Корабль дураков; Избранное - Себастиан Брант

Тащил, во рвении неистов,

Всю утварь из жилища пристав.

Пьянчуге это нипочем —

Он в Рим собрался с богачом.

Тот важно восседал в седле,

А бедный плелся по земле.

По окончании пути

Им нужно было кров найти.

Богач в гостиницу вселился,

Бедняк в лачуге приютился.

Назавтра аугсбургцы с утра

Отправились в собор Петра.270

Там индульгенций прямо кучи:

Сам выбирай, какая лучше.

У бедняка карман пустой,

И не купил он никакой,

Но исповедался монаху.

Тот, не раздумывая, с маху

Его очистил от грехов.

«Эх, если б так и от долгов!

Понятней было бы тогда,

Что я не зря пришел сюда».

Наш греховодник был из тех,

Кому и в церкви только смех.

Иначе поступил богатый:

Он выложил на стол дукаты

И грамоту унес с собой,

Где возвещал отец святой

На все земное бытие

Ему прощение свое.

Когда ж начнется жизнь иная,

Ему врата отверзнут рая.

Теперь, святой покинув град,

Они отправились назад:

Богатый на коне верхом,

Бедняк — у стремени — пешком.

Бесстыдно хвастал богатей

При бедном грамотой своей.

Грехи — пустяк, он с нею, мол,

Бессмертье в небесах обрел.

Известно всем вам изреченье:

«Кто ищет в Риме отпущенья,

Приходит без гроша домой

С такой же черною душой».

Еще жадней богатый стал.

Где мог, он бедных притеснял.

Но и бедняк спешил свернуть

На прежний свой порочный путь.

Завел друзей таких, как сам,

Шатался с ними по ночам

И долгий коротал досуг

Средь богохульников, пьянчуг.

Он сквернословил, пил и жрал,

Буянил и в канавах спал.

И вот случилось вскоре так,

Что занедужил наш бедняк.

Лежал он, совестью томим,

Когда явилась смерть за ним.

Душа несчастная из тела

В ад без задержки полетела.

Настал и богатею срок.

Он тоже тяжко занемог.

Скончался вскорости и он,

С творцом своим не примирен.

И так как он грешил без меры,

Был ввергнут в адские пещеры.

И там бедняк его узнал.

«Да как же в пекло ты попал?

Я помню грамоту твою.

Так отчего ж ты не в раю?

Открыт был доступ папской властью

Тебе к бессмертию и счастью,

И Петр был должен, рад не рад,

Тебя впустить в небесный град».

Богач сказал: «В час смертный мой

Лежала грамота со мной.

Но лишь мои затихли стоны,

Явился черт, но неученый.

Он грамоту прочесть не мог

И в ад меня с ней поволок.

Печать от жара потекла,

Сгорела грамота дотла.

И вот я волею господней

Остаться должен в преисподней.

Зачем я бога не молил,

Чтоб он грехи мои простил?

Ведь кровь за нас отдав, Христос

Нам искупление принес.

Кто скверные дела бросает,

На грамоты не уповает.

Исправься я, удел иной

Господь послал бы мне. Покой

Вкушал бы мирно я в земле,

А не варился здесь в котле!

Над нами смилуйся, о боже!»

Желает вам Ганс Сакс того же.

271

Прочел я в древней книге ныне:

Один отшельник не в пустыне

Жил, как обычно, а в лесах,

Всегда в молитвах и постах.

Повадился он с давних пор

Ходить на королевский двор

Как раз к обеденным часам…

Его кормили сытно там:

То калача с собой давали,

То мед в стаканчик наливали.

Вот этак с полною сумой

Отшельник шествовал домой.

И в благодарность он премного

Хвалил и короля и бога,

Но мед свой очень скупо ел

Среди благочестивых дел.

Сей мед в кувшин он выливал,

Над ложем тот кувшин стоял

И полон меду был всегда.

Вот так спокойно шли года…

Вдруг выдался тяжелый год:

То дождь с грозой, то град сечет,

Неурожай для многих сел,

Погибло в ульях много пчел,

Глядишь, и меду нет в стране

И сразу вырос он в цене.

Отшельник как-то раз лежал,

Кувшин над ложем созерцал

Довольно тупо и уныло,

Но вдруг его как осенило,

И сразу в нем вся кровь взыграла

И сердце так возликовало:

«В кувшине-то до края мед,

Продам его в голодный год,

И мне дадут червонцев пять.

Овечек стану покупать,

А наберу до десяти,

Так стану их в лесу пасти,

А год пройдет — я вновь богат:

Ведь овцы принесут ягнят.

Уже их будет не десяток,

А двадцать ярок и ягняток.

