Корабль дураков; Избранное - Себастиан Брант

А конь-то, конь какой красивый!

Помещик размышлял всю ночь,

Как делу этому помочь.

Он встал, когда чуть-чуть светало,

И завернулся в одеяло,

И подпоясался потом,

Как нищий странничек, лычком.

Он бороденку растрепал,

В нее соломы напихал,

А ноги обмотал тряпицей,

Как будто гной из них сочится,

И, взяв с собой два костыля,

Заковылял через поля

В лесок: монах ведь, вероятно,

Поедет через лес обратно

К себе на родину один.

И вот лукавый дворянин

На ель закинул костыли

И у дороги лег в пыли.

Когда ж монаха увидал —

И закряхтел, и застонал,

И, к милосердию взывая,

Рыдая, руки воздевая,

Монаха начал умолять

Те костыли ему достать:

Ландскнехт его-де наземь кинул

И костыли на ель закинул.

«Что делать мне без костылей!

О добрый странник! Пожалей!»

Монах, растроганный пройдохой,

Сказал: «Ну погоди, не охай!»

Коня он к дереву ведет,

Поводья старцу подает.

Монах на дерево взобрался,

А дворянин к коню подкрался,

Вскочил и прочь, что было сил,

И костыли свои забыл!

Монах кричит ему: «Куда ты!

Коня украл ты, плут проклятый!»

А тот в ответ: «Конечно, так!

А костыли возьми, дурак,

И ковыляй во славу божью!»

Монах, взбешенный этой ложью,

Метался, злился, завывал

И даже черта призывал.

Зарекся нищим доверять,

Они-де всем плутам под стать!

И, проклиная козни их,

Поехал на своих двоих.

Из шванка явствует одно:

Хоть это было и давно,

Однако же и в наше время

Случиться может так со всеми,

А в Бамберге и не один

Такой найдется дворянин,

Который горд происхожденьем,

Но шибко не богат именьем,

И богачи такие есть,

Которым неизвестна честь.

Но благородных все же много,

Блюдущих честь и веру строго,

Они насилий не чинят

И чванства в сердце не таят,

Они-то пусть и процветают —

Ганс Сакс им этого желает!

273

Астипул говорит, что встарь

Жил в Свейских землях274 государь,

Король Халдан,275 суровых правил,

И государством мудро правил.

Он воевал всегда счастливо,

Супругой обладал красивой,

Но, хоть весьма того хотел,

Он долго сына не имел.

Все ж королева понесла

И мужу сына родила,

Чему король был очень рад, —

Тут веселился стар и млад.

Король велел костры палить,

Чтобы наследника почтить.

Однако эту новость вскоре

Внезапно омрачило горе:

Придворный звездочет узнал

Из вычислений и зеркал

И предсказал отцу, что сразу

Ослепнет сын на оба глаза,

Коль до двунадесяти лет

Увидит солнца полный свет.

Король был очень удручен,

Но по совету мудрых он

Решился горю пособить:

В пещеру сына поместить

И воспитать во тьме ночей

При свете восковых свечей.

Под наблюденьем мудрецов,

Двух седовласых стариков,

В пещере рос да рос ребенок.

Когда ж он вышел из пеленок,

С ним те же двое старцев были,

И королевича276 учили

Они и чтенью и письму

В тиши, и незнаком ему

Был целый мир до этих пор

И королевский пышный двор.

Он ездить не умел верхом,

Он острым не владел мечом,

Он не охотился в лесах,

Не пировал он на пирах,

На звонкой лютне не играл

И отродясь не танцевал.

Вдали от света отрок рос,

Но все же задавал вопрос

Своим учителям не раз:

«Да есть ли люди, кроме нас?

Еще-то где-нибудь живут?

Да как мы появились тут?

Ужель гора нас родила!»

А старцев оторопь брала,

И мудрецы давались диву

Какой у мальца ум пытливый,

Но взаперти его томили

И долго от него таили

Всю истину про белый свет.

Но вот прошло двенадцать лет.

Король велел без долгих слов

За сыном отрядить послов

И привезти его с музыкой,

С весельем, с почестью великой

Из тьмы пещеры в край привольный

В свой Копенгаген,277 город стольный.

Повел он сына в тронный зал

И горделиво показал

Ему бессчетное добро —

Казну, и злато, и сребро.

Дивился отрок потому,

Что внове было все ему, —

Он странным многое почел.

