Халцедоновый вереск - Вира Наперстянка

Ведьма с шаманкой посмотрели на меня как на полоумную.

– Его взгляд пробирает до всех корешков волос, – ответила Миладея.

– Сила, – добавила Отила.

Теперь уже я смотрела на приятельниц как на полоумных.

– Пробирает?..

Какое-то мгновение мы смотрели друг на друга с непониманием, потом по команде опустились в глубокие реверансы.

– Неужели ты этого не чувствуешь? – прошептала Миладея.

– Чего? – Я по-прежнему не понимала, что должна чувствовать.

– Что он… Ну, не знаю… король?

– Сила. Очень сильная сила, – вновь произнесла Отила.

– Могущество, сила и… тьма, – добавила Миладея, теребя защитные артефакты на шее, которые я отдала ей ранее. – Одним словом, король. Не зря Аритеррой правят Элвуды. От принца веет похожей силой.

Я растерялась. Рядом с Орсо я вообще не замечала никакого изменения магического фона. Ничего необычного. Что Орсо, что булочник из лавки на окраине, фон рядом с ними казался мне одинаковым. Что же касается Дара… Меня частенько рядом с ним пробирает дрожь, но, боюсь, это не из-за давящей силы, а из-за того, как кривовато он улыбается, как скрещивает на груди крепкие, но изящные руки. Или от того, как он в растерянности или усталости проводит рукой по волосам, хмурится, когда углубляется в текст очередного талмуда, как с осознанием своего превосходства и силы идет по коридору замка, насмешливо смотрит на советников, которые лепечут оправдания, почему же они не подготовили доклады.

– Адрия! – Миладея дотронулась до моего плеча.

Ох, мои мысли завели меня куда-то не туда. Жар прилил к щекам.

– Ты о чем думаешь? – с подозрением спросила ведьма.

– Ясное дело, о шкуре, – усмехнулась шаманка, – или, как у вас говорят, о сеновале.

Я молилась всем богам сразу, лишь бы мои щеки не окрасились в пунцовый цвет.

– Так ты не чувствуешь его силы? – все еще с подозрением спросила Миладея.

– Я думаю, что чувствую силу. Но не «сильную силу», – я повторила слова Отилы, – а просто гул стихий. И… притяжение, – неразборчиво проворчала я, но приятельницы услышали и понятливо заулыбались.

– Дарион красивый мужчина, – заметили они в один голос.

Я прикусила изнутри щеку, чтобы не выдать лишних эмоций. Безумно красивый, завораживающий, притягательный. Можно было бы еще перечислять и перечислять, но пора уже стереть с лица это глупое мечтательное выражение.

– Ты сказала про тьму, – обратилась я к ведьме. – Что ты имела в виду?

– Сила. Тепло, холод – все вместе, – пожала плечами она.

– Что-то исконное, изначальное. Тьма, – подытожила Отила.

Девушки заставили меня крепко задуматься. Тьма в понимании многих – это нечто плохое, ужасное, нарушающее течение жизни и природы. Но если о тьме, как о силе и истоке, говорят особо чуткие к магическим потокам и природным силам магички, это повод почитать записи Алия Темного с особой тщательностью. Если я наведаюсь к лорду Гаррету с просьбой разбираться в записях вместе, он согласится? Надеюсь, что да.

После безумного количества реверансов мне захотелось проветриться. До открытия бала оставалась пара десятков минут, поэтому, исчезнув из поля зрения надзирательниц, я выбралась в королевский парк. По случаю празднества его снабдили множеством обогревающих артефактов, поэтому нарядно одетых парочек по нему гуляло немало. Свернув с основной тропинки, я дошла до зеленого лабиринта. От него успокаивающе веяло хвоей, а мягкие и не очень иголочки приятно покалывали пальцы. Я пробежалась рукой по вечно зеленой стене и раздавила пару можжевеловых ягод. Брызнувшим соком смазала запястья. Прекрасный аромат. И теперь останется со мной надолго. Немного успокоившись, я двинулась вглубь лабиринта.