Еще годок — их станет сорок,

А жир бараний очень дорог…

Лет через десять, наконец,

Здесь будет тысяча овец.

Потом овечек я налажу

Из той отары на продажу,

Куплю коровушек, коней,

Найду и девок и парней,

Потом куплю себе землицу

Под рожь, гречиху и пшеницу,

А овцы мне дадут легко

И шерсть, и сыр, и молоко.

И птицею обзаведусь я:

Индюшки, куры, утки, гуси…

Да, стоит только захотеть,

Труд не велик — разбогатеть!

Пройдет еще семь-восемь лет,

И вот — меня богаче нет!

Отменный дом себе построю

И в платье модного покроя

Защеголяю, и жена

Для грешной плоти мне нужна,

Да чтоб была красивой, славной

И знатною, и благонравной.

С ней буду жить я мирно, дружно,

А дальше и сынка бы нужно…

Ах, боже, радость-то какая!

Его я строго воспитаю:

Еще в младенческих летах

Внушу мораль и к богу страх,

Искусства преподам, науки,

Чтоб вырос мастер на все руки

И настоящий человек!

И этот сын на целый век

Продлит в потомстве весь мой род,

И наше имя процветет!

Он будет на меня похож,

Весьма приятен и пригож,

И будет за его дела

И после смерти мне хвала!

Все это так, а если он

Не будет слушаться с пелен,

В мои уроки не вникая

И назиданьям не внимая,

А дальше в юности шальной

Впадет в разврат и блуд сплошной,

От добродетели далек…

Ну что ж, тогда я буду строг

И заведу с ним разговор,

Как стыд, бесчестье и позор

Доводят грешного юнца

Порой до страшного конца.

Примеры на глазах у нас:

Как божий гнев в зловещий час

Разит распутников, как гром…

А ежели с таким сынком

По-прежнему не будет сладу

И он, минуя все преграды,

Презрит мои нравоученья,

Окажет неповиновенье

И будет жить в разврате скверном,

В бесстыдстве и грехе безмерном,

Тогда расправы он дождется:

Мой посох по нему пройдется!»

Тут посох свой схватил он в руку,

Чтоб сыну преподать науку,

Решив примериться слегка,

Как станет он лупить сынка…

И ярость затаив и злобу,

Хотел на ложе сделать пробу,

Как сыну он прочешет спину…

Да двинул с маху по кувшину!

И вот кувшин разбит в куски,

Летят на землю черепки,

Струя янтарная бежит,

И липким медом он облит.

С трудом соскреб он мед с постели

И сам отмылся еле-еле…

Так потерпел он полный крах

В своих надеждах и мечтах!

Мудрец оставил в назиданье

Нам это древнее сказанье,

Чтоб были трезвы наши мненья,

Чтоб разум, чувство, настроенье

Мы от земли не отвлекали

И в горных высях не витали.

Все вещи суетные эти

Мы часто видим в ложном свете…

Надежды наши и стремленья —

Порою только ослепленье!

И нас ведет мечты полет

Не к цели, а наоборот.

И вместо денег — нищета,

А вместо чести — клевета,

И вместо радости — печаль…

Вот тут себя и станет жаль.

Все человеческие планы

Без бога — зыбкие туманы,

Когда помочь не хочет бог,

Любой наш план, бесспорно, плох.

Нас учит мудрый Соломон:272

Слаб человек, и верит он

В надежную опору — бога,

И благо — мало или много —

Из божьих рук он получает,

Сам блага он не созидает.

Мы будем на земле кружиться,

Покуда жизнь земная длится.

Дух ввысь влечет нас от земли,

А плоть томит в земной пыли,

Пока в могиле не истлела…

Сначала умирает тело,

Затем от смерти вновь очнется

И вместе с духом вознесется,

Чтоб в жизни вечной воссиять…

Вот что Ганс Сакс хотел сказать!

В горах один помещик жил;

Свое добро он просадил

На кости, пьянство и разврат

И к старости стал небогат.

Надумал ехать, ан и нет

Ни лошаденки, ни монет.

Он в город по делам спешил,

Так поневоле затрусил

И на своих двоих. Туда

Поспел он к ночи без труда.

Трактирщик сразу же заметил

Его убожество и встретил

Не шибко вежливо — ну что ж?

С почтенья шубу не сошьешь!

Но вслед за ним приехал тоже

Монах дородный, краснорожий.

И на ночлег в трактире том

Остановился он с конем.

Конь у монаха вороной,

С полсотни талеров ценой,

И зарился не без причин

На эту лошадь дворянин.

Мол, кабы мне скакун достался,

Уж я бы славно покатался,

Как подобает! Горько мне,

Что вот на эдаком коне

Монах гарцует шелудивый!

А конь-то, конь какой красивый!