Корабль дураков; Избранное - Себастиан Брант

То, как обычно это встарь

Водилось, послушник ему

Помог завязывать тесьму.

Когда ж монах был облачен,

Заметил послушник, что он

Неровно узел завязал,

И поправлять тесемку стал,

Что, видимо, была плоха…

Да вдруг нащупал петуха.

Монашек же решил со зла,

Что то собака подошла

И зубы в петуха вонзила.

Дрожа от гнева, с дикой силой

Он как брыкнет назад ногой!

И тут помощник молодой,

Рукой схватившись за живот,

Бряк на пол, да и не встает.

Толпа от смеха надрывалась.

Ей вся история казалась

Шутливой праздничной игрой,

Но настоятель шуткой той

Рассержен был, когда узнал.

Он вора строго наказал,

Отнявши у него свободу

И посадив на хлеб и воду.

Из этого могли бы вы вот

Такой, послушав, сделать вывод,

Что и в стенах монастыря,

По совести-то говоря,

Заводятся грехи подчас.

Монахи ведь не лучше нас,

Такая ж плоть и кровь у них,

И те же страсти бродят в них.

Вот если б, вместе с волосами,

Они простились со страстями,240

Не зарились на петухов,

Тогда была бы для грехов

В монастырях иная такса.

Вот наблюденье Ганса Сакса.

241

Жил как-то в Мейсене242 один

Гостеприимный дворянин.

Он был отменный хлебосол —

Весь день держал накрытый стол.

Бывало, зазовет домой

Гостей и все из кладовой

Достанет: мясо, рыбу, птицу,

И просит всех за стол садиться, —

Ни в чем отказа никому.

И вот случилось, что ему

Рыбак угря принес с улова —

Большого, жирного такого.

Гостям наш рыцарь рыбу прочит,

Ее сберечь получше хочет,

И запустил угря в садок,

Чтоб тот гостей дождаться мог.

А сам берет двух верных слуг

И с князем на охоту вдруг

Поехал, распростясь с женой.

Что в замке делать ей одной?

И вспомнила угря в садке.

Об этом лакомом куске

Ей мысль не в первый раз пришла,

Но все ж она не столь смела,

Чтобы угря освежевать,

Велит за фогтшею243 послать.

А та у замка проживала.

Хозяйка фогтше рассказала,

Что ей охота съесть угря.

Та, льстиво ей в глаза смотря,

Ответила: «Покушай смело,

А спросит муж, куда ты дела

Угря, ты сразу отопрись,

На выдру, на бобра сошлись».

Хозяйка приняла совет

И фогтшу просит на обед.

Они себе полрыбы жарят,

Другую половину варят,

И отобедали вдвоем.

Тут муж приехал вечерком.

И вот уж без сапог, без шпор

Он из окна глядит на двор.

А в клетке у окна — сорока.

Она все видит издалека,

А что увидит — говорит.

Он ей про новости велит

Сказать. И вот ее слова:

«Хозяин, уж тому дня два,

Жена и фогтша тут болтали

И толстого угря сожрали».

Поверить птице он не мог

И вышел осмотреть садок.

А там давно уж нет угря, —

Сорока не болтала зря.

Тогда хозяйку он спросил,

Куда же угорь их уплыл?

Хозяйке будто невдомек:

«Не знаю, право, муженек!

Уж не достался ли бобру

Иль к выдре угодил в нору?»

Ей муж в ответ: «Не ври так лихо,

Ведь это ты и есть бобриха,

А фогтша — выдра, вот в чем дело,

Угря, как видно, ты и съела,

Вы вместе слопали его».

Жена озлилась на него,

Но тем, что дерзко так врала,

В огонь лишь масла подлила.

Уж очень он рассержен был

И ей пощечину влепил.

Но тут хозяйка взбеленилась

И мужу в бороду вцепилась,

А он ее — за волоса, —

Чуть что не в клочья вся коса, —

И так ее исколотил,

Что стал ей белый свет не мил.

Сбежались слуги тут на крик

И розняли обоих вмиг.

Наш рыцарь снова выезжает

И слуг обоих забирает.

Жена ж велела фогтшу звать

И говорит: «Хочу я знать,

Кто мужу рассказал о том,

Что натворили мы с угрем,

И кто бы это мог заметить?»

Тут фогтша ей спешит ответить:

«Сорока обо всем доносит,

Когда ее хозяин спросит».

Хозяйка ей: «Твои слова

Мне говорят, что ты права.

Ей надо крепко отплатить,

Притом и жизнь ей сохранить».

Из клетки птицу вынимают,

И перышки ей выдирают,

И приговаривают враз:

«А ну, сболтни еще про нас!»

Ей перья выдрали так ловко,

Что оплешивела плутовка,

И в клетку сунули опять.