Было немного боязно, на каждый шорох я оборачивалась. Казалось, что за поворотом меня ждет очередная живая статуя. Почему-то ледяная фигура невесты меня пугала куда больше окровавленного, распластанного на полу тела.

Ледяная фигура – это искусство. Ледяная фигура из живой невесты – все еще искусство, завораживающее и ужасное. И человек, который делал из девушек статуи, пугал меня намного больше того, который планомерно, с арифметическим расчетом укладывал их в рунический круг и перерезал им горло. Первый был безумен в своей любви к искусству и преданности некоему делу, второй просто хотел добиться какого-то результата.

Вывернув из очередного коридора хвойного лабиринта, я пришла к его сердцу. Криница духов. Нечто вечное, как и зеленый цвет лабиринта. Родник существовал еще до провозглашения Аритерры отдельным государством. Если верить древним летописям, то еще до Великого извержения.

Маленькое озерцо, обложенное зеленым ногатом, который при свете дня придавал воде красивый перламутрово-бирюзовый оттенок, а в сумерках добавлял таинственный фиолетовый отблеск.

Рядом с бьющим источником стояла кованая скамейка, на которой, к моему большому удивлению, сидел человек. Я зажгла огонек. Синий бархатный камзол с серебристой вязью, белая рубашка, темные волосы. Его голова устало покоилась на руках, согнутых в локтях. Смотрел он на равномерное биение сердца лабиринта.

Я потушила огонек и собралась развернуться.

– Садись, – раздалось тихое приглашение.

– Я… – Я не знала, что собиралась сказать и что собиралась делать. Хотелось уйти без оглядки и остаться. Сердце стучало как бешеное.

Я села. На самый край скамейки. Но это все равно было слишком близко. И слишком далеко. Между нами лежала корона. Каким бы она ни была легендарным артефактом, смотреть на нее сейчас совершенно не хотелось. Я перевела взгляд на бьющий ключ.

– Не холодно? – спустя минуты молчания спросил Дарион.

– Нет, – покачала головой я, начиная испытывать неловкость. Погода – это все, о чем мы можем поговорить?

От Дариона повеяло теплом, и это заставило меня улыбнуться. Он делал так и в детстве: сначала спрашивал, а потом делал все по-своему. Неплохая черта у короля, если тот не самодур, но безумно раздражающая черта у друга. Впрочем, воздух и впрямь был прохладный, тепло артефактов не добиралось до сердца лабиринта. Сейчас казалось, что тепло не может добраться и до моего сердца.

– Ты бы могла приговорить к казни несколько сотен человек? – Неожиданный вопрос после продолжительного молчания.

Я перевела взгляд на Дариона, он продолжал смотреть на криницу духов.

– Почему ты спрашиваешь меня?

Он усмехнулся.

– Считай, что даю задание заранее с одного из испытаний.

– И от кого ты желаешь получить ответ? От участницы отбора или… просто от меня?

Дарион покачал головой, и в его профиле наметилась улыбка. Не очень радостная, не предвещающая для меня ничего хорошего.

– В этом и разница, – очень тихо, будто обращаясь только к себе, произнес он. – Она говорит то, что лежит у нее на сердце, а ты… несколько раз все обдумаешь, завуалированно ответишь, спрятав в ответе несколько подводных камней.

Сердце замерло. Я во все глаза смотрела на Дариона.

Нет, нет, нет. Только не ты.

Я ненавидела, когда меня с кем-то сравнивали. Это настолько претило, что когда только начинали произносить фразу-сравнение, я просто уходила. Я не такая тихая и послушная, как дочка маркиза из близлежащих земель, не обладаю достаточной грацией в отличие от леди Мабель, чтобы танцевать куранту, у меня нет такой мотивации в выполнении заданий, как у более бедной однокурсницы. Бла-бла-бла. Проблема в том, что сколько бы мне подобное ни говорили, походить