое смешное, что все это происходило восьмого марта, когда все нормальные мужики преисполнены желания хорошенько отметить свой самый любимый праздник!

И вот, находясь под впечатлением от предстоящего праздника, только что перенесенной операции и предвкушая удовольствие, я вышел из медпункта и направился к автомашине. И тут ко мне обратилась какая-то молодая советская гражданка и попросила подбросить ее к месту жительства.

Я и в обычный день не стал бы ей отказывать, а тут еще и день оказался международным, женским, и я пригласил ее в машину, предупредив, что по пути должен буду заехать в цветочный магазин, чтобы выполнить поручение посольского месткома и забрать заказанные для наших женщин цветы.

Я подъехал к магазину, забрал приготовленные розы и купил еще одну розочку для своей попутчицы; везти целую охапку и не поздравить ее с праздником было бы верхом бестактности!

Естественно, после этого трогательного жеста мы разговорились.

Моя спутница была тронута оказанным вниманием и рассказала, что замужем за африканцем, закончившим юридический факультет Университета дружбы народов, что этот самый африканец работает в генеральной прокуратуре и что у него есть старший брат, который служит в генеральном штабе. Так за разговором мы доехали до ее дома, располагавшегося в африканской части города, и она с розочкой в руке выпорхнула из автомашины.

А на следующий день меня вызвал резидент и, не скрывая своего беспокойства, поинтересовался, кого это я вчера подвозил, о чем беседовал и что намерен делать дальше. Слегка поразившись его осведомленности, я не стал темнить и чистосердечно рассказал ему эту невинную историю, в которой не было абсолютно ничего предосудительного, но которая могла иметь перспективное продолжение, поскольку оба африканца имели неплохие разведывательные возможности.

И тогда резидент, несколько успокоившись, поведал, что муж советской гражданки, которому кто-то настучал, что его супруга подъехала к дому на посольской автомашине да еще с розочкой, устроил ей скандал с рукоприкладством и потребовал объяснений. Не знаю уж, что она ему рассказала и как интерпретировала мой безобидные вопросы о ее житье-бытье и родственных связях, но только ревнивый муж заподозрил, что все это неспроста, назвал меня «грязным шпионом» и пообещал о моем контакте с его женой сообщить генеральному прокурору.

Если бы он так поступил, дело наверняка приняло бы нежелательный оборот и могло кончиться для меня большими неприятностями, потому что, хоть я и не давал повода подозревать меня в шпионаже, но действительно имел к этому роду деятельности самое непосредственное отношение, и ревнивый муж попал в самую точку.

Но, к моему счастью, прежде чем пойти к генеральному прокурору, он решил посоветоваться со своим старшим братом, служившим в генштабе, и тот отговорил его, сославшись на то, что ему могут не поверить, и своим заявлением он только навлечет на себя ненужные подозрения, которые могут отразиться на его служебной карьере.

На самом же деле, давая такой совет, генштабист заботился не столько о своем ревнивом брате, сколько о самом себе, поскольку давно уже сотрудничал с советской военной разведкой и находился на связи у резидента ГРУ. Уладив этот семейный конфликт, он вызвал резидента ГРУ на экстренную встречу и попросил прекратить мой контакт с женой его брата, чтобы не ставить его под удар.

Резидент ГРУ одобрил действия своего агента, обещал выполнить его просьбу, и в тот же день проинформировал о случившемся моего шефа.

Естественно, я отказался от каких бы то ни было намерений продолжать разработку сверхбдительного сотрудника генеральной прокуратуры. С тех пор я терпеть не могу советских гражданок, вышедших замуж за иностранцев, и избегаю любых внеслужебных контактов с ними.

И вот теперь мне предоставилась возможность отплатить добром за добро и оказать ГРУ ответную любезность.

Раздался негромкий стук в дверь.

— Входите, — разрешил я.

Вошел Гаманец и с озабоченным видом сел в кресло. Я не стал терять времени на пустые разговоры и сразу приступил к делу.

— Николай Викторович, тебе известен офицер генштаба по фамилии Ндоу?

По тому, как Гаманец вздрогнул и стрельнул на меня глазами, я понял, что он великолепно знает, кто такой Ндоу. Однако Гаманец не стал торопиться с ответом, а сделал вид, что перебирает в памяти известные ему фамилии офицеров генерального штаба. Затем он сказал:

— Надо посмотреть нашу картотеку. Но если память меня не подводит, в отделе внешних сношений генштаба есть такой человек. Кажется, майор…

Меня не удивил его уклончивый ответ: ни один уважающий себя профессионал не придет в восторг от того, что другой профессионал, пусть и из родственной спецслужбы, вот так сходу назовет фамилию человека, контакт с которым он так старательно прятал и о дружбе с которым, как он полагает, никому не известно. Да и вообще, я заметил, сотрудники ГРУ имеют склонность «темнить» даже тогда, когда все уже абсолютно ясно и самое время добровольно раскрыть карты.

С подобным случаем я столкнулся во время моей работы в азиатской стране. Как-то находившийся у меня на связи агент передал годовой отчет контрразведки, в котором подробно описывались все ее достижения в борьбе с советской разведкой.

Из этого отчета мы узнали много интересного, в том числе и то, кто из наших контактов связан с контрразведкой или работает под ее контролем. Но в числе тех, кто упоминался в этом отчете, наряду с нашими контактами, были лица, нам совершенно неизвестные, из чего мы вполне резонно предположили, что с ними работает резидентура ГРУ.

Руководствуясь самыми лучшими побуждениями, мой шеф встретился с резидентом ГРУ и поинтересовался, известны ли ему такие-то и такие-то лица, которые, по имеющимся у нас данным, сотрудничают с контрразведкой. При этом он сообщил кое-какие детали, позволяющие с достаточной точностью их идентифицировать.