Затем король его повел

Полюбоваться скакунами,

Своими добрыми конями,

А там и в замок за собою,

Чтобы увидеть все покои,

Все королевские палаты,

Что разукрашены богато,

Резьбу по стенам, и на них

Вещей немало дорогих, —

Щиты, рога, гербы, картины.

Дошли до женской половины.

Там было много дев прекрасных

В нарядах шелковых, атласных,

И, показав на них перстом,

Внезапно сын спросил потом

Родителя: «А что такое

Теперь мы видим пред собою?»

Король ответил: «Сын мой, это

То, что глаза лишает света,

Что все мужчины проклинают,

Нечистой силой называют».

Повел он сына в арсенал,

Там ружья, пушки показал,

Все погреба пороховые

И все запасы боевые,

Потребные, чтоб воевать,

Страну и крепость защищать.

Все показав ему, отец

Спросил у сына наконец:

«Мой сын, из всех богатств державы

Что более тебе по нраву?»

И сын проворно отвечал:

«Ах, батюшка, я все узнал,

Но мне всего милее было

Нечистую увидеть силу!»

Смех обуял придворных тут.

Из этой басни все поймут:

Гони природу, — все равно

Войдет не в двери, так в окно!

Сию природу в нашу плоть

С рожденья вкоренил господь:

До гроба к женам оттого

Влечет мужское естество.

Не стало бы без вожделенья

Земному животу продленья!

Так пусть же род людской живет,

О чем Ганс Сакс и речь ведет.

278

Во Франкфурте сей случай был:

Злодея суд приговорил

К позорной казни, ибо он

Был в преступленьях уличен.

Преступник этот молодой

Был строен и хорош собой,

По-благородному держался,

В парчу да бархат наряжался,

Но был он вором из воров,

Да и разбойничать здоров,

И город, денег не жалея,

Поимку оплатил злодея.

Теперь на казнь его вели,

За ним толпою люди шли

И сожалели все согласно,

Что судьи чересчур пристрастны.

Когда на суд его вели,

На постоялый двор зашли,

Где самых разных княжеств знать

В тот день собралась обсуждать

С франконской знатью соглашенье.

Во всех дворянах сожаленье

Злодей-красавчик возбудил,

Когда он мимо проходил.

«Как молод! Бог ему прости!

Ему ведь нет и двадцати!

А что за взгляд! Осанка! Стать!»

Вконец разжалобилась знать.

И в ратушу они прошенье

Составили о снисхожденье

К сему преступнику: ведь он

И молод и не умудрен!

Пусть бургомистр окажет милость,

Чтоб злая казнь не совершилась,

Чтоб меч красавца не сразил…

Их бургомистр в ответ спросил:

«Да знаете ль вы, господа,

Что привело его сюда?

За что сей юноша караем?

Дворяне молвили: «Не знаем.

Но молод он, красив лицом

И сострадание в любом

Из нас невольно вызывает».

Тут бургомистр им отвечает:

«Так знайте: мы не так уж строги:

Разбойник он с большой дороги.

Он с шайкой дерзких молодцов

Проезжих обирал купцов,

Он бед немало натворил

И этой казни заслужил;

Но просьбу вашу мы уважим

И вам, конечно, не откажем;

Вас чтим мы купно, посему

В сей раз даруем жизнь ему

И шайке всей, но, господа,

Пусть он покинет навсегда

Наш край и никогда не тщится

В наш мирный город возвратиться!»

Дворяне это услыхали,

Смутились и внезапно стали

Вести иную речь: «Позор!

Так этот парень просто вор!

Купцов он грабил, и притом

Дворянской крови нету в нем!

Мы раньше этого не знали!

Мы зря ходатайство писали!

Пускай ведут его казнить:

Ведь мыслимо ли допустить,

Чтобы батрак разбоем жил

И перед господом грешил!

Купцов ведь тоже грабить грех:

Одним дворянам без помех

В карман купеческий под стать

Глаза и руки запускать!

На то дворяне — власть имущие

И это дело — им присущее!»

Засим дворяне сердобольные

В конце концов ушли довольные.

А в заключенье скажем так:

Баварец, шваб — пусть знает всяк,

Пускай ликует все купечество:

Дороги нашего отечества

Очищены от шаек злых,

Злодеев нет в лесах густых!

Дворянам вовсе не под стать

Делам разбойным потакать;

Будь вор и рыцарского роду,

Нельзя давать ему свободу!

Зато купцам теперь легко:

Товары возят далеко —

И по горам и по долам, —

А прежде грабили их там!

Когда по улице идешь

И в шапке золото несешь,

Коль золота никто не видит —