Отныне, стоит увидать

Сороке лысого монаха,

Она уж верещит от страха:

«Ты, верно, облысел не зря,

Сболтнул, как видно, про угря,

И вот, лишив тебя доверья,

Тебе повыдергали перья,

Чтоб легче было распознать,

Что первый твой порок — болтать».

А в шванке этом есть наука,

Что болтовня — плохая штука.

Коли сберечь ты хочешь перья,

Так не подслушивай под дверью

И дальше слух не распускай,

Не то сам на себя пеняй.

Не зря говаривали деды:

Не суй свой нос в дела соседа!

Что пользы любопытным быть?

Так нос недолго прищемить.

Ведь муж с женою вновь поладят

И тут же сплетника отвадят.

Он сплетней враз всех разобидит,

И всяк его возненавидит.

Коль ты болтлив, умерь свой пыл. —

Ганс Сакс тебя предупредил.

244

Случилось как-то, что один

Баварский знатный дворянин

В свят день к себе на разговенье245

Монаха пригласил в именье.

Монах пришел, и за столом

Они сидели всемером;

Хозяин во главе стола,

Супруга рядом с ним была,

И были два сынка при ней

И две — одна другой милей —

Красивых дочки. А седьмым

Подсел духовный пастырь к ним.

Молитву быстро он прочел,

И тотчас подали на стол

Кулич и яйца. Так давно

В Баварии заведено.

Поели кулича, и тут

Телячью голову несут,

А с нею и телячьи ножки,

Дабы подзакусить немножко.

Когда ж всяк этого поел,

Котел с похлебкою приспел,

А вслед за ним несут большую

На блюде рыбу отварную.

Монах на рыбу так нажал,

Что пот с него ручьем бежал.

И наконец жирен на диво

Был подан им каплун с подливой.

К монаху дворянин потом

Котел подвинул с каплуном,

Чтоб этим к сану изъявить

Почтенье, и просил делить

На всех жаркое чин по чину.

Монах ответил дворянину:

«Я, сударь, право, не барон

И к вежеству не приучен.

Но коль уж мне делить случилось,

Так поделю я, как водилось

Когда-то в старину у нас».

Хозяйка молвила тотчас:

«Отец, прошу, чтоб вы делили,

Как деды вас тому учили».

Отсек, нож взявши, как тесак,

Каплунью голову простак

И дворянину протянул.

Потом опять ножом взмахнул,

Каплунью шейку отрубил

И ей хозяйку оделил.

Отрезав лапки, частью сей

Почтил хозяйских сыновей.

Потом и дочек он почтил:

По крылышку им положил

Каждой на блюдо расписное.

Себе ж оставил остальное.

Кусок глотая за куском,

Он тушку слопал целиком,

До косточки все изглодав,

Другим и хрящика не дав.

Всех удивил святой отец.

Спросил хозяин наконец:

«Вас мудрецы учили, что ли,

Иль вы учились в некой школе

Делить еду столь мастерски?»

Монах ответил: «Все куски

(Уж вы поверьте, сударь, мне)

Делю по совести вполне.

Вы здесь являетесь главою —

Я наделил вас головою,

Чтоб ваше мудрое правленье

Держало чернь в повиновенье;

Вы храбры в спорах и боях,

Да будет чужд и впредь вам страх!

Главней всех после вас в дому

Супруга ваша, посему

Я отдал шейку ей: жена

Уметь хозяйствовать должна,

Заботой о припасах жить,

Без коих вживе нам не быть.

А лапки сыновьям затем

Я дал, что щит, и герб, и шлем,

И весь ваш род высокочтимый

На них стоит неколебимо.

Потом по одному из крыл

Я дочкам вашим подарил,

Чем дал понять, что в самом деле

Девицы для любви созрели,

Когда, наряжены на диво,

Умеют ловко и учтиво

В придворном плясе изогнуться

И с юношей перемигнуться.

Остались мне от каплуна

Всего лишь брюхо да спина.

К несчастным состраданье благо,

Я съел из жалости беднягу.

Без крова он, подобно мне,

Как он, мечусь я по стране.

Как птица я, но не летаю,

Я клюв свой на спине таскаю,246

Острижен вроде пустопляса,

Под цвет осла на мне и ряса,

И подпоясан, будто вор,

И бос, как гусь,247 хожу с тех пор,

Как был я принят в орден свой —

Все это — правда, сыне мой!»

Хозяин от души хохочет

Над тем, как их монах морочит,

Над тем, как духовник сполна

Себе оставил каплуна,

Однако дворянин потом

Не приглашал монаха в дом.

Урок таков из притчи сей:

Коль встретится среди гостей

Такой, которому неведом

Порядок, должный за обедом,

Который что послаще жрет,